– Мне здесь нравится, – сказал Лейк, когда они сели. – Сосновый дощатый пол, навигационные инструменты, каменный камин. Очень уютно, в особенности теперь, осенью. Когда становится холоднее, они начинают топить камин.

– А я нахожу это заведение похожим на гроб, – возразил Пендергаст.

Лейк рассмеялся и мельком взглянул на доску с надписями:

– Вино здесь сущее пойло, но в гостинице есть прекрасный выбор из микропивоварен. Есть одно местное – очень рекомендую…

– Я не любитель пива.

Официантка – молодая женщина с коротко стриженными волосами, почти такими же светлыми, как у Пендергаста, – подошла принять у них заказ.

– Что для вас, джентльмены? – весело спросила она.

Повисло молчание, пока Пендергаст разглядывал бутылки за стойкой бара. Наконец его светлые брови взметнулись.

– Я вижу, у вас есть абсент.

– Кажется, его завезли в качестве эксперимента.

– Я выпью абсент, с вашего разрешения. Пожалуйста, проверьте, чтобы вода, которую вы принесете к нему, была свежей родниковой, а не из-под крана, и абсолютно холодной, но без льда, и не забудьте несколько кубиков сахара. Если у вас найдется ложка с прорезями и рюмка, буду вам весьма признателен.

– Рюмка, – повторила официантка, записавшая все, что просил клиент. – Сделаю, что смогу.

– Обед будем заказывать? – спросил Лейк. – Жареные моллюски здесь фирменное блюдо.

Пендергаст кинул взгляд на доску:

– Может быть, попозже.

– А мне, пожалуйста, пинту индийского светлого эля «Риптайд».

Официантка ушла, и Лейк обратился к Пендергасту:

– Поразительная внешность. Она здесь новенькая.

Он заметил, что специальный агент не проявил к этому ни малейшего интереса, будто и не слышал.

Лейк откашлялся:

– Вас вроде бы сегодня арестовали. Весь город только об этом и говорит. Вы тут навели шороху.

– Вот уж точно.

– Я полагаю, у вас были свои соображения.

– Естественно.

Молодая официантка вернулась с напитками и поставила перед Пендергастом все, что он просил: рюмку, ложечку (правда, без прорезей), блюдечко с кубиками сахара, маленький графин с водой и абсент в высоком стакане.

– Надеюсь, вас устроит, – сказала она.

– Достойные усилия, – похвалил ее специальный агент. – Благодарю.

– Похоже, вы собираетесь провести какой-то химический эксперимент, – сказал Лейк, глядя на Пендергаста, совершавшего необходимые приготовления.

– Да, тут без химии не обошлось, – ответил тот.

Он положил кубик сахара в ложечку, которую установил на краях рюмки с абсентом, и принялся осторожно поливать сахар водой.

На глазах у Лейка зеленоватая жидкость помутнела. Над столиком поплыл запах аниса, и скульптора пробрала дрожь.

– В абсенте присутствуют определенные травяные экстракты на масляной основе, которые растворяются в алкоголе, но имеют низкую растворимость в воде, – объяснил Пендергаст. – Они выделяются из раствора, когда вы добавляете воду, создавая мутность, или louche.

– Я бы попробовал, но я ненавижу лакрицу. Разве полынь не вызывает мозговые повреждения?

– Мозговые повреждения вызывает сам процесс существования.

Лейк рассмеялся и поднял свой стакан:

– В таком случае за Эксмут и загадку замурованного скелета.

Они чокнулись. Пендергаст пригубил абсент и поставил рюмку.

– Я обратил внимание на некоторую вашу беспечность, – сказал он.

– В каком смысле?

– Вы потеряли ценнейшую винную коллекцию. Обычно люди после таких ограблений испытывают беспокойство, огорчение. Но вы, похоже, пребываете в хорошем настроении.

– А почему бы и нет, если вы ведете следствие? – Лейк отхлебнул пиво. – Пожалуй, я действительно легко отношусь к жизни. Научился этому, когда рос.

– А где вы росли?

– В Аутпосте, штат Миннесота. Ничего себе названьице[5], правда? Всего в двадцати милях к югу от Интернэшнл-Фоллс. Население сто двадцать человек. Зимы – чистый Кафка. Чтобы выжить, ты либо пьешь и сходишь с ума, либо научаешься принимать жизнь такой, какая она есть. – Лейк хмыкнул. – Большинство из нас выбирали последнее. – Он сделал еще глоток пива. – Рядом с городком расположен карьер. Там я научился работать с камнем. Между ноябрем и апрелем много времени – занимайся чем хочешь.

