Закрыл глаза на минутку, пытаясь успокоить свой чёртов член.
— Или, возможно, это что-то совсем противоположное, типа шведский дэт-метал (прим.: экстремальный поджанр метала) или наподобие этого. Нет? Эстонский метал? Филиппинский?
Я попытался думать о чём-то асексуальном, когда открыл глаза. Вспоминал свою бабулю, покрывало на алтаре, вкус коробочного вина для причастия.
— Не любишь слишком болтливых, я права? — спросила она, и это вывело меня из раздумий. Была ли она безумной? Как можно думать о моей нелюбви к ней, в то время как я стою здесь твёрдый как камень?
— Ты был так мил со мной, когда я пришла к вам в первый раз. Но, чувствую, ты немного отстранился от меня, — она опустила взгляд на свои ноги, совершив движение, которое только подчеркнуло её длинные и густые ресницы.
Боже, даже эти ресницы делали меня твёрдым. Наверное, теперь это мой новый объект для пожирания глазами.
— Всё совсем не так, — ответил я, немножко расслабившись, потому что мой голос уже был под контролем. — Я очень благодарен вам, что вы посчитали меня достаточно умелым пастором и снова пришли в мою церковь, — я уже собирался сказать ей, чтобы она начинала искать себе другое место, и предложить ей в этом помощь, но Поппи меня перебила.
— Знаете, я нашла в церкви какое-то умиротворение. И рада, что столкнулась с вами. Но на самом деле я увидела объявление на сайте о приёмных часах и решила попробовать поговорить с кем-то, да и мне очень было интересно, как всё выглядит, и смогу ли я перебороть себя? Я не рассчитывала на исповедь…
Ну, спасибо Богу хоть за это.
— …не думала рассказывать о чём-то. Я пытаюсь начать всё с чистого листа, но чувство, что чего-то не хватает, преследует меня. Словно я живу не своей жизнью, как-то неправильно, что ли. И я говорю это вам после того, как рассказала, что мне стало… легче дышать. Интересно, какая религия моя… Но, наверное, я просто ещё не поняла, чего хочу от жизни.
Её речь пробудила во мне инстинкт священника. Я сделал глубокий вдох, собираясь рассказать ей кое о чём, что говорил многим людям, но до сих пор произношу эти слова с замиранием сердца, словно всё в первый раз.
— Я верю в Бога, Поппи, но также считаю, что духовность не для всех. Ты сам должен выбирать, чего хочешь от этой жизни, будь то карьера, вечные путешествия, семья или какие-то иные вещи. Но возможно и такое, что вы обнаружите другую религию, которая вам подходит. Не хочу, чтобы вы чувствовали давление и изучали католическую церковь по какой-то непонятной причине, кроме искреннего интереса или любопытства.
— А что насчёт горячего пастора? Это уважительная причина для посещения церкви?
Ужас, должно быть, отразился на моём лице — в основном потому, что её слова разрушали мой самоконтроль, — но затем она засмеялась. Её смех был приятной мелодией для моих ушей, он словно эхо, знаете, которое можно услышать в танцевальной студии или бассейне в Хэмптоне.
— Расслабься, — говорит она. — Я пошутила. Хочу сказать, да, ты горяч, но это не причина, из-за которой я заинтересована. По крайней мере, — она посмотрела на меня, и в этот миг моя кожа начала пылать от возбуждения, — это не единственная причина, — и тогда всё исчезло, а она развернулась и помчалась прочь от меня.
Я был таким идиотом.
ГЛАВА 3.
Я пришёл домой и сразу же принял холодный душ, простояв под водой до тех пор, пока не успокоилась моя эрекция. Хотя, если я снова увижусь с Поппи, она тут же даст о себе знать.
Хорошо, возможно, я не смогу перестать хотеть её, но необходимо проявить хоть чуть-чуть самообладания. Больше никаких фантазий. Больше никаких пробуждений, когда я трахаю свой собственный матрас, мечтая о ней. Наверное, важно говорить ей то, что нужно… Видеть её заблудшим ягнёнком, который ищет своего Бога, а не сексуальной женщиной с красивыми ногами.
О, эти идеальные ноги.
