Бегут они, стало быть, в разные стороны по Куйбышева и ничего не знают. Ни на каком они свете, ни что на самом деле происходит в их судьбе. Мама понятия не имеет, что она вот уж три дня, как беременна мною. А Витька строит практические планы про пончики, про то, как полагающиеся ему два пухлых комочка теста в пудре можно обменять на буханку серого хлеба…

Далеко уже мои будущие родственники разбежались, и мама вдруг слышит, как с другой стороны узкой улицы из-за стоящего стеной сугроба ее окликает высокий мужской голос:

– Якубова! Агния Ивановна! Подождите минуточку!

У того, кто окликнул, только ушанка со звездочкой видна, и только тогда, когда он подпрыгивает. Но Агния Ивановна его узнает, это Горохов Анатолий Петрович, директор клуба Военно-морского авиационно-технического училища, сокращенно ВМАТУ. Капитан Горохов – прямой начальник художницы Якубовой, и мама ждет, когда он перевалится, как через бруствер, через свой сугроб, перебежит в скользких хромовых сапогах через проезжую часть улицы, преодолеет еще один сугроб, чтоб оказаться с нею лицом к лицу. И вот это происходит.

Все в училище: и курсанты, и педагоги – ходят в морской форме, все, кроме особистов и политработников. Особисты носят черные кожаные куртки. Горохов – политработник, форма скучная, общеармейская. И сам он довольно-таки маленький, скучный, но не вредный. Начальник как начальник. Однако что-то он сегодня сияет необычайно, и серые его глаза поголубели… Выпил, что ли?

– Новый год, Агния Ивановна! – радостно сообщает Горохов, снимает перчатку и протягивает руку. – С Новым годом!

Снимать варежку на морозе холодно, и ноги в ботиках у мамы мерзнут. Но правда же, праздник, правда!.. И она жмет протянутую теплую руку своей холодной, и даже как-то радуется этому нежданному теплу рукопожатия. А Горохов ее руку в своей задерживает и говорит:

– Агния Ивановна, я ведь прямо сегодня уезжаю в Москву… Повышение мне вышло, еду на курсы следователей!.. – И глаза такие проникновенные, даже слеза в них, похоже, мерцает, наплывая на узкий зрачок. – Вряд ли мы с вами еще увидимся. Я очень вам за все благодарен. Прощайте!..

Он трясет руку художницы, отпускает, браво отдает освободившейся рукой честь, и – кррру-гом! – чеканит шаг к своему светлому московскому будущему.

«Что это было?..» – думает некоторое время художница, но вот уже и массивная дверь ВМАТУ туго открывается, и супом уже пахнет, не гороховым, правда, но перловым с солеными огурцами, рассольничком на бульоне пахнет, и курсанты по коридорам снуют, здороваясь, и работа Агнию Ивановну ждет срочная… И, возможно, мой тайный папа, выпускник училища, задумчивый красавец в военно-морской форме с треугольником тельняшки, выглядывающим из-под линялого синего воротника – вдруг да и заглянет в мастерскую художницы на пять минут… Не заглянул. И мама не запомнила этот день. Запомнила только утро и странную встречу с директором клуба Гороховым. Время промелькнуло незаметно.

А вечером, практически в ночь, Агнию Ивановну Якубову пришли арестовывать.

Они с Витькой уже поужинали ячневой кашей и морковным чаем, причем к чаю Витькой был припасен один из двух пончиков, которые он не стал менять на буханку серого хлеба, а, напротив, один съел после жидких обеденных щей, а второй принес домой, чтоб поделиться с мамой… Вообще благополучие дома и семейный уклад давно, с детского сада, были на нем: он и карточки отоваривал, и каши варил – мама в войну работала на заводе с восьми утра до десяти вечера, танки и самоходки камуфляжем расписывала…

Витя, уже сытый и не озабоченный, лежал в тепле на своем узком диване, обняв старого медведя, с которым не желал расставаться, несмотря даже на свою взрослость, а мама сидела у него в ногах и читала ему страшную сказку Шарля Перро «Мальчик-с-пальчик», и глаза у Витьки уже слипались. Раздались в коридоре не соседские, не шаркающие тапочками, а дробные мужские шаги, басовитые голоса… Вот уже и с дверью они поравнялись. Да и затихли на миг. И стук в дверь раздался, крепкий, но не скандальный, трехразовый.

– Не заперто! – громко сказала мама.

И вошли в комнату четверо. Вернее, трое в штатском. А четвертый, молодой, в шинели и с винтовкой, остался стоять в открытых дверях.

