Максим Павлецкий

Легенда о Багуле.

Цикл первый: Степи в огне. Книга первая. Крещеный тайгой.

Глава I.

Холодные снежные вьюги встречали забайкальский сентябрь 2028 года. Уже вовсю замело округу снегом, покрывая белокурым одеялом Приграничные степи. Еще казалось совсем недавно стоял жуткий августовский летний зной, чередующийся с проливными дождями, как спустя три недели выпала первая порошка, а за ней полетели хлопья, закрывая собой бурую землю степей. Еще совсем недавно чабаны спокойно пасли баран, как уже сегодня кудрявые блеющие с завитыми рогами животные, под четким надзором бурята пастуха, добываю себе пищу из-под снега, выковыривая травинки.

Агинская степь раскинулась широким хватом невидимой мозолистой руки, словно разбросав кругом белые шапочки кипы, носимые иудеями, создав великолепное чувство необъятного простора и духа свободы, которые так любили местные жители. Война, обрушившаяся где-то далеко на западе, словно и не побывала тут, в Агинских степях, а лишь заглянула в гости к крупным городам края, уничтожая их до основания, но относительно пощадив село. Хотя краевому центру досталось прилично, из почти трехсот тысяч человек столицы в живых осталось не более пяти тысяч выживших, которые разбрелись кто куда, находя новый кров и убежище. Они так бы и разбредались по краю и округе, если бы не новая беда, шедшая из тайги. В тайгу Даурии и Приграничье Амура теперь ход заказан и туда ходили только самые лютые охотники, закаленные в боях с разной нечестью. Были и глупцы, которые полагаясь лишь на одну свою отвагу и любопытство, без наличия должного опыта выживания в лесу, шли в таежные места, оставляя там свои кости и трупы на съедение зверям, которых до Последней Войны здесь не водилось. Если и были упоминания видоизменившихся путем радиационного облучения или просто эволюционной насмешки над человеком, возомнившим себя царем планеты, уничтожившего на ней жизнь, то скорее всего они являлись собранием мифов и легенд, гулявших среди доверчивого народа. Редко кто оставался в живых, заходя за Серую Сопку, с покрытыми седыми иглами сосен на берегах верховья Нерчи. А если он и выживал и на свою беду рассказывал свои приключения, то выставлял себя на посмешище в глазах темного не образованного люда. Однако в подступы тайги не переставали ходить, благо живности, еще не заходя в глубь лестного массива хватало с избытком для сельского человека, добывающего дичь, шедшую на чудесной выделки и выкройки меховые изделия и мясо. Как и в довоенные времена тайга кормила и одевала как простых людей, так и переживших танец Большой Войны в стране. Люди в деревне так и жили довольно таки мирной жизнью, как жили их предки до них, как живут они сами и как будут жить их дети.

Но не только в тайге окруженные со всех сторон лесом жили забайкальцы. Тут в Агинских степях коренные народы бурятских родов, побросав оседлое жилье, боясь, что не сегодня так завтра в твой дом придет беда с неба, и уже ничто спасет тебя. Старые люди, чьи предки веками жили кочевой жизнью, пася свой скот в степи, так же вернулись к истокам, гоняя по полям отары баран и табуны лошадей. В степи действительно можно рождаться, спокойно жить, укрывшись от бомб и от людей, и со спокойствием умирать на пустынной земле, ничего не боясь. Но и в Большую Степь Агинского пришла беда, неся за собой нечисть и грязь, которую трудно описать простому человеку, наводившийся страх в коренных жителей Забайкалья. Сейчас, еще спокойно ни о чем не подозревая чабан, словно слезая с коня самого Угэдэя, все так же мирно принялся ставить юрту, готовить обед на огне и ждать спокойного дня.

