Для большинства судов этот китобойный сезон складывался неудачно. Китов было мало, цена на масло оставалась высокой, и для китобоев Тихого океана наступали суровые времена. Заполнив корабль ценой невероятных усилий экипажа, капитан «Независимости», Джордж Свейн, вернулся в Нантакет в ноябре и предсказал, что «ни один корабль больше не сможет взять груз китового масла в южных морях». Овид Мейси опасался, что предсказание капитана могло сбыться. «Нужно найти новые китовые пастбища, где поголовье китов все еще многочисленно, – написал он в своем журнале, – или дело не будет стоить вложенных в него средств». Экипаж «Эссекса» отправлялся в путь, моля Бога о том, чтобы все эти предсказания не сбылись.
После нескольких неудачных месяцев у побережья Чили, отмеченных лишь остановкой для пополнения припасов в Талькауано, успех улыбнулся «Эссексу» у побережья Перу. Всего за два месяца Поллард и его люди наварили четыреста пятьдесят баррелей масла, убив около одиннадцати китов. Они убивали примерно по одному киту в пять дней. Но такой темп скоро вымотал экипаж. А погода лишь прибавила им работы. Сильный ветер и неспокойное море значительно усложняли охоту. «Эссекс» швыряло по волнам из стороны в сторону. Разделывать китов и вываривать масло на такой неустойчивой платформе было вдвойне сложнее. Волнение было таким, что поднимать и опускать вельботы стало небезопасно. «Наши шлюпки сильно пострадали, когда бились о борта, – вспоминал Никерсон. – Несколько раз они едва не разлетались на части, налетая на судно». Так необходимые в китобойном промысле лодки постоянно ремонтировались.
По мере того как количество бочек в трюме росло, «зеленорукие» привыкали к суровому китобойному промыслу. Рутинная работа – а китобойное судно представляло собой не что иное, как плавучий завод, – в конце концов притупила чувство удивления, возникавшее при столкновениях с китами. И матросы уже не рассматривали свою добычу как пятидесяти-шестидесятитонное создание, чей мозг в шесть раз больше человеческого (и, что должно было впечатлить моряков еще больше, чей член был размером с человека). Теперь они смотрели на кита как на «самоходное хранилище дорогого жира», как писал один из матросов. О китах говорили, прикидывая количество масла, которое можно вытопить из них: кит на пятьдесят баррелей. И хотя китобои много знали о привычках этих животных, они никогда не рассматривали их как нечто большее, чем просто товар, составные части которого – голова, жир, амбра и тому подобное – представляли некоторую ценность. Все остальное – тонны мяса, кости, внутренности – просто выбрасывалось. Эти гниющие плоты потрохов привлекали тучи птиц, рыбу и, конечно, акул. Точно так же, как освежеванные останки бизонов покрывали прерии американского Запада, обезглавленные останки кашалотов замусоривали океанские воды начала XIX века.
Даже самые неприятные моменты китобойного промысла стали проще, как только «зеленорукие» поняли, что это часть процесса, который приведет их к процветанию, – как мытье золота или выращивание пшеницы. Вот почему настоящие китобои так любят процесс выварки, этот заключительный шаг на пути превращения живого, дышащего кашалота в холодные, мертвые деньги. «Это ужасно, – признавал писатель Чарльз Нордхофф, – но старые китобои наслаждаются этим. Они с удовольствием вдыхают зловонный дым. Зловоние становится для них символом будущего богатства». Но дело было не только в деньгах. Каждый кит, каждая бочка с маслом приближали их к Нантакету, к возвращению в свои дома, к своим семьям.
Именно когда китобои вываривали китовый жир, они больше всего тосковали по дому. «В такие моменты с особой теплотой вспоминаешь о женах и детях, – говорил Уильям Мейси, – и каждый чувствует приближение дома и друзей, когда закупоривается очередная бочка и раздается крик “Уноси!”». И в самом деле, старые китобои все как один говорят, что самое приятное в рейсе – это «выварка и возвращение домой».
И именно в эти крайне напряженные и изматывающие месяцы у побережья Перу команда «Эссекса» получила то, что подстегивает энтузиазм любого китобоя, – письма из дома.
