Но когда мои пятилетние отношения разорвались с треском, о чувствах Шона сообщили все окружающие, кроме него самого. Он не торопился действовать, давая передышку и время на излечение душевных ран. Только дружба, тепло и поддержка стали выражаться ещё сильнее.
Потом он всё-таки признался в чувствах. Хотя я до последнего надеялась, что не будет никаких попыток. Не хотелось ранить отказом, терять его, как хорошего человека, друга и партнёра по танцам. Мы идеально подходили друг другу, его опыт и умения помогали двигаться лучше и красивее. Он стал для меня тренером номер два, мудро ведя по танцевальному пути.
Отказать всё же пришлось.
Он красив, обаятелен, чертовски приятен и добр. Но… он мне нравился на том месте, которое занимал. Другого для него в своей жизни я не припасла. Может, и впрямь не хотелось отношений с кем-либо после разрыва. Может, дело в самом Шоне. Не знаю.
Отказ он принял, даже очень достойно, но, видимо, не смирился с ним. Благодаря его силе духа, мудрости и гибкости, наши взаимоотношения не изменились. На сцене я могла доверять ему, по жизни тоже. В какой-то степени, он остался тем же другом. Понимаю, что Шон приложил для этого множество усилий. Ради меня он готов был поступаться многим.
Но в случае с Ши и Ианом…Кажется, он уже переступил некую грань.
– Если не можешь просто танцевать со мной, то давай сменим тебе партнёра. Я всё равно уже покинула ваши ряды. И тот номер ты прекрасно сможешь исполнять с другой.
Шон тихонько и лихорадочно вздохнул.
– Это твой номер.
– Ну и что? Все номера мои, – ответила я и тоже вздохнула. Пока едем к Нике, можем расставить все точки. – Трудно обсуждать сейчас подобные перспективы и вообще касаться этой темы. Но ты сам вынудил напомнить о тех давних словах. Прости, что снова причинила боль. «Спарта» нуждается в тебе, поэтому давай найдём мне замену.
– Тебя не заменит никто, – вяло ответил мужчина.
Я хлопнула ладонью по мягкой бежевой коже сидения.
– И что прикажешь делать? Если ты будешь и дальше выматывать себе и мне душу, никто из нас не сможет нормально танцевать.
– Мы – профессионалы, Сона. Личное не отражается на нашем творчестве.
– Всё верно, но…
– Я тебя понял, – жёстко произнёс партнёр. – Постараюсь держать в узде все свои грязные помыслы в отношении тебя. Однако, если кто-то из них… – его губы сжались в тонкую линию. – Хоть как-то! Тебе навредит… Никакие просьбы, угрозы и предложения меня не остановят.
Шон замолчал, посмотрев в окно. Мы уже въезжали за какую-то огороженную территорию.
– Это иной мир, Сона. Ты ещё не поняла, насколько он жесток. Эти сладкие мальчики могут проглотить тебя целиком и не подавятся. Ты для них – игрушка.
Я вздохнула и приготовилась выходить.
– У тебя слишком бурная фантазия. Спасибо за искреннюю заботу, я обязательно прибегу, как только осознаю, что всю жизнь была круглой дурой, – не смогла удержаться от яда в голосе.
В нём скрывалась обида: Шон считает меня идиоткой, не способной трезво оценивать любую ситуацию. Я для него всегда была кем-то весьма глупым и беззащитным. Ему бы ребёнка завести, а не со мной возиться.
Но взрослый мужчина, сам разберётся, что следует делать. Раз нравится зацикленность на мне, ради бога. Просто очень сильно надеюсь, что ему не так больно, как кажется со стороны. Что он вновь переживёт и всё забудет.
Я поскорее отправилась выяснять, по какой такой причине Ника оказалась на больничной койке среди ночи после концерта.
Мы с Шоном нашли медсестру, которая позвонила и сообщила о ситуации. Оказалось, у Ники острый приступ аппендицита и нужна срочная операция. Сразу позабылись все недоразумения. Из головы исчезли лишние мысли. Мы оба винили себя за то, что упустили нашего друга. Переживали, потому что являлись семьёй, и сейчас один из членов этой семьи оказался в опасности. Почему никто не заметил, что ей плохо? А главное, как она вообще смогла выступать? Ничего никому не сказала… Быть может, сама не поняла?