Я натянул брюки поверх боксёров и надел свежую чёрную рубашку, как обычно закатав длинные рукава до локтей, и белый воротник. Не колеблясь, я поправил его, приводя в нужное состояние. Это как напоминание о том, почему я выбрал этот путь и теперь должен отречься от всех земных грехов.
Я делаю это для своего Бога.
Я делаю это для своей церкви.
Я делаю это для своей сестры.
И вот почему Поппи Дэнфорс приводила в замешательство. Я хотел выглядеть сексуальным перед своим собственным прихожанином. Хотел, чтобы церкви снова начали доверять. Хотел стереть следы ужасных людей во имя Бога.
И я также хотел безболезненных воспоминаний о Лиззи, чтобы моё сердце больше не болело и не испытывало вину.
Знаете, что? Я раздувал проблему из ничего. Всё и так шло хорошо. Я пробежался рукой вдоль своих волос, при этом делая глубокий вдох. Одна женщина — не имеет значения, насколько она горячая штучка, — не собирается познавать тайны духовности. Она не разрушит то, что я с таким трудом построил за эти годы.
***
Я не всегда остаюсь дома по четвергам, ведь мои родители живут в часе езды, но на этой неделе я так устал морально и физически, избегая Поппи каждую утреннюю пробежку в течение последних двух дней, а также принимая холодный душ раз двадцать за день, что мне было необходимо куда-то выбраться.
Я просто хотел сменить обстановку — без этого воротника — и сыграть в Arkham Knight (прим.: видеоигра в жанре приключенческого боевика, разработанная Rocksteady Studios и выпущенная Warner Bros), поедая пищу, приготовленную моей мамой. Хотел выпить несколько бокалов пива со своим отцом, слушая нытьё моего брата-подростка о том, что очередная девушка отказала ему, оставив во фрэнд-зоне. Я мог хорошо расслабиться, не думая о церкви и Поппи.
Мама и папа никогда не лезли в мою жизнь. С моими другими двумя братьями было то же самое: они жили так, как хотели того сами; но ничто так не создаёт комфорт даже в твоём собственном доме, как выпечка мамы.
После ужина Шон и Эйден уделали мою задницу в последней Call of Duty (прим.: серия компьютерных игр в жанре шутера от первого лица, посвящённых Второй мировой войне, холодной войне, борьбе с терроризмом и гипотетической Третьей мировой войне), пока Райан переписывался с очередной девчонкой по телефону, и в доме до сих пор пахло лазаньей и чесночным хлебом. Фото наблюдающей за нами Лиззи висело над телевизором: милая девушка с красивыми светлыми волосами и широкой улыбкой на лице, которая скрывала всё, о чём мы не знали, пока не стало слишком поздно. Она умерла в 2003 году, навсегда оставшись в наших памяти и сердцах.
Я словно прирос взглядом к этой фотографии, пока Шон и Эйден болтали о своих работах — оба были инвесторами — мама и отец играли в «Крушение Сладкоежки».
«Мне так жаль, Лиз. Прости меня за всё».
Да, я знал, что ничего не мог сделать в тот момент, но в памяти снова и снова всплывают образы её бледного лица, синих губ и красных от разорвавшихся сосудов глаз.
Я просто зашёл в гараж, чтобы найти батарейки для фонарика, а вместо этого обнаружил холодное тело моей единственной сестры.
Низкий голос Шона вывел меня из мрачной задумчивости, а затем я постепенно вернулся к реальности, когда услышал скрип кресла отца и слова Шона:
— …только по приглашениям, — говорит он. — Уже несколько лет ходят об этом слухи, но я не думал, что это реально, пока не получил письмо.
— Ты собираешься туда пойти? — спросил спокойно Эйден.
— Чёрт, конечно же, собираюсь.
— Пойти куда? — спросил я.
— Тебя это не должно волновать, святоша.
— Тебя приглашают в Чаки Чиз? Оу, я так горжусь тобой.
Шон закатил глаза, в то время как Эйден наклонился вперёд.
— Возможно, Тайлер должен знать об этом. Он, наверное, работает не покладая… рук.
— Это приглашение только для избранных, мудак, — отвечает Шон. — Что означает, он не может пойти.