сторон, пальцы украшены разными по размеру и форме цветными кольцами. Когда она

здесь, то носит мои очки, утверждая, что чувствует себя «обделенной», потому что я их

ношу, а она нет.

Мой партнер по преступлению сосет леденцы весь день, скачет по дому, и все

переворачивает. Невозможно чувствовать себя плохо, когда она рядом. Но это не значит,

что мне не плохо. Просто она делает состояние легче.

Я улыбаюсь, не в себе от травки. Я трясу ногу Рисы, она смотрит на меня.

– Я устала ждать, хочу выйти замуж за твоего брата.

– Вы, ребята, должны просто делать как я и Кайл. Пойдите в суд и распишитесь. Просто

сделайте это.

– Нет, я хочу огромный праздник.

– И ты организуешь? – смотрит на меня скептически, и одним махом выпивает целую

бутылку воды.

– Организую.

– Белое платье и все такое?

– Белое платье и все такое.

– Твоя любовь – это сказка, это болезнь.

– Я почти в сказке, – говорю я.

– О, ты нет, – ее пальцы проходят через мои длинные каштановые волосы. – Ты грустная

девушка, Пен. Я не хочу, чтобы ты была такой. У тебя есть так много, чтобы быть

счастливой.

– Я не могу помочь ему, Риса.

– Думаю, что ты можешь. Хотя бы можешь попробовать, – говорит она осторожно. –

Когда в последний раз ты была у врача?

– Пару лет назад, до того, как Диллон и я переехали в этот дом.

Иногда я чувствую себя как ребенок, который хранится внутри пузыря. Как редька

Диллона. Он держит меня завернутой так крепко, боясь, что я могу пострадать. В конце

концов, я все-таки прорастаю. Моя болезнь, мое состояние и мое положение – держат

меня в плену.

Снаружи, я нормальная двадцатичетырехлетняя девушка, которая помолвлена с самым

прекрасным человеком во всем мире. В большинство дней я могу выходить и делать

обычные вещи. Мне нравится выходить на пробежку с Рисой. Это обычно заканчивается

ее кашлем на обочине дороги, но мы стараемся. Я посещаю занятия в колледже,

довольствуясь тем, что я никогда не смогу сделать настоящую карьеру.

Диллон дал мне дар нерешительности; я ни в чем не уверенна, если мне это не нравится.

Один день я могу быть поваром, а в следующий раз – фотографом, учителем, художником

или писателем. Он не отказывает мне в моих желаниях, поддерживая на каждом этапе.

– Угадай, кто?

Риса хихикает. Диллон смеется себе под нос.

– Ммм... – я играю. – Это ... о, я знаю... это тот милый парень, который работает в

больнице с моим парнем? Как его зовут? Лэнс?

Диллон убирает руку, сигарета свисает с края его губ.

– Что? Ты думаешь, что Лэнс милый? Меня ранили в самое сердце, почему не я?

Я чувствую себя немного странно после травки. Смотрю на смеющегося Диллона, как

дым поднимается от его сигареты.

– Аккуратнее, – шепчет он.

Его глаза отражают столько обожания и преданности. Я – центр его мира, его

изнурительный центр.

Оборачиваю руки вокруг шеи Диллона, он хохочет и падает на свою задницу. Он

предупреждает меня о сигаретных ожогах, но меня это не заботит. Я бы обожгла все, если

это означало, что могу касаться его всегда.

***

– Мы не должны делать этого.

Диллон – доктор, но он не использует свои знания, чтобы диагностировать или лечить

меня. Вместе мы закрывали глаза на то, какой тяжелой стала депрессия. Я не думаю, что

переоценка моего состояния исправит это. Я никогда не избавлюсь от нее. Это вторая Я –

навсегда. Но я должна попробовать, чтобы управлять депрессией.

– Диллон, – говорю я. – Просто доверься мне.

С неохотой в глазах, он соглашается нерешительным поцелуем.

В течение шести часов, я рассказываю все детали. Говорю о моей повседневной жизни и

моих действиях. Как часто это случается со мной, и есть ли у меня суицидальные мысли.

