- Серега! Где это ты такого жирного карася отловил? - весело заорал в мегафонмой тезка старший лейтенант Сергей Ворков, командир подошедшего "Сообразительного", поравнявшись с нами.

- Там, в море, тезка, в море, - широким жестом я указал на юго-запад, - Так что ищите и обрящете. А вы как, мины поставили?

- Все поставил в полном соответствии с приказом! - тезка довольно улыбнулся.

- Тогда копию карты давай! Я не хочу на твои сюрпризы нарваться!

- Она конечно строго секретная, но тебе как другу в обмен можно. Когда придем в Севастополь, перерисуешь. А я твою карту себе скопирую.

- Хорошо, приду. Кстати, есть еще с чем приходить - пару бутылок экзотического вина с трофея принесу.

- А ты почему здесь стал? Повреждений нигде не видно, так что коль дошли сюда, до и в Севастополь могли бы сами дойти.

- Здесь под килем больше ста метров, а ближе к берегу глубины резко сокращаются, как ты знаешь...

- А, понял, боишься на мины нарваться? - сообразил тезка, - Черт, а я об этом даже не подумал, когда вчера возвращался. Йооо, все ж разбегались кто куда с минами...

- Вот именно! Кто ж его знает, кто и где чего в море накидал.

- Так где ты был, все же?

- В Констанце....

- Где???? - похоже, тезка офонарел, услышав такой ответ, - Ты шутишь??

- Зачем шутить, если мы именно в Констанце побывали?

- И этот итальянский трофей оттуда?

- Нет, "Аиду" мы гораздо позже уже в море догнали. Она ушла из Констанцы еще 24-го вечером, а мы туда заглянули на кофе раненько поутру 25-го....

- И что теперь у румын ?

- У румын? Хмм... как бы тебе коротко и понятно объяснить... Полный пи****. Пушистый полярный пушной зверек...

- Привираешь, небось?

- Зачем? Петрович все сфотографировал, так что все увидишь. Если меня, конечно же, не расстреляют. Впрочем, лучше быть расстрелянным, чем болтаться в петле на рее, как это может быть случится с тобой и коллегой..., - я кивнул в сторону "Смышленого".

- Какой расстрел? Какая рея? Почему болтаться? - командир "Сообразительного" полностью перестал соображать.

- По кочану, - я грустно улыбнулся. - Во-первых, я нарушил приказ поставить мины у Одессы и поперся в Констанцу. Сам понимаешь, что значит не выполнить приказ командования во время войны? Во-вторых, ты тоже где-то под Одессой мины накидал?

- Нет, не возле Одессы, а немного восточнее, у Очакова. Но причем тут это?

Якорный Бабай! Я с трудом удержал себя от громкой ругани. Стратеги, хвать их за ногу да пустыми головами об стену! Минным полем вход в Днепро-Бугский лиман перекрыть решили. Да четыре батареи полевых 122мм пушек-гаубиц у Очакова, на Кинбурнской косе и на острове Первомайском гарантировано многократно помножат на ноль любого вражину, рискнувшегосунуться к Очакову. Это не говоря уже о том, что на Первомайском и так 8 десятидюймовок и так стоят. Они конечно не новые, еще с царских времен, ну так им же не "Тирпицем" драться. Причем сделают это пушкари без риска потерь от дружественного огня. Вот только соваться туда некому. И если мы дурака валять не будем, то и желающие приближаться к нашим берегам вообще никогда не появятся.

- Когда на твоих минах подорвутся и погибнут наши, ты тогда сможешь дальше жить с таким грузом на душе и не сунешь с тоски голову в петлю?

Тезка стал совсем мрачным, но помолчав пару минут, возразил:

- Черт не выдаст, свинья не съест. Все обойдется. А победителей вообще не судят. Так что не дрейфь!

В кильватере "Сообразительного" мы вошли в Севастополь. И хотя нас встретили с оркестром, вечером, через четыре часа, после того как я сдал свой рапорт командиру дивизиона меня все-таки арестовали. Без грубости, мордобоя и срывания погон. Собственно с моей формы и срывать-то нечего. Потом, когда все кончилось, по секрету, мне рассказали что Октябрьский, увидев трофей и фотографии уничтожаемой Констанцы, сначала обещал меня наградить, а когда до него дошло, что я приказ не выполнил и мины не поставил, рассвирепел. Десять дней я провел на гарнизонной гауптвахте. В одиночке, как ни странно, хотя камера была на четырех. Допрашивали меня только один раз, сразу после ареста. Арестовывали меня краснофлотцы из комендантской роты, а допрашивала - вовсе не "кровавая гебня" из НКВД, а следователь из прокуратуры флота. И вопреки расхожему мнению о том, что НКВД и прокуратура были вотчиной людей "демократической национальности" следователь, военный юрист первого ранга, был русским, причем с "истинно арийской внешностью" , то есть голубоглазым блондином, слегка похожим одновременно и на поэта Есенина и, почему-то и на президента Кеннеди. ( В реальности более 85% сотрудников и НКВД и прокуратуры были русскими.)

