Связь. Это слово давало надежду. Непонятную, зыбкую, как песок, пропускаемый сквозь пальцы. Но она ощущалась, жила во мне, подпитывалась воспоминаниями.

Стон Ши. Дыхание Иана. Мышцы, скрывавшиеся под пиджаками и рубашками. Взгляды, полные чего-то неземного, посвящённые только мне. Магия. Губы. Руки. Запах кожи. Шелковистость волос. Тепло тел. Горячо.

На этом концерте я выступала совершенно окрылённой, будто открылось второе дыхание. Шон даже не скрывал удивления. Столько смелости, уверенности и дерзости никогда ещё не умещалось во мне в таком количестве. Даже когда видела открытые рты, вздохи восхищения и бурные поздравления от друзей и знакомых на тему успешного старта моей модельной карьеры.

Совершенно не расстроило, что возвращалась назад в родную столицу лишь в составе «Спарты», а «Драконы» сразу после концерта улетели на какой-то модный показ. Мы как обычно расставались и снова встречались. Неизменным в графике оставались тренировки, репетиции и концерты, которые всегда собирали нас вместе даже после самых длинных расставаний. К этому легко привыкнуть в кромешной суете. Но теперь неизменным стал плен воспоминаний.

Они стали моим личным дурманом.

Совершенно не испытала искромётной радости от новости, что агентство отправляет меня на какие-то супер крутые режиссёрские курсы и сразу же на практику. Хотя ещё неделю назад от осознания, что буду участвовать в создании настоящего фильма, я бы взорвала весь мир своим восторгом. Внутри прочно воцарилось спокойствие и какие-то неведомые чувства, застилавшие пеленой всё, что окружало.

***

Следующий концерт снова оказался за пределами нашей страны. Вновь для нас сняли целый особняк, в котором предстояло побыть пару-тройку дней. Один на подготовку, второй на сам концерт и третий на отдых. Понежиться на солнышке у бассейна, устроить релаксацию с косметическими процедурами. Стоило ли отметить, что подобная перспектива обрадовала, хотя особого восторга я вновь не ощутила, утопая в собственной эйфории.

Но в день концерта меня всё-таки вырвали из сладостного плена. И сделал это человек, от которого я меньше всего ожидала подобного. Прямо перед выступлением, когда вокруг уже вились визажисты и стилисты, раздался обычный звонок на телефоне. Наверное, с полминуты я смотрела на экран, где отображался номер.

Один лишь номер и слово «папа» заставили эффектно упасть с небес на землю и забыть об эйфории. Не знаю, что испытала в этот момент. Радость. Страх. Предвкушение. Раздражение. Не важно что. Смутил конкретный факт, что я вообще испытываю какие-то сильные эмоции от простого звонка.

Я остановила визажиста и мастера по причёскам, намереваясь выйти из гримёрки.

– Да, – ответила, когда скрылась подальше от любопытных ушей.

– Селена, привет, – произнесено ровным тоном с толикой чего-то непонятного. Не расшифрует, наверное, никто.

Но вряд ли отец будет желать мне удачи перед выступлением. Вряд ли его вообще интересует, где я. За всю жизнь он звонил-то лично раз пять от силы.

Я промычала что-то невразумительное, злясь на себя за такую реакцию. Знал бы кто, что режиссёр Сона Ри, гроза всяких нерадивых работников сцены и закулисья, становится какой-то соплёй при общении с собственным отцом, не поверил ни в жизни.

– Надеюсь, не помешал, – из трубки вроде бы прозвучал извиняющийся тон, но это фальшивка. Отец тут же перешёл к делу. – Я разочарован, Селена. Танцульки ладно. Хотя ты снова удивила со своим новым образом. Но эти плакаты по всему городу…мягко говоря совершенно неприличного вида. И статейки во вшивых журналах. Они просто отвратительны! Ты позоришь семью. Бабушке даже плохо стало, и дед совершенно расстроен.

Я прикусила губу, усиленно заморгав. Не то, чтобы собиралась заплакать. Но… чёрт побери. Удивительно, настолько ребёнка обижают именно слова и некоторые поступки родителей. От своего отца я никогда не ожидала чего-то хорошего. С тех самых пор, как он подписал письменный отказ от меня. Нет, наверное, даже с тех пор, как узнала, что ради собственной карьеры он бросил маму и женился на более выгодной для себя партии.

