Тогда я не знал, что частично моя информация была доставлена почти на самый верх. Командир пограничного отряда полковник Петр Миронюк еще в декабре 1940 года передал мою тетрадь Народному Комиссару Внутренних Дел Лаврентию Берии. Я помнил вопрос Миронюка о Румынском фронте, но тогда не знал, что они были знакомы еще с 1917 года, с этого самого румынского фронта. И пользуясь этим знакомством, Миронюк и добился встречи, когда убедился в том, что мои предсказания совпадают с происходящим почти на 100%. В этой тетради я записал все, что должно произойти с 1 июля 1938 по 22 июня 1941 года. И передал эти записи ему еще в средине июля 1938. Впрочем, об этом я уже рассказывал... Последняя запись в этой тетради была такая6 "22 июня 1941 года - война". Да и рассказал я ему в придачу к тетради еще много чего. Вот только РККА и ВВС НКВД не подчиняются, и заставить их сделать хоть что-то полезное можно было только под угрозой расстрела...

Я не знал, что именно благодаря Берии, уже к 10 июня в Брестской крепости остались только пограничники и половина батальона конвойных войск НКВД, но зато крепость была серьезно подготовлена к обороне. Все семьи комсостава из крепости и из самого Бреста, да и не только из Бреста, и семьи всех командиров погранвойск, уехали на Восток (если вообще приезжали на границу) еще в конце мая. Кому-то дали путевки в дома отдыха Кавказа и Крыма. Кому-то просто приказали отвести семью к родне - мол криминогенная обстановка нехорошая на вновь присоединенных территориях. Мосты через Буг, и все другие пограничные реки и речушки, были взорваны с первым же немецким выстрелом. Все пограничники еще с конца мая оборудовали тщательно замаскированные землянки и блиндажи, в которых и жили весь июнь, и отрыли окопы полного профиля в зоне своей ответственности. Так что немецкая артподготовка на рассвете 22 июня пришлась во многом в пустоту.

Рано утром 15 сентября, приняв на борт пехотную роту, усиленную четырьмя сорокопятками, мы вышли из Севастополя в Одессу. Мне не удалось убедить командование снять торпедные аппараты и заменить их 37мм зенитными автоматами или 45 мм полуавтоаматами, но и торпеды мы больше не загружали. Сейчас нам это пригодилось - пустые трубы торпедных аппаратов забили ящиками с патронами и снарядами, а сами пушки принайтовили поверх. Хотя под эти препирания я выдрал еще четыре ДШК. На борту тесно, и хотя большинство бойцов сидит на палубе - благо сентябрь теплый и не штормит, но даже в моей каюте как в общем вагоне поезда. Я уступил ее командиру этой роты, командиру батареи и их замполитам, а сам сижу пока на мостике. Это уже не первый такой рейс, все отработано. Сразу после первого такого "круиза", я приказал добавить подвесные койки везде, где только можно. Так что теперь даже у меня в каюте можно уложить минимум четверых. Потерпим, а к наступлению темноты мы будем на месте и начнем выгрузку...

- Товарищ командир, разрешите доложить, - четко, хотя и явно взволновано доложил наш главный радист Попов.

- Докладывайте!

-Вот материалы радиопрехвата различных переговоров, и наших, и немецких. Вы приказывали о таком докладывать... - и он протянул мне несколько листов бумаги.

Беру эти бумаги и читаю...Так-с, немцы таки прорвались южнее Винницы, их моторизованные части вышли на левый берег Южного Буга и сейчас прут на юг вдоль берега. Сегодня окружен, или уже пал Вознесенск...Якорный Бабай! Печальная история 17 августа "той истории", когда в результате такого же прорыва фронта немцы захватили практически беззащитные Николаев 17 августа, Херсон на день позже, а еще через неделю вышли к Перекопу. А потому как все наши войска были намного западнее и севернее, а Николаев с Херсоном были глубоким тылом, и оборонять их было некому. Эта трагедия опять повторяется, только на месяц позже.

