Что касается самого Ирака, то сегодня уже хорошо видно, что взаимоотношения суннитов и шиитов в нём искусственно обостряются. Также стало известно, что после того, как в Ираке была возобновлена открытая деятельность политических партий, запрещённых при Саддаме Хусейне, оказалось, что самая массовая из них — марксистская, так называемая коммунистическая, партия. Как показало телевидение, в одном из её офисов на стене висят портреты (справа налево) — Маркса, Энгельса, Ленина. Сталина нет, и хотя Троцкого тоже нет, но отсутствие портрета Сталина, в сложившейся в Ираке политической ситуации обозначает присутствие Троцкого по умолчанию.

Дело в том, что партия Саддама Хусейна тоже претендовала на то, чтобы строить социализм, поскольку называлась: Партия арабского социалистического возрождения. Т.е., судя по её названию и политике, она выражала арабский национал-социализм, с более или менее яркой склонностью к нацизму, в чём убедились иракские курды и марксисты, часть которых Саддам Хусейн расстрелял, а часть загнал в подполье. Марксисты конечно не нацисты, но интернацизм под лозунгами социализма в процесс своего прихода к власти и становления не менее кровав, чем нацизм. Поскольку в теоретически чистом виде интернационал-социализм воплотиться в жизнь и существовать не может, то его приверженцам в реальной политической деятельности неизбежно предстоит делать и воплощать в жизнь выбор:

· либо диктатура интернацистов-межнационалистов под лозунгами марксизма и подавление национальных культур — тогда «настоящий коммунист», преемник «дела Маркса — Энгельса — Ленина» это — Троцкий;

· либо никакого марксизма и культура национальная и многонациональная по форме, но социалистическая по содержанию, т.е. такая, в которой человек защищён от паразитизма на его жизни и угнетения вне зависимости от своего родового произхождения[16] — тогда настоящие коммунисты [17] это — Сталин и продолжатели дела многонационального большевизма.

29 марта были подведены итоги местных (муниципальных) выборов во Франции. В них тоже победили «левые силы», но вопрос о терроризме, предшествовавшем выборам во Франции, свёлся к тому, что на протяжении всего февраля французские спецслужбы через объявления в газетах переписывались с шантажистами, обещавшими устроить серию взрывов на железных дорогах Франции, если им не выплатят несколько миллионов евро. Но на каком-то этапе факт шантажа террором стал достоянием общественности, а, в конце концов, выяснилось, что шантажистами была группа интеллигентов, реальными возможностями к осуществлению терактов не обладавшая. Правда в умолчаниях остался вопрос: Но может во Франции существует и другая «группа интеллигентов», обладающая реальными возможностями к осуществлению терактов и в переписку через газету с властью не вступавшая? А управление обеими «группами интеллигентов» возможно осуществляла третья «группа интеллигентов»?

В преддверии же президентских выборов в России также произошёл теракт — взрыв в электропоезде московского метро. Но в отличие от Испании никаких уличных манифестаций не было, поскольку в России люди чувствуют, что митинги и манифестации не являются средством решения проблем и что такого рода делами должно заниматься государство.

При этом следует обратить внимание на то обстоятельство, что по прошествии некоторого времени СМИ на завершающем этапе предвыборной президентской кампании всё более привлекали внимание общественности не к теракту в метро, а к карикатурному эпизоду из жизни бывшего спикера Госдумы и одного из кандидатов в президенты РФ — Ивана Рыбкина. По его словам его выманили из-под охраны якобы на конфиденциальную встречу с чеченским сепаратистом-террористом Мосхадовым (либо его представителями), увезли в Киев и удерживали в неволе, после чего, несколько дней спустя, предоставили его самому себе. Рыбкин подавал сообщения об этом эпизоде своей жизни и политической карьеры так, чтобы телезрители пришли к мысли, что он пал жертвой коварства и произвола спецслужб России и режима В.В.Путина лично. Но спрашивается: зачем ему — кандидату в президенты России — встреча с чеченским сепаратистом и — если не организатором, то “наместником” террористического интернационала — Мосхадовым, который, — как показали в Чечне выборы в Госдуму и президента РФ, — не пользуется поддержкой самих же чеченцев, что и выразилось в поддержке ими федеральной общероссийской власти более высокой явкой избирателей, чем во многих других регионах России?

4. И как видно из политической жизни разных стран в последние годы, терроризм пока не довлеет над политикой исторически сложившихся государств, но он уже вовсе не «стихийный» политически активный фактор, а организованное выражение злой воли, стремящейся добиться статуса такого рода якобы «непреодолимой стихии». При этом понятно, что кругозор и масштаб мышления подавляющего большинства участников террористических организаций в регионах планеты вовсе не такой, чтобы они могли координировать свою деятельность в глобальных масштабах. Для координации в таких масштабах нужна и соответствующая идея глобальной значимости, по отношению к которой локальный терроризм во всех регионах планеты является подчинённым средством. Иными словами, когда баскские или чеченские сепаратисты думают, что средствами террора они добиваются государственного обособления своей любимой родины от поработившей её империи, то в действительности они оказываются вписанными в объемлющий глобальный политический сценарий, разработчики которого преследуют совершенно иные цели, до которых террористы-сепаратисты додуматься сами не могут просто в силу своего невежества в вопросах всемирной истории и глобальной политологии.

И это приводит к вопросу: Какая глобальная сила стоит за террористическим интернационалом? Наш ответ на этот вопрос может показаться при поверхностном разсмотрении политической жизни вздорным:

Наиболее активной глобальной политической идеей, во многом определяющей характер глобальной политики, по нашему мнению, как и в ХХ веке, остаётся троцкизм с его идеей «мировой социалистической революции» и становлением глобального государства, целенаправленно уничтожающего национальные культуры для получения «культурно однородного» “человечества”, состоящего из нивелированной толпы профессионалов, узких специалистов и некой законспирировавшейся правящей “элиты” координаторов, которая рекрутирует наиболее достойных (с её точки зрения) представителей толпы в свои ряды, однако при этом живёт «скромно», не выделяясь по своим потребительским стандартам роскошью и иной вседозволенностью из остального населения.

Подобное общество подавляющему большинству наших современников трудно даже вообразить, но если они прочитают такие произведения братьев А. и Б. Стругацких, как “Жук в муравейнике” и “Трудно быть богом”, то они смогут понять и представить, о чём идёт речь.

И всё это не бросается в глаза ещё и потому, что хотя с середины ХХ века троцкизм от своих глобальных целей не отказался, но кардинально изменил стратегию, тактику и средства достижения этих целей. Вследствие этого троцкизм в том виде, в каком он был в эпоху Коминтерна и четвёртого интернационала (из которого вырос нынешний Социнтерн), действительно не существует. Это так, прежде всего потому, что если в прошлом троцкизм опирался на носителей материалистического атеизма [18], которые находили готовую форму для самовыражения в марксизме, то со второй половины ХХ века троцкизм начал всё более и более опираться на носителей идеалистического атеизма. Причина этого в том, что общества, жившие при господстве материалистически-атеистического миропонимания, стали втягиваться в кризис, вследствие чего в них естественно возник интерес к вероучениям (как традиционным для них в прошлом, так и новейшим разработкам и заимствованным извне). А общества, оставшиеся в идеалистическом атеизме, со второй половины ХХ века всё более и более выступали за своё освобождение от гнёта «передовых стран», чья наука и образ жизни — прямое следствие материалистического атеизма.