В конце мая «Эссекс» пересекся с «Авророй», новеньким кораблем, построенным компанией «Гидеон Фолджер и сыновья» специально для Даниеля Рассела, бывшего капитана «Эссекса». «Аврора» покинула Нантакет на следующий день после Рождества и принесла новости всего лишь пятимесячной давности – совсем свежие, с точки зрения моряка. Когда «Аврора» покидала Нантакет, цена на масло все еще была высока, люди все еще обсуждали пожар в классной комнате Роды Харрис в черной части города, которую называли Новой Гвинеей, а в деревеньке Сиэсконсет ловили треску, набирая до двухсот рыбин в одну лодку.
Но больше всего люди радовались мешочку с письмами, который Даниель Рассел передал капитану Полларду вместе с несколькими газетами. После того как капитан и его помощники разобрали свои письма, мешок был отдан остальным членам экипажа. «Забавно было наблюдать за теми из наших парней, кто разочаровался, не найдя ничего для себя, – вспоминал Никерсон. – Они бродили за нами по палубе, а когда мы читали свои письма, усаживались рядом, как будто могли найти в наших письмах что-то для себя». Отчаявшись узнать что-нибудь о собственной семье, неудачники утешались тем, что Никерсон назвал «просмотром газет по диагонали». Сам он перечитывал эти газеты столько раз, что наизусть выучил каждую строчку.
Встреча «Авроры» и «Эссекса» позволила Полларду пообщаться со своим бывшим капитаном, тридцатичетырехлетним Даниелем Расселом. «Аврора» была гораздо большим, современным судном и возвратилась в Нантакет всего через два года, доверху загруженная маслом. Позже многие говорили, что, уйдя на «Аврору», капитан Рассел забрал с собой и сопутствовавшую «Эссексу» удачу.
Среди всего прочего Поллард и Рассел обсудили новое, недавно открытое китовое пастбище. Словно в опровержение слов капитана Свейна о том, что кашалоты в Тихом океане перевелись, капитан Джордж Вашингтон Гарднер в 1818 году на корабле «Глобус» ушел в воды Тихого океана дальше, чем отваживался кто-либо из китобоев Нантакета. Он отошел от побережья Перу больше чем на тысячу миль и нашел там воды, полные кашалотов. Он возвратился в Нантакет в мае 1820-го, на его борту было свыше двух тысяч баррелей масла. Открытие Гарднера назвали «Дальними пастбищами». Весной и летом двадцатого года это была главная тема для разговоров между китобоями.
Понимая, что на Дальних пастбищах киты появятся лишь к ноябрю, Поллард решил сделать еще одну остановку в Южной Америке и пополнить напоследок запасы провизии, загрузив вдоволь фруктов, овощей и воды. А потом, пройдя Галапагосскими островами, где можно было набрать гигантских черепах, ценившихся благодаря их мясу, он направится к отдаленным океанским водам.
Где-то в сентябре «Эссекс» зашел в Атакамес, маленькое поселение в Эквадоре, к северу от экватора, где проживало порядка трехсот испанцев и индейцев. Там на приколе они нашли «Георг», китобойное судно из Лондона. Все на его борту, за исключением капитана Беннефорда и еще двух человек, слегли с цингой. Слишком уж долго они пробыли в открытом море. Их состояние было настолько серьезным, что капитан Беннефорд снял дом на берегу и превратил его в госпиталь для своих людей. Это было наглядное свидетельство того, как опасно уходить в открытый океан надолго.
Атакамес (китобои называли его «Такам») был городком бедным, но красивым. Некоторым морякам он представлялся садами Эдема. «Не перестаю восхищаться обильной зеленью этого овощного царства, – писал Фрэнсис Олмстед, чей корабль останавливался там в 1830 году. – Перед нами расстилались самые сладкие ананасы, а кокосовые пальмы, платаны и бананы изящно покачивали широкими листьями под порывами утреннего бриза. Тут были и апельсины, и лимоны, и другие фрукты, просто лежавшие повсюду в изобилии. Финики же вообще считались здесь сорным деревом». Тем не менее в лесах, окружавших город, кишели монстры – ягуары и другие опасные твари. Чтобы защититься от хищников, а также москитов и песчаных блох, горожане жили в бамбуковых хижинах, крытых соломой и поднятых над землей на целых двадцать футов. Атакамес был знаменит и своими птицами.
