Ничего мне больше в жизни не надо - только была бы она рядом. Я к ней всю жизнь шёл ! Через кровь и пожарища, в обнимку со смертью и ненавистью.... шёл. Шёл, шёл... и пришёл ! Вот она - моя радость негаданная, солнечный зайчик на душе, песня моя лебединая ! Целую её... и плачу. Душа-то в панцире ледяном столько лет пребывала - видать, и ей больно, когда лёд там на слом идёт. Два дня мы от друг дружки себя оторвать не могли. Не знаю, паря, как тебе это обсказать.., но дальше себе без неё я себе жизни не мыслил. Редко это у людей случается, чтобы две души в одну сливались. Некоторые люди всю жизнь иногда проживут, а так и не сподобятся познать подобное. Это ить такое дело, когда с любимым человеком и помолчать вдвоём - за счастье. Короче, и ко мне пришла весна посреди зимы. Нет нам ни до кого никакого дела - только мы вдвоём под этим небом. Ночью на крыльцо вышел покурить, она следом. В полушубки закутались, сидим на крыльце в обнимку - звёзды считаем. Прижалась ко мне моя Славушка, аж слышно, как сердечко её бьётся. Вот так, паря, мне кажется, счастье и выглядит.
Но, как ни крути, а на службе появиться-то надо. Договорились со Славушкой, что через три дня за ней приеду, чтобы собралась и была готова к отъезду. А та никак от меня не оторвётся - " Чего там собираться..? Я за тобой, любый, и голая по снегу вслед побегу !"
В общем, скрипя сердцем, ускакал я в Бобруйск - с Тимкой дорогу дальнюю готовить. Да подзадержался дня на три - нас по тревоге опять подняли, где-то партизаны опять немцам веселуху устроили, танковый эшелон под откос пустили.Через три дня мы с Тимкой да с десятком приятелей-казаков прихватили пару телег и поехали в деревню за солнышком моим ненаглядным.....
Надо тебе заметить, что к тому времени в Беларуси тебя из-под каждого куста могли свинцом угостить. Там по лесам кого только не бродило. Партизаны, дезертиры, просто бандиты откровенные, поляки, что ещё и между собой постреляться норовили, немцы из ягдкоманд, с Украины ещё и "бандеровцев" заносило, которых и вовсе не поймёшь с кем они воюют. Те, по моему, вообще, палили во всё, что шевелится. Опять же и партизаны партизанам - рознь. Большая часть в целые партизанские соединения была сбита, но хватало и просто героев, что по лесам тихо сидели и особо старались не отсвечивать, от греха подале.Больше всего селян было жалко. И так не до жиру - детей кормить нечем, а тут .. то немцы скотину позабирают, то на постой кого-нибудь поставят - объедят начисто. А потом из леса главные борцы за справедливость придут и все остатки начисто выгребут - им ить там в лесу тоже чего-то жрать надо, а как известно, в белорусских лесах по зиме ананасы не растут, да и плантации хлебных деревьев как-то тоже плохо прижились. Вот и получалось - немцы грабят, полицаи грабят, мы на постое объедаем, ну и партизаны... тоже есть хотят. Выли бабы по сёлам и вескам белорусским - мужей война из дому позабирала, детишки голодные по лавкам в хатах, а что ни день - гости незваные во двор вломиться норовят.
Да всем дай, да подай.. срочно и немедленно. А если нечего - так ты или пособница оккупантов, или пособница партизан. Вот и красовалось пол Белоруси печными обгоревшими трубами, что только от деревень и пооставались.....
Въехали мы в село, а у Славиной избы народ толпится. Я с коня слетел, бегом туда. Тут-то жизнь меня чугунной сковородкой со всей дури по голове и приложила ! Висит моя Славушка на воротной перекладине, посиневшая, а на груди табличка - "фашицкая падстилка". Ничего тебе, паря, за три дня опосля, сказать не могу. Выпали эти дни из моей жизни. Казаки потом баяли, что волком я выл, кроша себе зубы, да на народ с шашкой кидаться начал, пока меня Тимка с казаками не повязали. Привезли из соседнего села какую-то бабку, вот она меня какими-то отварами три дня и потчевала, не давая проснуться .Три дня в горячке метался, казаки боялись, что уже и в рассудок не приду. А на четвёртый день я встал. Но , я тебе скажу, что это уже был не я. Не было уже во мне человека совсем. Сидел во мне ЗВЕРЬ лютый, шибко до крови охочий, словно душу зимним инеем прихватило. Два дня потом ещё отходил - всё со Славушкой разговаривал, прощался. Я пока в горячке валялся , её уже и схоронили. Тока мне и осталось - что на могиле повыть. А глаза закрою - вот она, стоит, улыбается, будто сказать чего-то хочет, солнце моё, любовь моя.
