– Разряд, – произнес медик, проводя дефибрилляцию. Его коллега отошел.

– Здравствуй, – обратился Дживан к девочке и присел рядом.

Она не сводила с медиков глаз. Почему ее никто не увел?.. Дживану не приходилось иметь дела с детьми, хотя подумывал уже и о собственных, и не знал, как с ними разговаривать.

– Разряд, – повторил медик.

– Не надо туда смотреть, – сказал Дживан.

– Он умрет? – всхлипнула девочка, почти задыхаясь от рыданий.

– Не знаю.

Артур лежал без движения даже после двух разрядов. Уолтер сжимал его запястье и мрачно смотрел куда-то вперед, пытаясь нащупать пульс.

– Как тебя зовут?

– Кирстен, – ответила девочка. – Кирстен Реймонд.

Сценический макияж на ее личике смотрелся странно.

– Кирстен, а где твоя мама?

– Она забирает меня только в одиннадцать.

– Объявляем время, – произнес медик.

– А кто же тогда за тобой присматривает?

– Пастушка Танья.

Девочка по-прежнему смотрела на Артура. Дживан сдвинулся, загородив его спиной.

– Двадцать один час четырнадцать минут, – проговорил Уолтер Джейкоби.

– Пастушка? – переспросил Дживан.

– Ее так называют, – ответила Кирстен. – Она за мной следит.

Справа подошел мужчина в костюме и что-то быстро сказал медикам, которые укладывали Артура на каталку. Один пожал плечами и откинул ткань с лица Артура, чтобы надеть кислородную маску. Притворство ради семьи актера, сообразил Дживан, иначе они узнают о смерти Артура из вечерних новостей. Трогательно.

Дживан поднялся на ноги и протянул руку хлюпающей носом девочке.

– Пойдем, поищем Танью. Она, наверное, сама тебя высматривает.

Что, конечно, вряд ли – Танья уже нашла бы свою подопечную. Дживан повел девочку за кулисы. Мужчина в костюме исчез. Кругом царил хаос – все сновали туда-сюда, шумели. Раздавались громкие просьбы пропустить каталку. Уолтер держался у изголовья. Процессия прошла по коридору к служебному выходу, и всеобщий шум только усилился. Люди плакали, звонили по телефону, сбивались в группки и раз за разом пересказывали друг другу случившееся («Значит, поворачиваюсь я, а он уже падает…»); одни отдавали распоряжения, другие не обращали на них внимания.

– Сколько же тут людей, – произнес Дживан. Он не очень любил толпу. – Видишь Танью?

– Нет, не вижу.

– Тогда лучше останемся на месте, она сама нас найдет.

Такой совет давала брошюра о том, что делать, если заблудишься в лесу. Дживан уселся на один из стульев у стены. Оттуда он видел неокрашенную заднюю часть фанерных декораций. Рабочий подметал искусственный снег.

– А с Артуром все будет хорошо? – Кирстен забралась на соседний стул и стиснула в кулачках ткань платья.

– Буквально только что, – сказал Дживан, – он делал то, что любил больше всего на свете.

Такой вывод Дживан сделал из интервью, которое прочитал месяц назад. Артур беседовал с газетой «Глоб энд мэйл»: «Всю жизнь ждал, когда достаточно состарюсь для роли Лира. Для меня нет ничего любимей игры на сцене, ощущения, что все происходит здесь и сейчас…» Странные слова. Артур, как правило, играл в кино, а кто в Голливуде жаждет постареть?

Кирстен молчала.

– В том смысле, что раз уж эта роль стала его самым последним делом, – проговорил Дживан, – то в этот момент он был счастлив.

– А это стало его последним делом?

– Думаю, да. Мне жаль.

Снег успели смести в небольшую сверкающую кучку.

– Я тоже больше всего на свете это люблю, – через некоторое время сказала Кирстен.

– Что любишь?

– Играть на сцене, – пояснила она.

Из толпы вдруг вынырнула заплаканная девушка и протянула к малышке руки. На Дживана девушка даже не посмотрела. Кирстен же, прежде чем уйти, оглянулась.

Дживан вернулся к сцене. Его никто не останавливал. Он почти ожидал увидеть Лауру в центре первого ряда – а сколько вообще прошло времени?.. – но зрителей уже не было. Уборщики подметали полы и собирали оброненные программки. На спинке кресла висел забытый шарф. Дживан покинул зал, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Он набрал номер Лауры. Тщетно. Она выключила телефон на время представления и, очевидно, до сих пор не включила.