А чего я собственно хотел? Фронт пятится на Восток, пусть и медленнее, намного медленнее - Минск пал только 14 июля. Ходили слухи, что об этом Начальник Генштаба Жуков узнал из выступления Геббельса по радио и устроил истерику. Как и "тогда". Конечно, многие наши части дерутся гораздо лучше и организованнее. Тот же Геббельс признал смерть генерала Клейста и танковой дивизии от наших бомбежек. Тут я могу себя похвалить. Но натиск немцев и их умение находить слабые места в нашей обороне остались прежними. И самое главное все генералы, и не только генералы, (Николаев с Херсоном по сути какой-то майор сдал) которые еще в январе 1940 года считали "в случае победы Германии нам хуже не будет",сидят на тех же должностях и делают тихой сапой то же самое.

Придется опять "действовать по обстановке".

- Рулевой!

- Есть рулевой!

- Малый ход!

- Есть малый ход! - и следует звякание ручек машинного телеграфа.

Чувствую как скорость "Совершенного" начинает падать. Напряжение на мостике возрастает, все молчат и удивленно смотрят на меня. Жду еще пять минут и командую:

- Курс 70!

- Есть курс 70!

- Штурман! - я подхожу к его столу, склоняюсь над картой и указываю точку примерно в 15 милях юго-западнее оконечности Кинбурнской косы, - Рассчитайте курс и скорость, так чтобы выйти в эту точку завтра к шести утра.

- Есть!

- Что случилось? Почему меняем курс? - спрашивает Петрович.

- Вот, - и я передал ему материалы радиоперехвата.

- И что ты задумал? - спрашивает Петрович, мгновенно помрачневший и понявший, чем грозит этот прорыв фронта.

Я достал другой лист карты, и частично раскатав его на краю штурманского стола, показываю Петровичу:

- Они движутся на юг по киевской дороге практически параллельно берегу Южного Буга, и задержать их некому. В Николаеве, Херсоне и Новой Одессе есть разве что пара истребительных батальонов. В таком батальоне по три сотни бойцов максимум, на вооружении у них только винтовки, один ручной пулемет на весь батальон, и вряд ли есть гранаты. В Николаеве еще найдется может полтысячи матросов из экипажей строящихся кораблей... Но и это как ты понимаешь, для полка панцерваффе это так, смазка для гусениц. А вот здесь, или, в крайнем случае, здесь, если не успеем, - я показал одну точку на Буге выше Новой Одессы, и вторую чуть выше Николаева, у Константиновки, - мы сможем их остановить. Все-таки у нас 6 серьезных стволов, против их короткоствольных "окурков". А если еще успеем, высадить наших пассажиров и вот здесь организовать засаду...

- Понял... - угрюмо кивнул Петрович.

- Но почему только завтра? Надо бы поторопиться! - вмешался старпом.

- Потому, что скоро стемнеет, потому что равноденствие уже через неделю, что означает - световой день всего лишь на 10 минут длиннее двенадцати часов. И у меня нет ни малейшего желания рисковать жизнями наших пассажиров и переться на минное поле у Очакова в темноте. А завтра, часам к одиннадцати мы вполне успеем прийти сюда, - я снова ткнул в карту, - высадить десант и подготовить засаду...

- А если опоздаем?

- Если опоздаем, то наши пассажиры будут защищать дальние подступы к Севастополю в Николаеве, а не Одессе. А мы, разведя или взорвав мосты через Буг и Ингул, будем поддерживать их огнем наших пушек, маневрируя вокруг города. Как-то так. Завтра утром увидим.... А сейчас обеспечьте всем ужин, причем начните с наших пассажиров.

- Есть обеспечить ужин всем! - приободренный старпом побежал исполнять приказ.

А я пошел в свою каюту, ставить задачу на завтра командирам своих пассажиров.

- Значицца, так мужики, - сообщил я своим гостям, едва переступив порог, - есть две новости.

- И что, они обе плохие? - мрачно поинтересовался капитан, командир перевозимой нами пехотной роты.

- Ну что вы, - я попробовал пошутить, - Они обе замечательные. Во-первых, ваш морской круиз продлится дольше, чем было запланировано первоначально. Вы проведете романтическую ночь под звездами Черного моря. Причем все это без дополнительной оплаты. А во-вторых, вы станете участниками разгрома моторизованной колонны врага нашей корабельной артиллерией. Пехота потом будет собирать трофеи, а артиллеристы в этом деле поучаствуют из засады...