— Не снимай. И постарайся так не исчезать, я не чувствую тебя, пока ты его носишь.
Я снова кивнула. Чисто машинально, наполовину выдернутая из реальности и поглощенная в жуткие, кровавые образы, которые тут же нарисовало воображение.
Нож с застывшими на нем каплями крови. Вспоротая плоть. Крик, замерзающий на выдохе, переходящий в шелестящие звуки. Камень — изрезанная трещинами, пропитанная кровью и кеном глыба. Жизнь, обрывающаяся на вздохе. Темнота…
— …и не быть такой беспечной, — ловлю кусок фразы Эрика, поднимаю на него глаза и не сразу осознаю, что именно он сказал.
— Беспечной? — Слова вырываются сами, яростные, пропитанные обидой. Если бы не моя «беспечность», он бы до сих пор жил с Лидией и прогибался под Гектора. А навсегда потерянная для мира ясновидица никогда не вышла бы на свет. Беспечность — оставить меня в неведении, превратить в слепого котенка, тыкающегося мордочкой мимо миски.
Я не знала, что делать. Не знала даже, выживу ли. А он — человек, которого я считала родным — ни словом, ни делом не подсказал, как выбраться из ситуации, которую сам и создал.
— Беспечной?! — повторила я и встала. Жила ожила, натянулась, вены заныли от напряжения. Все же сольвейги лучше всего восстанавливаются, когда злы.
Эрик молчал и сверлил меня взглядом. Ждал, наверное, что я начну истерить. И вообще молчание в ответ на возмущение — отличный способ манипуляции. Можно дождаться, когда человек дойдет до точки кипения, а затем использовать эту его слабость. Люди часто используют слабости других людей.
— Знаешь, ты… — Дыхание опаляет горло. Ладони горят, а перед глазами языки пламени. Злость. Чистая злость вырывается из груди, истекает кеном, которого до этого моменты и не было почти. Я же выложилась, чтобы исцелить Лидию, так откуда во мне взялось столько кена?
Эрик отпрянул. Не испугался — чего ему бояться, все же я слабее — но отступил. Увеличил расстояние между собой и моей яростью. Но взгляд не смягчился ни на йоту.
— Знаю. Но и ты должна помнить, что присягала мне.
Резкие слова секут душу, оставляя лиловые полосы. Воздух вырывается свистом. Слова закончились, возмущение пронеслось волной огня, сжигая их. Я пытаюсь найти хоть что-то, за что могу зацепиться. Фразу, колкую настолько, чтобы причинить не меньшую боль. Не нахожу, и от этого обида разрастается, кипит в крови.
А потом вспоминаю. Сегодня в семь. Благодарность обратится в месть — не настолько существенную, ведь Эрик и знака не подал, что его задел наш с Владом обмен. Но приятную. Чисто для меня. И плевать, что Эрик говорил об опасности. Сейчас злость сильнее благоразумия.
Опускаю глаза в пол и тоже отступаю на шаг. Еле сдерживаю злорадную улыбку — сама от себя не ожидала такой реакции. Обида растворяется медленно, сменяясь торжеством.
Но я ничего не скажу. Не позволю испортить мне вечер. Амулет Барта скрывает меня даже от тех, кто был в кане. Наверное, потому, что сам Барт там тоже побывал. Да и Влад заслуживает того, чтобы его предупредили. Эрик вряд ли этим озаботится.
Телефонный звонок заставил вздрогнуть. До этого момента я не подозревала, до чего напряжена. А надпись на дисплее порадовала.
Я подняла на Эрика взгляд и едко бросила:
— Не бойся, не забуду.
Покинуть кабинет было блаженством. Я быстро преодолела коридор, на ходу включаясь в разговор.
— Рада, что ты позвонила.
Я действительно обрадовалась. В частности тому, что можно было уйти, сбежать из-под ледяного взгляда и колких слов. Не того я ждала от разговора с Эриком, но уж что есть.
— Шутишь? С того самого вечера, когда ты сказала, что не приедешь, я места себе не нахожу! — яростно ответила Ира. — Ты пригнала меня в Липецк, а ты знаешь, как мне тяжело здесь находиться. Особенно вместе с Крегом.
— Вы приехали? Давно?
— Вчера. Я звонила тебе, но ты была вне зоны. Что происходит, Полина?
