Владимир Дроздов

ВВОД В СТРОЙ

Нетерпеливость? Нет, до сих пор никто не приписывал Мите Ледневу такой черты характера. Почему же столь трудно даются ему эти последние дни пребывания в летной школе? Месяц назад он был отобран государственной аттестационной комиссией в истребительную авиацию, сделал за это время шесть полетов на И-3 - все с оценкой "отлично". И пусть И-3 - устаревший самолет, не чета И-16 или "чайке". Говорят, те развивают скорость до четырехсот километров в час! Но и двести тридцать, которые Митя выжал из старенького И-3, тоже не сто сорок их учебно-боевого Р-1.

Когда-то давно, наверно в детстве, отец Мити, рассказывая о своих путешествиях, между прочим, заметил: человек гораздо скорее, чем любое из живых существ, двигается по земле и по воде, но в воздухе... Каменный стриж все еще летает быстрее самолета. Отец тогда и не предполагал, что его сын будет летать куда стремительнее. А Митя будет! Он освоит И-16-этого короля воздуха. Только бы поскорее пришло назначение в строевую часть. Там можно подать рапорт: добиваться, чтобы послали в Испанию! В части никто уже не скажет ему: сначала надо кончить школу.

Вот почему он с таким нетерпением ожидает назначения, вот почему в одиночестве слоняется по широким коридорам: то в библиотеку, то в Красный уголок, то на примерку нового (командирского!) обмундированияи нигде не находит себе места...

И все время возникали мысли об отце. Очень он сдал.

Конечно, в письмах бодрится, не показывает виду - не хочет, чтобы тревога за него отразилась на Митиных полетах. Но дома, во время отпуска, Митя заметил: у отца часто дрожали руки, ноги он приволакивал-по паркету шаркал домашними туфлями. Да, совсем стариком выглядел... Хотя чего и ждать - скоро семьдесят четыре стукнет. А всего семь лет назад, когда мать ушла от них, еще хорошо держался. Митя гордился отцом и негодовал на мать. Но отец оправдывал ее: "Я на двадцать лет старше". Как будто ей это так важно стало к сорока шести годам, раньше она не знала. Сначала все звонила им. Но Митя, едва ее голос услышит, сразу трубку вешал. И если отец спрашивал, кто это, Митя отвечал равнодушно: "Никто, залетный звонок". Только вот в день семидесятилетия отца...

Пришло множество писем и телеграмм - везде у отца ученики, бывшие сослуживцы, все его уважают, любят.

А отец ухватил изо всей почты одно письмо, держит дрожащими руками, но не вскрывает... Митя спросил:

- Ты что это?

И отец с такой тоской взглянул на сына! Сказал:

- Вскрой, прочти вслух!

Лишь когда понял, что это от тети Вали письмо, проговорил с усилием:

- Позвони Валгоше и скажи, чтобы больше мне не писала. В одном городе живем, телефоны же есть.

Потом, помолчав немного, добавил:

- Очень уж почерк на Шурочкин похож.

И ушел в другую комнату.

А Митя долго стоял ошарашенный. Значит, сначала отец подумал, что письмо от матери? Неужели он все еще любит ее?

Митя позвонил тете Вале, сказал. И она, наверно, передала матери. Но та не откликнулась, не поздравила.

Как Мите за отца было больно!

А отец прислал на днях письмо-его приглашают съездить в Благовещенск. Там надо посмотреть на месте и прикидочно оценить результаты изысканий новой северобайкальской трассы. Стоит ли продолжать работы?

Их еще три года назад начали - вскоре после военной провокации Чжан Цзо-лина на К.ВЖД у станции Маньчжурия. А отец по Дальнему Востоку специалист - еще на заре века проводил изыскания будущей Уссурийской железной дороги. Конечно, он дал согласие. Теперь, наверно, уже едет - две недели туда идет поезд. Хорошо хоть, заранее сообщил свой будущий адрес в Благовещенске - можно будет отправить телеграмму о назначении в часть. Пока же Митя послал отцу большое письмо, чтобы успело дойти до Октябрьских праздников.

И вот наконец Митя в поезде. Назначен в истребительную авиабригаду. Оттуда всего полчаса езды электричкой до столицы - Митя сможет жить вместе с отцом.