– Лаура, – обратился Дживан к голосовой почте, – я в фойе. Ты где?

Задержавшись у дверей женского туалета, он выяснил у работницы театра, что там пусто. Затем еще раз обошел фойе и направился к гардеробу. На крючках оставалось совсем немного одежды, в том числе полупальто Дживана. А вот синее пальто Лауры уже пропало.

На Янг-стрит опускался снег. Дживан вздрогнул, когда увидел его – эдакий отголосок прозрачных кусочков пластика, которые до сих пор поблескивали на пиджаке. У служебного входа дежурило с полдюжины папарацци. Артур уже не так интересовал публику, как раньше, но за его фото все равно можно было выручить денег. Особенно теперь – он ввязался в эпический бракоразводный процесс то ли с моделью, то ли актрисой, которая изменила ему с режиссером.

До недавнего времени Дживан и сам работал папарацци. Он надеялся тайком проскользнуть мимо, однако эти люди с профессиональным чутьем замечали подобные уловки и тут же его обступили.

– Неплохо выглядишь, – обратился один. – Модное пальтишко.

Дживан был одет в двубортное полупальто – не такое уж теплое, зато отличающее его, как и планировалось, от бывших коллег, которые предпочитали дутые куртки и джинсы.

– Где пропадаешь?

– Работаю барменом, – ответил Дживан. – Учусь на парамедика.

– Серьезно? Хочешь за гроши с тротуаров пьяниц соскребать?

– Я хочу делать что-нибудь важное.

– Ну, ясно. Ты внутри был, да? Что там случилось?

Некоторые папарацци кому-то звонили.

– Говорю тебе, он умер, – раздалось рядом. – Снег, конечно, мешает, но посмотри, что я отправил, там лицо на снимке, где его грузят в «скорую»…

– Не знаю, – произнес Дживан. – В середине четвертого акта опустился занавес, и все.

Он соврал отчасти потому, что не хотел ни с кем разговаривать. Наверное, кроме Лауры. И отчасти потому, что не желал разговаривать именно с этими людьми.

– Вы видели, как его увезла «скорая»?

– Выкатили из этого выхода, – отозвался фотограф, который то и дело нервно затягивался сигаретой. – Медики, «скорая», все дела.

– Как он выглядел?

– Честно? Как чертов труп.

– Ботокса надо меньше колоть, – фыркнул другой папарацци.

– Официальное заявление было? – спросил Дживан.

– К нам вышел мужик в пиджаке. Истощение и – что бы вы думали? – обезвоживание. – Несколько человек рассмеялись. – Стандартная отговорка.

– Пора открыть им эту тайну, – заговорил фотограф, упомянувший ботокс. – Пусть бы хоть кто-то уже решился отвести в сторонку одного-другого актера и сказать, мол, слушай, дружище, передай остальным: пейте больше водички и периодически ложитесь спать, ага?

– Увы, я видел еще меньше вашего, – произнес Дживан.

Затем он сделал вид, будто ему звонят, и зашагал по Янг-стрит, прижимая телефон к уху. Через полквартала Дживан остановился под козырьком какой-то двери, чтобы снова набрать Лауру. Ее телефон был до сих пор выключен.

Дживан мог бы поймать такси и оказаться дома уже через полчаса, но ему нравилось прогуливаться на свежем воздухе, подальше от людей. Он вдруг ощутил себя странно, почти преступно живым. Какая несправедливость – его сердце продолжает уверенно биться, а Артур лежит где-то там, бездыханный и холодный… Дживан шел на север по Янг-стрит, сунув руки в карманы. Снег падал на лицо и покалывал кожу.

Дживан жил в районе Кеббеджтаун, северо-восточнее театра. В двадцатилетнем возрасте он отправился бы в такой путь, даже не задумываясь, – несколько миль пешком, пока мимо проплывают красные трамваи. Впрочем, он уже давно так не ходил и сомневался, стоит ли пытаться сейчас. Тем не менее, свернув направо, на Карлтон-стрит, он ощутил внезапный порыв и все же прошел мимо трамвайной остановки.

У парка Аллан, примерно в середине пути, Дживана охватила внезапная радость. Артур умер, напомнил он себе, ты не смог его спасти, чему здесь радоваться? Однако повод нашелся; Дживан был счастлив, потому что всю жизнь гадал, какую профессию выбрать, и теперь понял, совершенно ясно понял, что хочет работать в «Скорой помощи». В те моменты, когда остальные способны лишь смотреть, он готов сделать шаг вперед.