Этот человек всегда думал лишь о собственном благополучии, на меня ему попросту плевать, но вот красивых слов он никогда не чурался. Несколько раз говорил, что сильно любит меня, красочно описывая силу своих чувств, но всё это проявлялось лишь на словах.

В детстве я только и делала, что ждала хоть какой-нибудь жалкой подачки от него: внимания, приезда, подарка, звонка, письма, сообщения…

Пока, наконец, не устала. Ждать. Разочаровываться. Плакать. Переживать. Ненавидеть.

Сейчас переживания вроде бы прошли бесследно. Ненависть тоже – не хотелось тратить какие-то эмоции на него. Лишь бесило, что этот человек никак не желает оставить меня в покое. Папа изредка напоминал о себе, в основном в коротеньких сообщениях: либо обычные вопросы «как дела», либо какие-то поучения на тему того, как мне стоит жить.

Вот и сейчас. Ни черта не смыслил в моей деятельности. Никогда не помогал, не поддерживал, не интересовался. Но запросто позволил позвонить с такими наездами и упрёками.

Я резво направилась в комнату для курения, намереваясь попросить у кого-нибудь сигарету, ибо по-другому не успокоюсь. Не курю вообще-то регулярно, но иногда очень хочется успокоиться именно никотином.

– Ты вообще понимаешь, что творишь? Сколько раз я тебе говорил, как важно в жизни образование? Нужно трудиться, чтобы получить хоть что-то. Трудиться достойно. Куда ты завернула? Вертеть задницей перед зеваками? Обжиматься с мужчинами на плакатах? Куда делось твоё достоинство? Зачем ты училась?

Я влетела в «курилку», обнаружив там бессменных посетителей – Иана и Ши. С одной стороны, не хотелось, чтобы певцы стали свидетелями. Но с другой, я почувствовала облегчение, что именно они оказались тут, а не кто-то другой.

Отец всё продолжал читать нотации, как пастырь заблудшей овечке. И всё бы ничего, только вот ему на мою мораль плевать. С чего вдруг столь поздний интерес возник? Билборды висят давно, а он только позвонил…

Жестами попросила ребят угостить меня сигаретой и с удовольствием затянулась.

– Слушай, – едва в трубке обосновалась пауза, я поспешила ответить почти не дрожащим голосом. Благо Ши и Иан отправились на выход. – Спасибо, что поделился своими впечатлениями. Это… – выпустив дым, я задумалась, как же выразить мысль, чтобы получилось цензурно. – Очень ценная информация.

Выдержав ещё одну паузу, продолжила:

– Передавай бабушке и деду привет. Пусть не переживают.

– Как это не переживают, – возмутился отец. – Скоро предвыборная кампания…

А-а-а! Ясно. Эта консервативная семейка слишком зависела от политики. Ради неё они жертвовали личным счастьем, как мне когда-то казалось. Однако, скорее всего, я ошибалась. Дед, сколько себя помню, занимал высокий пост, проталкивал в политику и папу, едва он стал совершеннолетним. Бабушка при этом оставалась скромной хранительницей очага и преданной матерью двух детей. Эта семья была счастлива с любыми жертвами. Их осчастливливала собственная деятельность и важность этой деятельности. Они всё делали исключительно правильно, придерживаясь традиций. Жаль только, не понимали: «правильно» ведь не бывает. «Правильно» для каждого своё.

По-своему, они меня любили. Но эта любовь не особо грела. И как показывала практика, порой даже мешала.

– Я не имею к ней никакого отношения, – вежливо напомнила о том самом документальном отказе от отцовства в угоду официальной жене папы. О нашем родстве напоминала лишь фамилия, которую мне благородно оставили. Отказаться от ребёнка полностью семейка Ривера не смогла опять-таки из-за своего консервативного воспитания.

Хотя какое к чёрту воспитание? В чём тут правильность? Оставить меня с мамой, отказаться от нас, не впустить в свою аристократическую семейку они смогли, воспитание и принципы позволили. А вот перестать поддерживать связь, читать нотации, напоминать о собственном превосходстве и голубой крови почему-то не получалось. «Любовь» мешала.