Так, Шарль Дюмулен добился от короля комплексной привилегии, датированной 1 января 1552 года[51], на издание своих сочинений последних лет. Вместо привычной лапидарной формы явно с подачи самого Дюмулена в тексте перечисляются его заслуги,

Среди прочих его успехов – комментариев к некоторым провинциальным кутюмам, трактатов о дарениях, о стиле парламента – там указаны его сочинения о правах французской короны и «Комментарии к Эдикту о малых датах». Этот трактат Шарля Дюмулена сыграл важную роль в истории всего королевства и стал поворотным моментом в биографии адвоката, покончив с его статусом «кабинетного ученого».

Папа Юлий III (1550–1555), получив папскую тиару при поддержке французов, неожиданно занял позицию, резко враждебную интересам французского короля в Италии. Генрих II ответил пересмотром привычного порядка распределения церковных бенефициев и отправки аннатов в Рим. Шарль Дюмулен, за которым уже прочно закрепилась слава специалиста по согласованию разных систем права (он слыл знатоком обычного права, римского права, королевских ордонансов, процессуальных норм), взялся за проблему соотнесения норм канонического права с остальным действовавшим в стране законодательством. На конкретном примере спора о «малых датах», относящегося к срокам и формам замещения вакантных бенефициев, Дюмулен защитил права французской церкви и права короля от «узурпации» со стороны римского папы. Но он пошел дальше: из его текстов следовало, что право верховенства в делах галликанской церкви издавна принадлежало королям Франции и должно быть восстановлено. Его «Комментарии к Эдикту о малых датах» (1552) имели большой резонанс благодаря написанному по-французски тексту пространного посвящения королю.

Дюмулен мог в данном случае действовать по собственной инициативе, он давно тайно склонялся в пользу реформированной религии, и отношение к Риму у него было сугубо отрицательным. Но он мог взяться за эту проблему и по указанию тех людей из королевского окружения, кто отвечал за итальянское направление королевской политики, – либо самого коннетабля Монморанси, либо государственного секретаря Жана Дютье. Правительство Генриха II тем самым наглядно показывало папе Юлию III, что его дальнейшая антифранцузская политика приведет к чему-нибудь вроде «Акта о супрематии» по английскому образцу. Весной 1551 года заговорили о созыве национального собора галликанского духовенства для «реформирования злоупотреблений» церкви во Франции[53]. Насколько далеко в этом конфликте мог зайти «христианнейший король», осталось неизвестным: Святой престол, приняв этот сигнал, пошел на уступки. В этом была немалая заслуга Шарля Дюмулена. Именно тогда коннетабль Монморанси сказал королю, представив ему книгу нашего адвоката: «Сир, Ваше Величество не смогло с тридцатью тысячами человек принудить папу Юлия III к миру, сей человечек сделал это при помощи вот этой маленькой книжечки»[54].

С точки зрения историка права, подобные факты носят внеюридический характер и не могут относиться к существу дела об отмене дарения. Конечно, то, что аргументы Шарля Дюмулена показались магистратам Парламента убедительными именно в тот момент, когда он был обласкан славой и королевским фавором, могло оказаться и простым совпадением.

Как бы то ни было, 12 апреля 1552 года в деле Шарля Дюмулена было вынесено окончательное решение. Причем была избрана наиболее торжественная форма его оглашения – purpurato rosato, то есть в торжественном облачении судей в красные мантии. Поэтому, кстати, самого текста этой сентенции мне так и не удалось найти в обычных регистрах Парламента. 12 апреля был последний рабочий день перед Пасхой и, следовательно, последний рабочий день года. Курия хотела закончить максимально возможное число дел и вынесла несколько десятков постановлений (arrests). Выписки из постановлений, датированных этим днем, занимают в регистрах Парламента целых восемнадцать листов, исписанных убористым почерком. В виде исключения к ним даже было составлено специальное оглавление. Но интересующего нас дела в этом списке нет. По всей видимости, торжественные постановления регистрировались в какой-то другой книге. Но решение Парламента по делу Дюмулена полностью воспроизведено в сборнике Барнабе Ле Веста[55] и упоминается большинством «арестографов», то есть знатоков постановлений короля и его судей.

Решение было принято в соответствии с законом si unquam. Полная формулировка в публикации Б. Ле Веста звучит следующим образом: «XLIX приговор в пользу мэтра Шарля Дюмулена, касательно закона Si unquam sive de revoc. donat., но все же с условием ипотеки дуэра, от которого супруг не освобожден».

В приводимых материалах судебного постановления намечены основные моменты процесса, откуда мы и черпали информацию о ходе этого многолетнего разбирательства. Некоторые иски Шарля Дюмулена отклонялись (в частности, претензии к Николя Юро, опекуну детей Ферри Дюмулена, сорвавшего «энтеринацию» акта об отмене дарения, выданного Канцелярией), но в целом «указанный Ферри приговаривался оставить в пользование истца указанные вещи, как было до указанного дарения, и компенсировать ему доходы после вычета улучшений». Теоретически Ферри должен был возвратить доходы за время, прошедшее с 1547 года, с начала судебного разбирательства. Однако размер выплат мог быть существенно сокращен за счет вычета сумм, затраченных на «улучшения», например на строительные работы или мелиорацию, учет которых был затруднен. В отношении дуэра Маргариты Майар, покойной к тому времени, но оставившей детей, законных наследников ее «вдовьей доли», суд нашел компромиссное решение. Сеньория была возвращена Шарлю, но «указанное имущество пребывает под ипотекой в том случае, если имущество указанного Ферри не будет найдено достаточным для этого дуэра».

Вроде бы Шарль Дюмулен одержал долгожданную победу. Но сам он оставался недоволен. Его, как поборника применения норм римского права для трактовки кутюм, не могла устроить такая двойственность в определении прав собственника. Он говорил об этом в переизданиях своих трактатов об отмене дарений.

Весна 1552 года стала апогеем его карьеры. Дальше на Дюмулена обрушились несчастья. Стремление идти во всех вопросах до конца, столь благодатное для интеллектуального поиска, в политике оборачивалось драмой. После того как Генрих II заключил прочный мир с Юлием III, обличительный пыл Дюмулена стал уже неуместен. Но он, увлекшись первыми успехами на новом для себя поприще, продолжал развивать свои тезисы, готовя французское издание «Комментария к Эдикту о малых датах», еще более воинственное по отношению к Риму. И здесь нашему адвокату пришлось испытать на себе всю мощь «консервативной партии»[56] – теологов Парижского университета и их парламентских единомышленников, стойких борцов за сохранение католической веры. Если соперничать в ученой аргументации «Комментариев к Эдикту о малых датах» было трудно даже заправским канонистам, то текст посвящения, сделанного на французском языке, оказался легкой мишенью для критики. Первый биограф и апологет Дюмулена пишет об этом следующими словами: «Это посвящение было чудовищным образом оклеветано, и посеян мятеж». Кстати, в Индекс запрещенных книг, составленный факультетом теологии, был включен и «Tractatus de usures» Дюмулена, в котором усмотрели апологетику ростовщичества[57]