— Все хорошо. Действительно хорошо. Знаешь… а приезжайте ко мне. Через пару часов устроит? Я только с Аланом поздороваюсь и буду. Идет?
— Хорошо, мы будем.
Что ж, не все так плохо. У меня есть друзья, которым не все равно. Которым плевать на власть и кен сольвейга. Они волнуются. Переживают. И вовсе не кичатся своим положением, как некоторые. Нужно уметь ценить то, что есть. И я буду.
На Достоевского я приехала к трем. Немного побыла с Аланом, и это утихомирило злость, клокочущую в груди. Невозможно злиться на человека, когда безумно любишь его копию. Сын не взял от меня ничего — как внешне, так и характером, упрямым и напористым, пошел в отца.
Я не жаловалась. То, что непростительно взрослым, умиляет в детях.
Ира и Крег уже ждали меня у подъезда. Сидели на лавочке, обнимались и мило ворковали. Хорошо, что Влад не видит, он бы не пережил. Чувство собственности еще никто не отменял, а у него оно иногда на первом месте.
И только там я поняла, насколько сглупила. Пригласила подругу в гости, совершенно забыв о том, что подруга-то эта замужем, причем замужем за человеком, с которым у меня сегодня свидание… Да уж, чувство такта у меня атрофировалось напрочь.
Влад уверял, что они договорились, но вряд ли Ира обрадуется тому, что я, пусть и частично, но вернулась к тому, с чего начинала. Прошлое показало, что нам с Владом не суждено ничего построить, но я упрямо не хочу видеть очевидного.
Только вот взгляд льдистых, холодных глаз подстегивал продолжать эту игру. Тон, не терпящий возражений, который Эрик никогда не позволял себе в разговорах со мной, взбесил. Хотя кого я обманываю — он часто пользовался им, когда давал указания Антону. Даже с Томой, одним из близких ему людей, он разговаривал жестко. Но не со мной. Никогда со мной. Когда мы были вместе, когда он говорил, что любит…
Разлюбил? Наверное. Так бывает. Разлука иногда меняет людей.
Ира, завидев меня, встала. Расплылась в улыбке, и меня словно солнечны теплом окатило. Крег тоже поднялся, но его улыбка была больше вежливой, чем радостной. Он всегда четко чувствовал границы, отделяющие личное пространство человека. И никогда их не пересекал.
Ира обняла меня без лишних приветствий — крепко и горячо. Как мне не хватало ее открытости и честности, слов, которые попадают точно в суть и не дают спрятаться в собственном панцире. Ира всегда меня из него вытаскивала, и тогда, в Москве, если бы не она, я бы сломалась.
От нее пахло розами и жасмином. Давно забытый запах оживил затертый и блеклый образ прошлого, но тут же наполнил его настоящим. Я больше не та, что раньше, как и она.
— Как ты? — В голосе больше страха, чем заботы. Взгляд скользит по лицу, словно стараясь рассмотреть фатальные повреждения. Их нет. Лишь синяки под глазами и впалые щеки, но это мелочи.
— Все хорошо уже. — Улыбка выходит натянутой, хотя я правда рада ее видеть. Соскучилась. И руку сжимаю, боясь отпустить.
— Я боялась. Крег говорил, такие ясновидцы могут убить в секунду… — Она обернулась, ища поддержки в любовнике. Крег кивнул и шагнул к нам, принимая ее жест за разрешение приблизиться.
— Я могу попробовать с этим что-то сделать, — сказал сдержанно. — Не уверен, что получится, но попытаться можно.
— Не нужно уже ничего делать, правда. Я сама справилась. Вернее… Я была у Барта, он помог.
При упоминании вождя сольвейгов, на лице Крега мелькнуло уважение.
— Вы не перестаете удивлять. — Он склонил голову набок. — Зря Рик недооценивает племя Барта.
— Рик многих недооценивает, — фыркнула Ира и крепче сжала мою руку. — Тебя тоже. Впрочем, и Саймон недалеко ушел. Наследник называется!
— Поверь, они знают мои возможности и их границы, — сдавленно улыбнулся жрец. — Выше головы не прыгнешь.
— Ты сильный, — возразила она яростно. — Поля, он невероятно сильный! Если бы ты видела, что он творит. Заклинания, которые ему удаются… — Восторженный взгляд воительницы вновь обратился на любимого.
Любимого ли? Или она просто играет роль.
— Скромность украшает мужчину, — пошутила я. — Идемте, буду вас угощать.