Витька испугался. А мама – нет. Потому и не испугалась, что Витька испугался. Надо было этот его страх своим бесстрашием немедленно прекратить.

Тот штатский, что с портфелем, ни о чем не спросил, просто сел на ее кровать и портфель рядом с собой на кровать же поставил. И сказал двоим штатским, не глянув на них:

– Приступайте.

Он как будто знал, что Якубова все сама знает – кто они и зачем здесь. А сам он был следователь. Она же и правда знала, не все, но главное: ее пришли арестовывать. Известно: «У нас зря не сажают»; и еще поговорка частенько тогда в разговорах мелькала: «Стреляй по кусту, виноватый отыщется». Все, каждый был в чем-нибудь да виноват.

Но все-таки – за что?

Ну, например, лично она, Агния Ивановна Якубова, мало того, что выросла в семье ссыльного меньшевика, так еще и страшно задолжала за жилплощадь, вот уже за год, и долг растет каждый месяц… Настолько это последнее обстоятельство было безнадежно, что она и думать об этой своей вине не могла. Ужас… Но в тот момент моя с Витькой мама ни об этой вине, ни о каких других возможных винах не думала. Потому что ее храбрый самостоятельный мальчик – испугался. Только об этом она и думала.

Человек с портфелем сказал своим сотрудникам:

– Сначала шкаф и чемоданы.

И они немедля стали вываливать из шкафа и двух чемоданов все подряд на пол и ворошить все это – в основном летнее тряпье и бельишко – в поисках неизвестно чего. А человек с портфелем неожиданно стал на старое кресло сапогами и начал внимательно рассматривать книжные полки, проводя по корешкам освобожденной от перчатки рукой.

Художница заинтересовалась этим человеком, по-видимому читателем книжек, и спросила голосом громким и даже почти веселым:

– Простите, вы, может быть, вначале мне что-то объясните или документ какой-нибудь покажете. Вы кто?

Человек оглянулся, удивленно посмотрел на Якубову и ответил, но не Якубовой, а одному из своих:

– Покажи ей ордер… – и снова продолжил разглядывать и оглаживать книги.

Якубова попыталась прочесть сунутую ей мутную бумагу, в которой она была поименована, и ничего в бумаге не успела понять. Потому что в это время на Витьку со шкафа, который трясли, свалился небольшой школьный глобус, подаренный ему на день рождения бабушкой. Витька его схватил. Но ближний дядька глобус у Витьки тут же забрал… и резанул по нему неизвестно откуда взявшимся в руке ножом. Глобус распался на две пустые половинки, а Витька вдруг изо всех сил саданул дядьку по голове своим тяжелым и жестким медведем и заревел так громко, так отчаянно, что стоявший на пороге солдатик с винтовкой вошел в комнату и закрыл за собою дверь. Стало тесно.

Витька продолжал орать, а из глаз его сыпались крупные слезы. Он перестал бояться. Он был в ярости.

– Заткни его! – крикнул любитель книг непонятно кому, продолжая стоять на кресле.

Мать буквально повалилась на сына, заслоняя его ото всех четырех мужиков, заполнивших небольшую комнату, обняла его за голову, принялась целовать и шептать-шептать какие-то такие слова, каких и не ждала от себя… Витька стал затихать, шмыгать носом, и внезапно просипел матери в ухо: «Ты сказку не дочитала!.. Дочитай сказку!»

Мать его сразу поняла: у страшной сказки должен быть хороший конец. Она повернула Витьку лицом к спинке дивана, взяла книжку и продолжила читать сказку «Мальчик-с-пальчик» с того места, где остановилась: братья пришли к домику в лесу, дверь им отворила жена людоеда, и Мальчик-с-пальчик учтиво к ней обратился:

«… – Мадам! Мы потерялись. Не будете ли вы так добры разрешить нам переночевать здесь?» – «Ах вы, бедные крошки!» – запричитала женщина. – Знаете ли вы, что этот дом принадлежит страшному людоеду, который обожает маленьких мальчиков?» – Сбившись в кучку, холодные, промокшие до костей, голодные мальчики топтались у двери. – «Что же нам делать? – спросил Мальчик-с-пальчик. – Если мы опять пойдем в лес, волки уж точно съедят нас…» – «Хорошо, – ответила жена людоеда. – Входите и согрейтесь у огня…» Но едва мальчики успели просушить свою мокрую одежду, раздался жуткий стук в дверь. Это пришел людоед! Его жена быстро спрятала детей под кровать. – «Я чувствую запах живого мяса, – заревел людоед…»