Миша, потихоньку успокаиваясь в тесных объятиях, вдруг начал вспоминать - и запах вспомнил, и баллады на незнакомом языке, и накатывающее умиротворение. Грай, не увидев сопротивления, уже перемежал слова поцелуями, терзал долгожданной лаской доверчиво открытую шею откинувшегося на него парня, прикрывшего от наслаждения глаза, спускался ниже, к плечам, потираясь щекой о кожу своего наваждения. Он заболел парнем давно, только не сразу понял, и теперь всеми силами старался исправить то, что натворил, показать, как сильно Миша необходим им обоим, волку и человеку - жизненно необходим.

И Миша верил. Верил, позволяя подхватить себя на руки и унести из ванной. Верил, откидываясь на простыни и раскрываясь для нескромных ласк. Верил, отвечая на лихорадочный шепот таким же сумбурным, пытаясь рассказать, как сильно он скучал. Верил, подаваясь навстречу толчкам, сначала осторожным, а потом уже нетерпеливым, сбивающимся с ритма в отчаянном желании стать еще ближе, срастись телом с тем, кто давно уже похитил душу. Верил, под натиском нового, совершенного, восхитительного, разделенного на двоих, забывая старое, болезненное, неправильное и однобокое.

***

У Грая в отношениях со своей звериной ипостасью наконец настала гармония. А Миша был просто счастлив, ведь, как известно, волки - однолюбы.