Сэмюель тряхнул его так, что порвал воротничок.

– Нет, сэр, – сказал Баркер.

Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза. Наконец, отпустив порванный воротник Баркера, Сэмюель уселся на место.

– Так-то лучше, – сказал он.

Камердинер заерзал на сиденье.

– Это моя ошибка, – проскрипел он. – С какой стати ей что-либо помнить?

Он заметил, с каким изумлением Ида взирает на него, и усмехнулся ей широкой белозубой улыбкой.

За всю дорогу девушка больше не произнесла ни слова. Она решила, что так будет разумней. Вот только в ее голове все это время вертелись новые вопросы.

Во-первых. Мистер Хакетт позволяет камердинеру ужасные вольности. Почему? Что мешает ему избавиться от этого человека? Какова бы ни была причина, она перевешивает остальное. Что связывает Сэмюеля с Баркером?

Во-вторых. Что, ради всего святого, она должна помнить?

Иде не раз приходило в голову, что ее жизнь на новом месте станет более осмысленной, если она начнет прислушиваться к тому, что говорят другие. Теперь она решила, что так и впрямь будет лучше. Было неправильно считать подслушивание недостойным занятием. Ида оправдывала себя тем, что иначе ей вообще ничего узнать не удастся, а знать, что происходит, – неотъемлемое право каждого человека. В ее случае подслушивание было доказательством ее состоятельности как личности.

Ида дожидалась у плотно притворенной двери. Большая дверь из полированного дуба выглядела весьма респектабельно. Девушка прочла на ней: Г. П. Кларкенвелл, эсквайр, директор. Признаться, Константин-холл ее разочаровал. Она иначе представляла себе сумасшедший дом: угрюмое место со стенающими несчастными, прикованными цепями к стенам. На поверку же это оказался благоустроенный, богатый особняк, очень похожий на Саммерсби. Несчастных больных нигде не было видно. Ида даже засомневалась, есть ли они здесь вообще.

А тем временем за дверью мужчина и женщина вели напряженную беседу. Женщину, служанку этого дома, Ида видела только мельком, прежде чем та скрылась в комнате. Ида почтительно ей поклонилась. Женщина была чуть старше ее, пожалуй, ей было лет двадцать пять. Немного полноватая, впрочем, ее это не портило. Звали ее Агги Маршал. Ида уже догадалась, что она служит в Константин-холле личной горничной леди. Мужчину звали мистер Кларкенвелл. Наверняка он наниматель Агги… или нет? Это было не вполне ясно. Ида мельком видела его, когда горничная входила в его кабинет. Он был низкорослым и тучным. Глаза навыкате, как и у многих мужчин его комплекции и самомнения. Ида встала как можно ближе к двери, в то же время не забывая о том, что в коридоре может появиться кто-нибудь посторонний и застукать ее на горячем. После продолжительной беседы с мистером Кларкенвеллом Сэмюель Хакетт с Баркером отправились в сад. Иде приказали дождаться, когда ее проводят к мисс Матильде, ее будущей хозяйке. Девушка надеялась, что стоять под дверью придется не слишком долго.

Судя по всему, Агги Маршал едва оправилась от потрясения, вызванного тем, что мистер Кларкенвелл вкратце пересказал ей то, что недавно узнал от Сэмюеля. Подслушивая, Ида вспоминала собственную реакцию на это известие, принимая в расчет, что у нее было гораздо больше времени, чтобы подготовиться. Сначала ей показалось, что это невозможно, но постепенно произошедшее стало казаться не только вполне возможным, но и типичным. Обман и вопиющая несправедливость по отношению к бедной леди укрепляли веру шестнадцатилетней Иды в то, что такова жизнь: если ты молода и не замужем, никто за тебя не заступится.

– И что вы намерены предпринять, сэр? – Ида услышала в голосе горничной строгие нотки.

Мистеру Кларкенвеллу явно не понравился ее тон.

– Знайте свое место, мисс Маршал, – произнес он, и стул под ним жалобно заскрипел, – если хотите, чтобы мы и дальше работали вместе.

