No 20

[Не ранее 12 июня 1917 г.] [Датируется по содержанию.]

Глубокоуважаемая Анна Васильевна.

Сегодня получил письмо Ваше от 12 июня в ответ на давно посланное 1 июня мое письмо. К сожалению, ответа на письмо мое от 6 июня я не имею.

Я уехал по вызову 7 июня1 и приехал в Петроград 10-го, и если только я ждал чего-либо, то только письма Вашего. Моя деятельность и работа в Черном море окончена [Далее зачеркнуто: без результатов.], но я попробую ее начать [Далее зачеркнуто: с другого конца.] вновь, как ни дико это Вам покажется. Все случившееся со мной мне было известно еще при первом желании в 1/2 мая отказаться от своей деятельности2. Я уступил тогда просьбе [Далее зачеркнуто: Александра Федоровича.] Керенского, хотя знал, что при создавшейся обстановке я бессилен бороться с директивами, преподанными в отношении меня извне. Вероятно, я уеду далеко и надолго. Я затрудняюсь сейчас говорить определенно, т[ак] к[ак] окончательное решение должно последовать через несколько дней3. Конечно, мне будет оказано противодействие, но я об этом не особенно беспокоюсь. Единственное желание, которое я бы хотел видеть исполненным, - это повидать Вас перед отъездом. Но если бы даже это и оказалось невыполнимым, у меня останется надежда увидеть Вас впоследствии - когда и где - говорить, конечно, не приходится.

Ваше письмо справедливо в отношении меня, но я так страдал, видя гибель своего дела, дела, с которым я связывал Вас, Анна Васильевна, что [Фраза не дописана. ] Верю в Вас, Анна Васильевна, помогите моему неверию. Вы знаете, как я смотрю на Вас, какое значение придаю я каждому слову Вашему. Почему же Вы находите горькую насмешку в моих словах о счастье? Ведь Вы не причастны к тому, что случилось со мной, к тому, что я пережил за последние 2 месяца. Но все лучшее, все светлое было у меня несомненно связано с Вами. Своей преднамеренной холодностью я просто прикрывал, может быть, величайшие страдания при мысли, что потеряю Вас, что Вы отвернетесь от меня хотя бы в силу неумолимого закона горя побежденным, а я не могу не признать себя побежденным в отношении всех своих намерений.

д. 1, лл. 34-36

_________

1 Отъезду Колчака предшествовал ряд митингов в Севастополе, все больше накалявших страсти против офицеров. 5 июля несколько офицеров было арестовано, и активная часть 15-тысячной толпы требовала отобрать оружие у остальных. В 9 часов утра 6 июля в помещении цирка открылось экстренное делегатское собрание. Колчак приехал туда с намерением выступить, но покинул собрание после того, как председатель отказался дать ему слово. Собрание постановило отобрать у офицеров не только огнестрельное, но и холодное оружие, о чем в 3 часа дня была разослана радиограмма по судам и полкам. На Черноморском флоте это был первый случай самовольного использования радиотелеграфа матросами. Собрав команду флагманского судна "Георгий Победоносец", Колчак последний раз попытался воздействовать на матросов, сказав, что георгиевское оружие у него не отбирали даже в японском плену. Когда члены судового комитета все же пришли к нему с требованием сдачи оружия, он прогнал их, вышел на палубу, бросил свой кортик в море, затем телеграфировал Временному правительству о своей отставке. Ночью была получена телеграмма за подписями кн. Львова и Керенского.

"Временное правительство требует:

1) немедленного подчинения Черноморского флота законной власти,

2) приказывает адмиралу Колчаку и капитану Смирнову, допустившим явный бунт, немедленно выехать в Петроград для личного доклада,

3) временное командование Черноморским флотом принять адмиралу Лукину, с возложением обязанностей начальника штаба временно на лицо по его усмотрению,

4) адмиралу Лукину немедленно выполнить непреклонную волю Временного правительства,

5) возвратить оружие офицерам в день получения сего повеления. Восстановить деятельность должностных лиц и комитетов в законных формах. Чинов, которые осмелятся не подчиняться сему поведению, немедленно арестовать, как изменников отечеству и революции, и предать суду. Об исполнении сего телеграфно донести в 24 часа.