И он не мог понять, что ему делать - мое дело не вписывалось ни в какие шаблоны дел о "шпионах и врагах народа". Он то угрожал, то льстил, то вновь угрожал. Я стоял на своем - приказ преступный, выполнять его не следовало. Я действовал по своей инициативе исходя из обстановки с целью нанести максимальный ущерб врагу. Мои действия принесли победу. Более того, сослался на свои довоенные рапорты и протоколы довоенных командно-штабных учений флота в ходе которых я объяснял, что подобная ситуация с минными постановками может сложится и к чему это может привести. Добавил, что мои прогнозы наполовину уже подтвердились. И предупредил еще раз - невинные жертвы этих приказов еще будут. В конце он изволил нелепо пошутить, сказав что-то в стиле Quot licеt bovy, non licet Jovy. Уничтожать вражеский флот в его базе можно было только Нахимову, а я мол не Нахимов. Я отвязался в ответ:

- Гражданин военнюрист первого ранга, а почему это вы думаете, что советский человек хуже царского сатрапа-адмирала? Почему советскому человеку нельзя уничтожать врагов нашей Советской Родины?

Он не нашел что ответить, заткнулся от такой моей наглости, прошуршал своими бумагами и вызвал конвой...

Десять дней пока я просидел в одиночке, в Севастополе бурлили страсти. Петровичу тоже изрядно потрепали нервы, но не арестовывали. Он отдал фотографии, сделанные в Констанце, и рассказал все как было корреспонденту "Красной Звезды" и ТАСС Александру Хамадану. Тот пришел в восторг от таких вкусных подробностей. О координатах минного поля, указанных в приказе, Петрович естественно промолчал. Новость о приключениях "Совершенного" уже была сенсацией. Оказывается, еще когда мы были в море, еще вечером 27 июня, БиБиСи сообщило о разгроме Констанцы и от имени Черчилля, поздравило Сталина и командование РККФ с этим успехом. Кстати, интересно, когда и как Интеллидженс Сервис узнал об этом и сообщил в Лондон? А вернувшиеся к себе несолоно хлебавшие, но живые и невредимые турки, те самые, с которыми мы разошлись в море, сообщили всем и каждому и о разгроме Констанцы, который они увидели своими глазами. Сообщили они и название "Совершенного", высказав предположение, что именно этот корабль и мог этот разгром учинить. Шум был уже во всех СМИ. Двадцать девятого Геббельс был вынужден ответить, поскольку шило в мешке уже не утаить. Геббельс бесновался в эфире и сыпал проклятиями, но сквозь зубы признал факт и назвал командира "Совершенного", то есть меня, своим врагом и врагом Рейха.

Все эти дни наш экипаж не выпускали с корабля - у трапа постоянно стояла охрана из полного взвода комендантской роты. Парни, кроме зенитчиков и сигнальщиков, хотя и содержали "Совершенный" в образцовом порядке, в основном маялись от безделья и зверели на грани бунта от несправедливости и неизвестности.

Как это ни печально сознавать, но финальную точку в этой подзатянувшейся грустной истории поставила трагедия. Все произошло полностью по старой пословице "Не было бы счастья, да несчастье помогло". К Якорному Бабаю и прочим морским чертям такое счастье, конечно. Случилось так, что сначала очаковские рыбаки выловили одну из мин, поставленных Ворковым. Выловили, и решив что это происки немцев, мол сбросили вражины клятые мины ночью с самолета, чтобы уморить голодом советский народ, лишив его рыбы. Председатель рыбколхоза сообщил о своем улове в НКВД, потребовав от тех решительнее бороться со шпионами и диверсантами. Этим рыбакам повезло - они не взорвались, да и НКВД разобравшись чьи это мины, сообщило, и по своим инстанциям наверх, и командованию флота - мол заберите вашу потерянную игрушку. А вот возле Одессы все же произошла трагедия. На мине поставленной "Способным" ( командир каптри Евгений Козлов, кстати) подорвался пароход "Крым". Увы, видно планида у него такая, и пароход не смог убежать от своей предопределенной судьбы, обрекшей его на гибель на своих же минах. Немногие спасшиеся красноармейцы, которых "Крым" вез в Одессу, рассказали, что взрыв, или два последовательных взрыва через очень короткий промежуток времени, был такой силы, что пароход разломился пополам и мгновенно утонул. Говорят, что после того, как информация об этой трагедии дошла до Сталина, он вновь осатанел. Не знаю так ли это. Скорее всего это слухи - Октябрьский то остался на своем месте.