Возникла техническая пауза, пока ББ вызывал Шурика. Потом брови Кашпировского поползли вверх:

— При себе? Прямо перед тобой лежит? Не может этого быть!

Над местом ДТП кружилась стая ворон.

«Фольксваген» успел проскочить, удар фургона приняла на себя старая «волга». Андреич не смог ни отвернуть, ни затормозить — ушатанная «двадцатьчетверка» слушалась команд с большим запозданием.

«Газель» столкнула машину в кювет и заглохла.

За рулём фургона дрых пьяный водила. Пожилой, заскорузлый, с туповатым лицом. Злости не было его колошматить. Андреич ограничился двумя оплеухами и опустил руку.

Больше всех в аварии пострадал спортсмен-охранник. Выбравшись из машины, стоял, нервно икая, и растирал по лицу кровь, Андреич, разобравшись с водителем, осмотрел охранника: ничего страшного. Ушибленно-рваные раны виска и правой кисти, раскрошились два гнилых зуба.

— Все равно их надо было выдирать, — сказал Андреич, обрабатывая повреждения йодом.

Охранник попытался что-то ответить и замычал от боли: оказалось, он сильно прикусил язык.

— Видишь, мудила, что ты наделал? — вздохнул Андреич, оборачиваясь к виновнику ДТП. — Твоя машина?

— Не-а…

— Значит, хозяин заплатит. Будем ГАИ вызывать.

— А мне все по х… — ответил водитель, заваливаясь на правый бок и закрывая глаза. Голова, облачённая в засаленный «петушок», касалась колёса «газели».

Николай нервно расхохотался:

— Чисто русская заказуха! Киллер-лапотник, бля…

Андреич спустился к «волге»:

— А ничего она! Если вытащить — своим ходом пойдёт.

— Сильно помялась? — Калмычному с шоссе было не оценить масштаб повреждений.

— Починим. Новую-то все равно никто не купит. — Андреич покосился на директора.

Калмычный, произведя в уме какие-то расчёты, без особой уверенности пообещал:

— К весне две машины возьмём по бартеру. Одна вам отойдёт.

Андреич выбрался на дорогу:

— Надо что-то решать. Когда самолёт?

— Через двадцать минут.

— Значит, поступим так. Ты, — начальник охраны кивнул подчинённому, — останешься ГАИ дожидаться. Какая разница, кто был за рулём? Тем более, что этот козёл, даже когда проспится, ничего вспомнить не сможет. Потом договоришься с каким-нибудь грузовиком, чтобы вытащили. Деньги есть?

Парень отрицательно покачал головой.

— Держи! — Андреич достал «пятисотку». — Этого хватит. А мы едем встречать… Иван Иваныч, телефончиком не разрешите воспользоваться? Вызовем дорожный патруль…

Над местом дорожно-транспортного происшествия продолжали кружиться птицы.

— На меня напали.

— Кто?

— Неизвестные.

— В масках?

— Может, и в масках. Темно было. Не видно.

Акулов видел справку эксперта. Удостоверение Шурика, найденное во дворе физкультурно-оздоровительного комплекса, было признано подлинным. То, которое он предъявил Катышеву — поддельным. Фальшивка была изготовлена довольно грубо и не выдерживала мало-мальски внимательного исследования. Сазонова задержали на трое суток по подозрению в убийстве Громова. Узнав, где работают его родители, Воробьёв схватился за голову, но не стал ничего переигрывать. Как бы то ни было, но от «триста двадцать седьмой»[7] Шурику не отвертеться, полный состав преступления налицо, так что чистеньким он не останется, даже если окажется непричастным к расстрелу около комплекса. Несмотря на свою антипатию, Акулов сочувствовал Рите. Какое бы развитие ни получила ситуация, ей, Тростинкиной, как и Сазонову, были гарантированы неприятности. Шурику — официальные, согласно нормам УК. Маргарите — подковерные, когда улыбаются, прежде чем укусить, и не признают условных приговоров.

— В подъезде меня отоварили. Я даже сделать ничего не успел! Шарахнули по голове, с одного удара отключили.

— Покажи.

Сазонов наклонил голову, показал место:

— Вот здесь.

Акулор пощупал: шишка была. Определить её давность он не мог. Одно понятно: удар был достаточно сильным.

