— Я узнал тебя по твоим хитрым уловкам, нарт Урызмаг. Все равно нет мне теперь жизни, слепому. Вот в этом кольце скрыта вся моя сила и все мое счастье. Надень на руку это кольцо — и вся моя сила и все мое счастье перейдут к тебе.

Бросил уаиг кольцо на землю. С радостью схватил его Урызмаг. Но только очутилось на его пальце кольцо уаига, как сразу стало оно громко кричать:

— Он здесь, он здесь!

Теперь уаигу легко было гоняться за Урызмагом. Куда бы ни бежал Урызмаг, кричало кольцо: «Он здесь, он здесь!» — и великан яростно кидался на Урызмага. На волос от гибели был Урызмаг, но Бог послал ему свою милость: увидел Урызмаг топор в углу пещеры, схватил он топор, положил палец свой на чурбан, и — пусть с твоим врагом случится то же самое! — палец с кольцом отскочил в одну сторону, а Урызмаг кинулся в другую.

— Здесь он, здесь он! — кричало кольцо. Подбежал уаиг, наткнулся на чурбан и вмиг испепелил чурбан, так велика была злость великана. Схватил он палец и от ярости проглотил его вместе с кольцом.

Понял уаиг, что побежден, и, успокоившись, сказал Урызмагу:

— Все равно погибла твоя голова. Не уйти тебе отсюда, ведь только между моими ногами можешь ты выйти из пещеры.

Стал Урызмаг думать, как бы уйти из пещеры. А ночью, когда пещера снова наполнилась храпом, зарезал Урызмаг вожака Бодзо и ловко содрал с него шкуру, так, что даже рога остались на ней. Всю ночь жарил он шашлыки из козлятины.

Когда пришло утро и настало время выпускать овец на пастбище, отодвинул уаиг каменную плиту, расставив ноги, встал у выхода из пещеры и ласково сказал козлу:

— Выходи, Бодзо, мой добрый козел, единственное мое упование! Веди сейчас на пастбище свое стадо, собери его к вечеру и приведи обратно.

Тут Урызмаг надел на себя шкуру козла и пошел впереди овец. Когда он подошел к уаигу, то повыше приподнял рога, ощупал их великан кончиками своих пальцев и выпустил Урызмага из пещеры. Следом за Урызмагом пошли овцы, всех их бережно пересчитал уаиг. Когда вышло из пещеры все стадо, скинул с себя Урызмаг козлиную шкуру и крикнул уаигу:

— Эй, слепой осел! Теперь сколько хочешь кричи «Бодзо, Бодзо»! Так же как лишился ты стада, так же лишиться бы тебе всего добра своего!

Рассвирепел уаиг и выскочил из пещеры. Но забыл он в ярости, что над глубокой пропастью его пещера. Сослепу грохнулся он в бездну и разбился насмерть.

Пригнал Урызмаг стада уаига в селение нартов, позвал глашатая и велел ему прокричать, что всех, кто ходил с ним в поход, зовет он делить с ним добычу. И старую Кармагон тоже велел пригласить.

Было это вечером, в рано утром, чуть свет, собрались все нарты. Видят они — делит Урызмаг добычу и одну лишнюю долю отделяет. Переглядываются нарты, невдомек им: для кого эта лишняя доля? Взял каждый то, что ему полагалось, а одна часть осталась. И сказал Урызмаг, обращаясь к старой Кармагон:

— А это тебе, Кармагон, за то, что тебя обидели.

Взяла Кармагон свою долю. Но разве могла промолчать она? И, обратившись к нартской молодежи, Кармагон сказала:

— Вот и вышло по-моему: Урызмаг — лучший из нартов!

И согласилась кичливая нартская молодежь:

— Да, Урызмаг — лучший из нартов.

Разгневался однажды Урызмаг и сказал жене своей Шатане:

— Именем Бога прошу тебя, возвратись в свой родительский дом. Возьми с собой все, что пожелаешь, — любые сокровища, которые привлекают твое сердце, только уходи от меня: невмоготу мне больше жить с тобой.