– А потом?

– А потом я, мальчик с фермы на Среднем Западе, отправился в Нью-Йорк, чтобы сделать карьеру в искусстве. Это случилось в начале восьмидесятых, и я попал в струю. То, что было старым, снова становится новым – такова была моя идея. Какой безумный город! Я становился все успешнее, и мне ударило в голову – деньги, слава, вечеринки, весь этот безобразный, претенциозный мир городского художника. – Лейк покачал головой. – Как и все остальные, я подсел на кокаин. Но наконец проснулся. Я понял: если не сделаю что-нибудь, не вырвусь из этой среды, то навсегда потеряю мою музу.

– Как вы попали сюда?

– Я познакомился с замечательной девушкой, которая устала от Нью-Йорка так же, как и я. Ребенком ее на лето увозили в Ньюберипорт. Мы купили дом при маяке, отремонтировали его, а остальное – история. Мы имели успех – Элиза и я. Боже, как я ее любил. Каждый день тоскую по ней.

– Как она умерла?

Лейка немного покоробила прямолинейность вопроса и использование слова «умерла», тогда как все другие использовали эвфемизм «ушла».

– Рак поджелудочной железы. Ей поставили диагноз, а через три месяца ее не стало.

– Вам никогда не бывает здесь скучно?

– Если вы по-настоящему хотите быть художником, то вы должны работать в тихом месте. Вы должны уйти от мира, подальше от всякого вранья, кураторов, критиков, тенденций. А на практическом уровне мне к тому же требуется пространство. Я работаю с крупными формами. И я уже говорил о превосходном источнике розового гранита прямо здесь, поблизости. Я могу приехать на карьер и выбрать нужный мне камень, они его вырезают, как мне требуется, и доставляют сюда. Роскошный материал.

– Я немного знаком с вашими работами, – сказал Пендергаст. – Вы не боитесь избегать модного и сиюминутного. И у вас великолепное чувство камня.

Лейк вдруг понял, что краснеет. Он чувствовал, что этот человек крайне скуп на похвалы.

– А ваш новый друг, миз[6] Хинтервассер? Как вы с ней познакомились?

Это становилось слишком уж личным.

– После смерти Элизы я отправился в круиз. Там с ней и познакомился. Она как раз перед этим развелась.

– И она решила переехать к вам?

– Это я ее пригласил. Не люблю одиночества. Да и безбрачие совсем не для меня.

– Она разделяет вашу любовь к винам?

– Она предпочитает «дайкири» и «маргариту».

– У кого из нас нет недостатков? – заметил Пендергаст. – А сам город? Как бы вы его охарактеризовали?

– Тихий. Никого здесь особо не интересует, что я довольно известный скульптор. Я могу заниматься своим делом, и меня никто не беспокоит.

– Но?..

– Но… я думаю, что у всех маленьких городов есть своя темная сторона. Любовные романы и старая вражда, мошеннические сделки по недвижимости, некомпетентные члены муниципального управления – ну, вы знаете, отцы города на манер Новой Англии – и, конечно, шеф полиции, который большую часть своего времени выписывает штрафы приезжим, чтобы собрать деньги на свое жалованье.

– Вы мне уже говорили кое-что о шефе полиции.

– Ходят слухи, что в Бостоне он вляпался в неприятности. Этого было недостаточно, чтобы его уволить, но карьерные перспективы накрылись. Он немного мужлан, хотя с годами приобрел некоторый внешний лоск.

– И что за неприятности?

– Говорят, он прибегнул к чрезмерному физическому воздействию на подозреваемого, насилием или угрозами выжал из него признание в том, чего тот не совершал. Анализ ДНК впоследствии оправдал подозреваемого, и его освободили, он отсудил немалые деньги у города.

– А его помощник?

– Гэвин? – Лейк помедлил. – Он хороший парень. Тихий. Родился в Эксмуте. Его отец был шефом полиции. Гэвин получил высшее образование – кажется, окончил Массачусетский университет в Бостоне. Неплохо успевал, специализировался на уголовном праве. Все ждали от него чего-то выдающегося, а он вернулся сюда работать в том самом подразделении, которое возглавлял прежде его отец, и городу это пришлось по душе, должен я добавить. Он явно нацелился на место Мурдока. – Лейк помолчал. – Готовы перекусить?