— В «травму» возили?

— Возили, Ритка выписала направление.

— Хорошо. Дальше.

— Очухался уже на улице. Не знаю, сам как-то выбрался, или вынесли меня из подъезда. Лопатник на месте, часы… Ничего не пропало! Кроме этой чёртовой ксивы. Я её дома хватился.

Сазонов замолчал, играя пачкой сигарет. Улыбаться перестал. Избегал смотреть на Акулова. Определить, о чем он думал, было нельзя. Только гадать. Скорее всего, Шурик прикидывал, насколько можно быть откровенным с Акуловым.

Андрей не понукал. Разминал папиросу, прислушивался к своим ощущениям. Его Шурик всегда, мягко говоря, раздражал. Сейчас это сильно мешало. Врёт или нет? Скорее, второе. В любом случае, трудно поверить, что Сазонов завалил Громова. Все, что угодно, любая другая статья, но только не «мокрое». Акулов видел слишком много убийц, чтобы в это поверить. И по работе, и пока сидел в тюрьме. Шурик отличался от любого из них. Может, он и запорол бы кого-то ножом в пьяной драке, но засада с автоматом, совершенно точно, не его уровень.

— Сначала подумал, что где-то выронил. Вокруг дома все обыскал — нету. Потом вспомнил, что не мог никак выронить. Ксива в закрытом кармане лежала, на «молнии». Стал думать, чо делать.

— Самый простой выход в голову не пришёл?

— Какой? Застрелиться? — Сазонов грустно усмехнулся. — Кто бы мне поверил, расскажи я по-честному? Знаешь ведь, какая у меня репутация. Василич первый и предложил бы писать рапорт на увольнение. Короче, не пошёл я сдаваться. Откуда я знал, что ксива так быстро выплывет? Думал, похожу немного с липовой, а потом, когда случай подвернётся — погоня там какая-нибудь, задержание, — объявлю, что её потерял. В таких ведь ситуациях не сильно наказывают, да? Не увольняют?

— Да. Обычно не увольняют.

— Вот видишь, расчёт был верный! Просто не повезло… Есть у меня один чел, который ксивы мастырит. Поехал к нему, хорошо, дома была фотка с погонами, не пришлось ночью метаться, китель искать. Вот и все…

— Что за «чел»?

— Не, этого я никому не скажу, — Сазонов замотал головой. — Пусть лучше сажают!

— Так уже, считай, посадили.

— Все равно не скажу. На фига? Парень мне доброе сделал, помог, а я его заложу? Да ни в жисть! Ничего, посижу чуток — поумнею. Мамка вытащит, не даст пропасть. Адвокат уже приходил. Знаешь, кто?

— Ну?

— Трубоукладчиков Вениамин Яковлевич. Он такие вопросы свободно решает.

— Тьфу, бля!

До чего тесен мир! Трубоукладчиков был дорогостоящим специалистом, обслуживающим интересы лидеров криминального мира. Он защищал несколько человек, которых Акулов и Волгин отправили за решётку. Андрей не мог не признать: в большинстве случаев Вениамин Яковлевич свои гонорары отрабатывает сполна. Два месяца назад адвокат сам попал в серьёзный переплёт, который вполне мог ему стоить жизни, но как-то выкрутился без особых потерь.

Что ж, Шурик прав. С такими родителями и с таким адвокатом он в камере не засидится. Разве что доблестное УСБ[8] что-нибудь накопает — но Акулов не верил в этих кристальных борцов с коррупцией. По его мнению, они были способны изобличить разве что таракана на своём письменном столе, или присосаться к чужой разработке и снискать лавры, первыми прогнувшись перед начальником главка. На их счёту было множество случаев стрельбы ракетами по воробьям — но практически ни одного попадания в серьёзную движущуюся мишень.

— Значит, не расскажешь про своего мастера?

— Какой мне резон?

— А совесть?

— Я и так тебе много сказал. У Ритки в протоколе и половины этого нет.

Помолчали. Потом Шурик спросил:

— Ты ведь сидел в тюрьме?

— Два года.

— Ну и как там, в ментовской камере?

— Хорошего мало.

— Жить-то можно?

— Будь человеком, следи за словами и не подставляй свою задницу.