Поздняков Андрей Игоревич взирал на все великолепие припорошенные опустошенные сопки степи, широко расставив ноги и посасывал дефицитную для тех годов, еще фабричного производства и замечательного качества сигарету. И хотя сельские мужики и выращивали дикорастущий табак монгольского сорта, который курила львиная доля населения края, Андрей Игоревич покуривал высоко ценимые сигареты не потому что они были трофейными и найдены в кармане убитого в практически полном количестве. А потому, что он мог себе позволить попыхивать таким золотом, стоя посреди Агинских степей, наблюдая за окрестностями и из интереса смотрел, как чабан поставил к тому моменту юрту, зажег огонь, чему свидетельствовал дым, выходивший из отверстия на крыше и начал готовить бухлер. Последнего Андрей Игоревич не видел, к сожалению своего желудка, кормившегося одними быстро разогреваемыми полуфабрикатами сухих пайков и тушеным мясом. Хотя продуктов и вообще провизии в целом в палатке оставалось еще на неделю с небольшим, человек не военный, не познавший на своем опыте суровой романтики армейской жизни, давно бы уже завыл от однообразия пищи и ушел в деревню рубить головы курам, лишая единственного хозяйства бедных крестьян.

Андрей Игоревич, докурив сигарету, все же пошел выполнять то, ради чего он вышел из палатки, а именно кормить ездовых собак объедками завтрака, жирно притравливая корм тушеной говядиной. Дюжина хаски тут же бросилась опустошать ящик из-под снарядов, приспособленный под собачью кормушку, и вылизывая до грязной пропитки древесины, бодро виляя хвостом принялась ласкаться у ног хозяина и запрыгивать ему на грудь передними лапами, высунув из довольной морды язык.

- Так все прекращайте, - все же Андрей Игоревич немного поигрался как ребенок, но вскоре его терпению пришел конец, и он принялся расписывать тех, кого он приручил, специально целясь обшарпанным носком берца псам в под брюхо. Те жалобно повизгивая, слегка поджав хвосты, грустно и боязно озирались на внезапно изменившегося человека, повадки которого были не всегда понятны зверю. То он веселый, пахнущий резким, но потом приятным расслабляющим запахом, мог практически пол дня проваляться в снегу, играя как ненасытное дитя с собаками. То он сухо и без лишнего ребячества вываливал кастрюлю отходов, а потом дышал горьким противным воздухом, даже не погладив. Все же странный был этот человек, хоть и щедро кормивший, думалось вожакам упряжек.

Накормив собак и удовлетворившись их ленивым, посапывающим видом и развалившимися своими тушами на снегу, Андрей Игоревич принялся проверять вязки ездовых, вбитые кольями в землю, заменил одну веревку у пытающегося освободиться прошлой ночью пса и начал еще раз перекладывать пожитки в санях, а вернее сказать все то, что могло пригодиться в сегодняшней безжалостной зимней степи. Сопки словно белым пухом облаков укрылись за предыдущую неделю пути.

Расчехлив бинокль и сверяясь с картой и компасом, Андрей Игоревич, сделав какие-то пометки корявым почерком в тетради, все из того же любопытства стал наблюдать через увеличивающий фокус зрения прибор, за спокойной жизнь кочевого человека, живущего в степи. Чабан расхаживал в верблюжьем одеянии, ловко растопырив ноги, обутые в ичиги, напоил двумя ведрами талой воды коня и принялся кормить собаку. Здоровенная овчарка банхар, с расстояния в километр от места дислокации палатки, до поставленной юрты, в половину роста лошади, напоминал Андрею Игоревичу медвежонка. Бывший слесарь по специальности и собаковед по призванию, военный человек по роду деятельности с тоской наблюдая за повадками этой монгольской породы, четвероного друга коренного жителя Забайкалья, грустными глазами посмотрел на ленивых и довольных своей жизнью хаски. Харкнув в снег военный поправил белого цвета балаклаву, свернутого на макушке в простую шапку и вернулся в палатку.

- Говорил же, что сегодня юрту поставит, - снимая берцы и массирующим движениями принявшись разминать затекшие ноги по причине неудобной обуви, сказал Андрей Игоревич, обращаясь к молчавшему у буржуйки истопнику, - К нему еще утром сыновья приезжали, на верблюдах, юрту привезли, да так по мелочи. Так что гоните товарищ майор косяк.