По словам медсестры кто-то обнаружил её на улице и вызвал скорую помощь. Что она делала там одна, тоже непонятно. Наверное, как обычно, прогуливалась перед сном.
Пропущенных от неё у меня не было, что хоть как-то облегчило совесть. Телефон я включила очень вовремя, как раз тогда, когда персонал додумался позвонить на последний набранный номер из телефона пациентки.
Я ходила из угла в угол возле операционных. Что за невезение? Уже два раза за время тура кто-то из наших людей оказывался в больнице. Быть может, такая статистика нормальная… Но не для меня.
Как режиссёр, я ощущала ответственность за каждого из ребят. Даже если по факту зона ответственности гораздо меньше, это не спасало от переживаний. Физическое состояние и здоровье ключевых танцоров весомый фактор.
Как подруга, я ощущала ответственность конкретно за Нику. Её здоровье важнее всего, даже успехов «Спарты». Она не имела права рисковать собой просто ради выступлений у «Драконов». Операция на какое-то время закроет ей дорогу на любые выступления и тренировки. И это для Ники страшнее всего. Нужно помочь ей с этим смириться и принять как можно безболезненнее.
До утра я всё думала и думала, как же быть. Что за чертовщина начала вдруг происходить вокруг?
К Нике после операции никто никого не пустил, сказали подождать, поэтому, когда устала думать, и ноги перестали держать, я задремала в коридоре на жёстком кресле. Шон последовал моему примеру.
Филиппа мы сразу отпустили. Зачем ему околачиваться рядом с нами? В лимузине на больничной парковке… Третий день, выделенный нам для отдыха, Филиппу отдых не сулил. К тому же, проблем у него прибавилось. Я попросила менеджера организовать возвращение Ники домой, точнее, выяснить, что для этого понадобится. А ещё освободить меня от ряда мероприятий по возвращению, чтобы могла сопровождать подругу и передать её в руки любящей семьи лично.
Часов в восемь утра всё же разрешили ненадолго увидеть Нику. Она выглядела изнурённо, очень болезненно. На лице осела бледность. Глаза были закрыты, будто девушка крепко спала. Но стоило прикоснуться к её ладони, как она немного приоткрыла их и попыталась улыбнуться.
– Чёрт побери, как я влипла, – едва выговорила Ника с хрипотцой в голосе.
– Не переживай, всё в порядке, милая, – нужно её успокоить, хотя вроде бы она уже смирилась и приняла произошедшее. – Ты в больнице, но всё позади. Скоро восстановишься и забудешь это приключение, как страшный сон.
– Прости, наверное, напугала всех.
– Даже не думай. – Я сжала ладонь подруги, еле разлепляющей глаза. Она старалась не спать и находиться в сознании, но получалось плохо. – Спи. Я буду рядом.
– И ты поспи.
Когда меня выгнали из палаты, я решила выпить кофе, чтобы прочистить мозги и прогнать остатки сна.
– Возвращайся в особняк, – сказал Шон, протягивая стаканчик тёплой жидкости. – Во-первых, поспать нужно нормально. Тут ты ничем не поможешь, я пока побуду здесь. Во-вторых, – он жестом попросил помолчать, видя уже назревающие протесты, – нужно собрать ей вещи первой необходимости. Да и вообще её вещи собрать. Когда врач даст разрешение на перевозку, сразу отправимся домой.
– Ладно, – спорить и возражать перехотелось. Нику я уже увидела, с ней всё более-менее в порядке.
Тело ломило от усталости и неудобной позы в больничном кресле. От алкоголя в голове раздавался небольшой гул. К тому же безумно хотелось принять душ. За прошлый вечер я испытала слишком большое ассорти эмоций. Наверное, поэтому поутру чувствовала себя выжатым лимоном.
Шон вызвал такси, и вскоре я оказалась у нынешнего пристанища. В особняке стояла тишина. Утро. Все отсыпались. На автомате поднялась в свой номер, широко зевнула и стала раздеваться, едва вошла.
Застыть прямо посередине комнаты заставило зрелище на собственной кровати. На ней наглым образом развалились Ши с Ианом. Пока я поднимала челюсть с пола и хмурилась, Иан заворочался и открыл глаза.