Диллон считает, что трудно не оправдывать мою беспомощность. Он легко раздражается

и быстро защищает меня от горя. Он не хочет, чтобы эти врачи задавали мне личные

вопросы о моей сексуальной активности или невозможности находится рядом с кем-то не

из семьи. Он защитник, но пришло время отступить.

Мне не нравится все, что говорят врачи. Они называют меня « зависимой» и « требующей

лечения» – слова, которые я слышала и раньше. Только в этот раз они добавляют еще

« биполярная» и « маниакальная».

Диллон плачет. Он пытается скрыть это, но я вижу.

Я не плачу. Я отказываюсь плакать. Вместо этого, я действую.

– Помогите мне бороться с этим, – говорю я. – Скажите мне, что делать.

– Расстройства настроения трудно лечить, – врач дает Диллону брошюру по маниакальной

депрессии и биполярному аффективному расстройству. Его слова об изоляции, ненависти

к себе, и печали описывают меня идеально.

Это не легко – слышать что у меня психические заболевания. Я нестабильна, и даже то,

что есть случаи похуже моих, случаи, когда человек не может правильно

функционировать или жить – не делает мне легче.

Диллон берет мою руку и подмигивает, вытерев слезы с глаз.

Он в моей команде: команде Пенелопы.

Они хотят, чтобы я согласилась на дальнейшее наблюдение. Диллон отказывается, и я

тоже не считаю это необходимым. Мы благодарим их, берем брошюры и новое

понимание о моем состоянии, и уходим, взяв рецепты на лекарства.

С кучей антидепрессантов и стабилизаторов настроения, Диллон и я едем домой в уютной

тишине. Он напоминает мне, что все хорошо. Что я не одинока, что он никогда не покинет

меня.

– Больше никакого кофеина, – Диллон повторяет то, что сказал врач, поглаживая меня по

щеке, когда мы стоим на красный свет.

– Но я люблю его, – ною я, немного капризничая.

Когда загорается зеленый свет, Диллон продолжает и продолжает разговаривать об

управлении стрессом, и об избавлении дома от кофеина. Мы собираемся ходить в

спортзал и завести собаку, потому что собаки делают людей лучше.

– Я буду такой всегда, Диллон, – я напоминаю ему, лелея идею о щенке, и не пугаясь

ответственности. – Я всегда буду такой.

Диллон с глупой улыбкой смотрит на меня, скосив глаза, пока говорит с французским

акцентом о тостах.

Мой смех разносится по салону автомобиля.

Эпилог 3

Диллон

Я перевожу дыхание, глядя в глаза Пенелопы, держа ее за потные ладошки дрожащими

пальцами. Вся семья и друзья смотрят на нас. Моя сестра, с заплетенными в дреды

волосами собранными наверх стоит за моей девушкой. Маргаритка украшает ее ухо. Букет

Пенелопы у нее в руках.

Риса подмигивает, когда Пенелопа и я говорим: «Да».

Она плачет и вытирает слезы, зная изначально, что именно здесь в итоге мы и окажемся. В

первом ряду сидят мои родители, тренер Файнел и миссис Файнел. Мои родители смотрят

с блестящими от слез глазами и с гордыми улыбками.

Кайл похлопывает мое плечо, передавая кольцо. Он улыбается и обнимает меня, прежде

чем встать на свое место перед Гербом. Матильда стоит рядом с Рисой, и громко сопит.

Все улыбаются, в том числе Пенелопа.

Губы моей любви окрашены в глубокий рубиново-красный цвет. В остальном, ее макияж

остался простым. Волосы слегка завиты и заколоты на левый бок гребнем, подаренным

мамой. Ногти окрашены в красный цвет. Ожерелье в форме сердца, подарок от отца,

украшает шею.

Пенелопа несправедливо красива сегодня.

По традиции, я должен был увидеть ее у алтаря. Нахрен, традиции.

Я пробрался в ее комнату даже раньше, чем вышел из своей.

Я закрепил гребень в ее волосах и прошептал в ушко комплимент. Я помог застегнуть

пуговицы на ее платье и обуться, чтобы она не помяла свое платье. Пенелопа провела