То-то старик обрадуется, когда получит телеграмму. Скорее бы доехать!

В начале пути Митя еще разговаривал с соседями, играл в шахматы... Командировочное предписание позволяло перед явкой в часть провести два дня дома. Митя надеялся повидать друзей. Он не обращал особенного внимания на густой снегопад за окнами, пока их поезд не остановился посреди поля дорогу занесло. Поперек рельсов намело целые сугробы. Митя вместе с другими молодыми пассажирами усердно расчищал пути лопатами.

Никаких снегоочистителей не было. А вручную много ли сделаешь? Поезд продвигался на несколько сот метров и снова останавливался. Сначала Мите это неистовство ветра и снега даже нравилось. Но когда нависла угроза опоздать в часть и стали подходить к концу взятые в дорогу продукты... А уж о том, чтобы пожить в Москве хоть денек, не приходилось и мечтать. С яростью Митя махал лопатой до полной устали. Отдыхая же, перед тем как заснуть, думал об отце. Конечно, ему будет очень интересно побывать в местах, с которыми связано столько воспоминаний... Рассказы о дальневосточных приключениях отца Митя в детстве мог слушать часами...

Той осенью в долине реки Уссури неожиданно рано выпал снег. Отец даже зажмурился, когда утром вышел из полутемной охотничьей избушки. Она приютила на время изыскательскую партию и нескольких уссурийских казаков, назначенных для охраны инженеров и рабочих от нападения хунхузов. Шайки этих бандитов охотились за искателями женьшеня, однако и другим разбоем не гнушались.

Перед дверью избушки возвышалась метра на три широкая и длинная поленница дров - запас на всю зиму, в расчете на долгую охотничью страду. Отец стал обходить поленницу, но едва он обогнул ее левый край, как тут же и замер на месте: из лесу к поленнице шли свежие следы тигра! Каждый величиной с тарелку, они огибали угол плавной дугой.

Да, пойди отец не налево, а направо, он нос к носу столкнулся бы с тигром... Мелькнуло: значит, к поленнице мы с ним подошли одновременно, только с разных сторон. Вернуться? Но он уже увидел, учуял мои следы... Вперед!

Изо всех сил отец побежал вокруг поленницы в пяту зверю. Сообразил: тигр не вернется назад - бросится за ним вдогонку. Но на поворотах четвероногого будет заносить в сторону тем сильнее, чем быстрее он помчится. Человек же, огибая углы поленницы, выиграет время.

Обегая второй угол, отец вырвал из него полено, бросил в сторону, надеясь отвлечь тигра, и вбежал в избу.

И только успел хлопнуть массивной дверью, выпиленной из целой лиственничной плахи, как в нее ударилась снаружи туша зверя. Тот прыгнул, видно рассчитывая схватить отца на прыжке. Однако дверь выдержала натиск.

Конечно, все спавшие в избушке проснулись. Старший уссурийский казак скомандовал: "В ружье!" - подумал, что напали хунхузы. А выслушав рассказ отца, распорядился порядком охоты - отомстить зверю за нападение на человека. Отец тоже был не прочь отплатить за пережитое. Тигров в те годы в Уссурийском крае было много, и охота на них не была запрещена.

Окно избушки закрывалось ставнями изнутри. Три молодых казака изготовились и, быстро открыв ставни, выпрыгнули на снег, стреляя в воздух. Затем, продолжая стрелять, бросились к двери - тигр поспешно бежал.

Тогда остальные вооружились ведрами и тазами и под охраной трех казаков отправились по следу зверя, при этом били в донья посуды, кричали, вопили... Но подвигались они нарочито медленно. А старик казак со своей трехлинейкой и отец со штуцером десятого калибра пошли за ними крадучись, осторожно ступая в следы молодых казаков.

Пройдя по тайге километр или чуть больше, старик показал отцу на густой невысокий ельник и довольно ловко прыгнул с тропы, пробитой людьми, в самую его середину. Словно заяц сделал скидку со своего следа.

Отец повторил прыжок старика. Они залегли рядом, лицом в пяту. Перед ними оставалось метров тридцать - сорок чистины. Там четко выделялись на снегу отпечатки лап тигра и-параллельно им-вмятины людских сапог.