— Вот и хорошо, — сказала Шатана. — Разве могу возражать я против того, что велит муж мой, данный мне судьбой? Твою волю я исполню, но и ты выполни мою последнюю просьбу. Всю жизнь прожила я с нартами, делила с ними хлеб-соль. Давай устроим прощальное пиршество: хочу я в последний раз поднести нартам свою почетную чашу.

Согласился Урызмаг, устроил прощальный пир. Что за стол накрыла для нартов Шатана! Самые лучшие напитки и яства вынесла она из кладовых. Семь ночей и семь дней просидели на пиршестве нарты, а когда стали они расходиться, сказала Шатана младшим нартам, что прислуживали на пире:

— Плохо потчевали вы хозяина нашего, он совсем еще трезвый. Поднесите-ка ему с ласковым словом почетную чашу.

И стали подносить ему младшие нарты одну за другой почетные чаши. И до этого немало выпил Урызмаг, но выпив почетные чаши, совсем опьянел и погрузился в хмельной, безмятежный сон. После этого младшие нарты тоже разъехались по домам.

Тогда самых откормленных быков запрягла в большую повозку Шатана, самой мягкой сухой травой выложила она повозку, постелила поверх травы постель, накрыла ее ковром и положила на ковер сонного мужа. И повозка двинулась со двора.

Ничего больше не взяла она с собой, все богатства оставила дома.

Когда выехали они на равнину, отрезвел Урызмаг и проснулся. Видит: сидит возле него Шатана, лопухом отгоняет мух от его лица, покрикивает на быков и подгоняет их березовой хворостиной.

Удивился Урызмаг, не понял: что это еще за диво!

— Будто мы едем куда-то? — спросил он Шатану.

— Я вижу, забыл ты, что прогнал меня из своего дома, вот я и возвращаюсь в родительский дом.

— Это я помню, — сказал Урызмаг. — Но меня-то куда ты везешь?

— Прогоняя меня, ты сказал: «Возьми из нашего дома то сокровище, которое всего больше привлекает твое сердце». Нет у меня сокровища дороже тебя. Вот я и везу тебя, а все остальное пусть останется.

— Ну и беса схватил я в жены! — улыбаясь, сказал старый Урызмаг.

Помирился с женой Урызмаг, вместе вернулись они в свой дом и продолжали там жить в любви и согласии.

Пришел в Страну нартов голодный год. Хлеб не уродился, трава не выросла. Гибли нарты от голода, пали они духом, потеряли веру в свои силы. Прославленные нартские юноши, столь отважные раньше, до того обессилели, что с утра до вечера спящие валялись на нихасе, а если и просыпались, то только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе скота, что у недруга угнан. Добрый меч, славный лук и стрела — никто не вспоминал о них.

Была у Сырдона наглая сука, и случалось в то время, что прибегала она на нихас, прыгала через головы спящих нартов: кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс — жаль было глядеть на все это!

Пришел однажды Урызмаг на нихас и видит: словно на поле битвы, лежат отважные, стройные юноши, и сука Сырдона совершает над ними свои мерзости. Гневом всколыхнулось сердце Урызмага, швырнул он в суку свою палку из слоновой кости, и, ударившись о камень, сломалась палка. Урызмаг, собрав обломки, разгневанный, вернулся домой. Бросил он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в кресло, и затрещало под ним его кресло из слоновой кости.

— Почему так потемнели дуги твоих бровей? Почему ты разгневанный сел на свое кресло, хозяин головы моей? — спросила Шатана. — Что случилось с тобой? Кто тебя обидел?

— Никто не обидел меня, — грустно ответил ей Урызмаг. — Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что совсем пала духом наша молодежь! Не пристало им целые дни валяться на нихасе, и не могу видеть я, как наглая сука Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских: кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с нихаса. Хозяйка наша, я бы жизни своей не пожалел, только бы досыта накормить нартов, так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали их сердца.

— Не печалься, — сказала Шатана, — иди зови всех! Кладовые наши полны еды и напитков, — всех накормлю я, как одного человека!

И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна пирогами, в другой от земли до потолка высятся груды вяленого мяса, в третьей хранятся напитки.

— Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров, я все сберегала — и вот пригодилось! — сказала Шатана[46].