Напомнить командам, что до сих пор Черноморский флот считался всей страной оплотом свободы и Революции"

(П л а т о н о в А.П. Черноморский флот в революции 1917 г. и адмирал Колчак. Л., 1925, с. 90-91).

Столь резкий поворот событий несколько умерил страсти, оружие офицерам было возвращено уже 7 июня, но развал Черноморского флота продолжался при новых командующих, первым из которых оказался следующий по старшинству за Колчаком - контр-адмирал В.К. Лукин. Некоторые подробности этих событий зафиксированы в протоколах допроса Колчака (см.: Допрос Колчака, с. 80). Сдача дел Лукину состоялась еще до ответа Временного правительства. До отъезда Колчака по радиотелеграфу был передан его последний приказ.

"Считаю постановление делегатского собрания об отобрании оружия у офицеров позорящим команду, офицеров, флот и меня. Считаю, что ни я один, ни офицеры ничем не вызвали подозрений в своей искренности и существовании тех или иных интересов, помимо интересов русской военной силы. Призываю офицеров, во избежание возможных эксцессов, добровольно подчиниться требованиям команд и отдать им все оружие. Отдаю и я свою георгиевскую саблю, заслуженную мною при обороне Порт-Артура. В нанесении мне и офицерам оскорбления не считаю возможным винить вверенный мне Черноморский флот, ибо знаю, что безумное поведение навеяно заезжими агитаторами. Оставаться на посту командующего флотом считаю вредным и с полным спокойствием ожидаю решения правительства" ("Утро России", 9 июня 1917 г., с. 3).

В ночь на 8 июня Колчак и Смирнов беспрепятственно выехали курьерским поездом в Петроград. Собравшиеся на вокзале офицеры устроили Колчаку овацию, но он был крайне подавлен и оскорблен тем обвинением, которое содержалось в "повелении" Временного правительства.

13 июня Колчак был вызван вместе со Смирновым на заседание Временного правительства для доклада о событиях на Черноморском флоте, где они оба выступили против правительственной политики, способствующей разложению вооруженных сил страны. На Черноморский флот была отправлена комиссия А.С. Зарудного.

2 Это было в дни отставки военного и морского министра А.И. Гучкова (30 апреля), решения Петросовета и Комитета Государственной Думы об образовании коалиционного Временного правительства (1 мая) и отставки министра иностранных дел П.Н. Милюкова (2 мая). По вступлении Керенского в должность военного и морского министра Колчак 12 мая обратился к нему с просьбой освободить его от командования Черноморским флотом. Тот попросил подождать своего приезда в Севастополь. Во время посещения Керенским 17 мая Севастополя (см. письмо No 12 и примеч. к нему) Колчак в разговоре с Керенским возвращался к этому вопросу, однако официально своей просьбы не повторял.

3 Имеются в виду переговоры о поездке Колчака в США во главе специальной военной миссии. Свое согласие на эту поездку Колчак действительно дал через несколько дней - 17 июня (см. письмо No 21 и примеч. к нему). Отъезд, однако, оказался отложенным еще более чем на месяц; мотивы этой задержки, со стороны Временного правительства и со стороны самого Колчака, были весьма различны (см. об этом ниже).

No 21

[Не ранее 17 июня 1917 г.]

[Датируется по содержанию.]

В субботу 17-го я имел совершенно секретный и весьма важный разговор с послом С[оединенных] Ш[татов] С[еверной] Америки Root'ом1 и адмиралом USN [United States Navy (англ.) - Военно-морской флот Соединенных Штатов [Америки].] Glenon'[ом]2, результатом которого было решение мое принять участие в предполагаемых операциях Американского флота3. Делу был придан сразу весьма решительный характер, и я ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру, предложившему чужой стране свой военный опыт, знания и, в случае надобности, голову и жизнь в придачу. Вопросы все решены, и что делать - для меня не представляет сомнений.