А опосля, пошёл я по соседям. И , видать, так от меня холодом замогильным тянуло, что соседи наперебой мне всё и обсказали, как дело было. Оказывается был у них на селе "первый парень", сын председателя колхоза. Всему селу до войны житья не давал. Этакий главный "кобелёр" на всю округу. То с дружками девку снасильничают, то кого-нить из парней на танцах в клубе до полусмерти изобьют. А им всё с рук сходило - один дядька был первым секретарём райкома, второй - начальником местной милиции. Тут и война грянула. Вот этот герой вместо военкомата с дружками в лес и подался, где обозвав свою шайку партизанским отрядом "Смерть немецким оккупантам", принялся обирать местных селян на предмет пожрать и выпить. Ну и, ясное дело, по части борьбы с немецкими захватчиками, принялись эти утырки время от времени подвиги совершать. То старосте, всем селом выбранному, в окно хаты ночью из обреза пальнули, то общинный амбар с семенным зерном подпалили, оставив всё село без будущего урожая, то в соседнем селе пьяного полицая, нагрянувшего к своей "зазнобе", спалили в хате вместе с этой зазнобой и двумя детишками. Так вот, как выяснилось, этот героический предводитель красных партизан ещё до войны всё к Славушке подкатывался, проходу не давал, пока она ему не пообещала про его художества самому Сталину письмо написать. Вот той ночью они вчетвером к Славе и заявились. Ссильничали, твари, моё солнышко, изломали, надругались и повесили.Соседи попытались вмешаться, да куда там.. Деда соседского, что их совестить начал, так прикладом саданули, что тот на второй день и отошёл, не приходя в сознание.
Соседи, пока мне рассказывали , слезами умылись, Славушку жалея, а у меня, поверишь паря, хоть бы шевельнулось что - прямо взялась душа панцирем каменным. Ну и шепнули соседи - к кому эти выродки раз в неделю являются, выпить , закусить, да в баньке попариться. Мы с казаками изобразили отъезд из села, а сами ночью и вернулись, в сарае соседа того дома пристроившись. Буквально на следующий день к тому гости из леса и пришли. Мы их в баньке тёплыми и взяли. Командира ихнего, к сожалению, с ними не оказалось. Двое были не местными, их прибежавшие местные полицаи куда-то сразу утащили, а вот двое оказались теми, кто к Славушке той ночью в гости заходили. Вывел я их за огород, да "побеседовал" чуток.Спасибо Тимке, тот на вой, что всю деревню на ноги поднял, прибежал, да и добив, что там ещё скулило, меня в чувство привёл и утащил силком. На следующий день , когда эти два куска мяса, родственники хоронили, да завывали, что мол погубили деток безвинных звери лютые, меня Тимка чуть ли не к лавке примотал, чтобы я ещё и с родственниками этих выродков знакомиться не пошёл. А ночью мы к героям белорусского полесья в гости пошли, благо их "подельники" перед дорогой на тот свет тропку к их "лёжке" подробно описали. Всех там и "вывертов"-то было - землянка в лесу, спящий часовой и полтора десятка придурков в землянке. Часового сняли - пикнуть не успел, да землянку гранатами и закидали. Потом разобрались - ещё один, что в гости к Славе приходил на первой же гранате и отдал Богу душу, а вот командира их в землянке не оказалось. Ушёл, сволочь, с двумя дружками в соседнюю деревню к девкам.А на другой день прискакал посыльный с приказом явиться срочно в расположение части. А ещё через два дня, загрузились мы в эшелоны и отправились в Сербию, куда нас перекинули для борьбы с партизанским движением. Так и получилась "прибавка" к моему личному счёту к советской власти. Только вот этой "прибавкой", паря, дело не ограничилось.