– Я работаю здесь уже четыре месяца, мистер Кларкенвелл. Мне кажется, что с меня довольно… Полагаю, мисс Грегори придерживается того же мнения… По крайней мере, до сегодняшнего дня она считала именно так. Когда вы сообщите ей о том, что я только что узнала, думаю, она будет вне себя…

Иде казалось, что теперь она легко может угадывать, что же происходит во время тягостных пауз. Мистер Кларкенвелл кашлянул. Ида представила себе, как горничная Агги внимательно смотрит ему в глаза, пытаясь понять, о чем он думает.

– Ну… а мне теперь все яснее ясного, – в голосе Агги звучал непередаваемый цинизм.

– Еще раз вынужден напомнить вам о вашем месте и об уважительном тоне, которым вы должны обращаться к вышестоящему лицу, – сказал мистер Кларкенвелл.

– Я личная горничная мисс Грегори, сэр, не более того, – ответила Агги.

Ида представила, как Кларкенвелл сжимает под крышкой стола свои жирные серые пальцы.

– И вы хотите, чтобы именно я сообщила ей о случившемся?

Судя по всему, этого мистер Кларкенвелл и добивался. Стул под ним жалобно застонал, но уже несколько иначе. Ида представила, как директор откидывается всем телом назад. Ей казалось, что мисс Грегори будет только рада, если ей сообщат, что ее заточение в сумасшедшем доме – ошибка. Почему же мистер Кларкенвелл так хочет спихнуть эту обязанность на кого-нибудь другого?

– Вы трус, – произнесла Агги.

Ида улыбнулась. Ей нравилась храбрость этой женщины.

– Ладно, – продолжала Агги, – я передам мисс Грегори то, что вы мне только что рассказали.

– Следует избежать скандала, – послышался из-за двери мужской голос.

– Да неужто? С какой стати? – спросила Агги. – Боитесь, что дело дойдет до суда? Ну, учитывая то, что вы мне сообщили, тревожиться вам есть о чем.

Ида услышала, как выдвигают ящик массивного письменного стола. Что же мистер Кларкенвелл оттуда вытащил?

– Пожалуйста, не оскорбляйте меня, – раздался ровный голос Агги.

– Десять гиней, – произнес мужчина.

Ида ощутила сильнейший душевный трепет. Неужели директор пытается подкупить Агги?

– Так много! – изумленно произнесла женщина. – Уверена, что на эти деньги я смогу купить себе что-нибудь очень миленькое.

Снова стало тихо. Ида услышала, как кряхтит мистер Кларкенвелл, и решила, что он выписывает Агги чек.

– Вот, – произнес наконец мужчина.

Послышался звук рвущейся бумаги. Мистер Кларкенвелл, задыхаясь, поднялся на ноги, резко отодвинув стул, на котором прежде сидел.

– Можете подавиться своими деньгами! – воскликнула Агги. – Я служу мисс Грегори, а не вам, и останусь ей верна.

– Константин-холл оплачивает вам… – начал мистер Кларкенвелл.

– Из денег покойного отца мисс Грегори, если уж на то пошло, – оборвала его Агги. – Что же до скандала, то его не будет, если вы на этот раз проявите почтение и порядочность, которых прежде моя хозяйка от вас не видела. Она не та, за кого вы ее все время принимали!

Горничная так сильно рассердилась, что уже, по-видимому, не отдавала себе отчета в том, что кричит.

По-прежнему восхищаясь нагловатой храбростью Агги, Ида вообразила, как трудно мистеру Кларкенвеллу сдерживать гнев. Она представила себе его пухлые кулаки, лежащие на столешнице.

– Позвольте напомнить вам, что покойный отец мисс Грегори считал, будто его дочь больна, – произнес мистер Кларкенвелл раздраженно. – Именно поэтому он решил направить ее в Константин-холл!

– Возможно, он и считал Маргарет Грегори больной, – не полезла за словом в карман Агги, – но моя хозяйка не Маргарет, мистер Кларкенвелл! Она Матильда. И была ею все время, пока жила здесь. Теперь Маргарет мертва, а Матильда – наследница состояния.

Ида представила, как одутловатое лицо Кларкенвелла исказилось от напряжения и глубокие морщины избороздили его дряблую кожу.

– Ситуация… весьма неординарная, – задумчиво произнес директор.

Ида вообразила, как он вытаскивает носовой платок из пиджака и вытирает лоб, на котором выступила испарина.

– Особенно для моей хозяйки, которую заперли здесь по ложному обвинению, – произнесла Агги.