Передайте мой нижайший поклон миссис и мисс Биднелл.
Искренне Ваш.
29
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Даути-стрит,
вторник утром, июль 1837 г.
Дорогой Форстер, сижу я дома в куртке и домашних туфлях и не могу никуда выйти, как тот самый скворец, которого сейчас почти совсем забыли.
Я спешу "как на пожар", и, думаю, следующая часть "Пиквика" превзойдет все написанное мной о нем. Жду Вас в час.
Если у Вас есть знакомые в соборе св. Павла, пожалуйста, пошлите туда кого-нибудь и попросите, чтобы там не звонили так громко в колокол, потому что я почти не слышу, как в голову мне приходят мысли и что они говорят.
Искренне Ваш.
30
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Бродстэрс, 3 сентября 1837 г.
...Мне сейчас гораздо лучше, и я надеюсь, что смогу приступить к восемнадцатому выпуску "Пиквика". Вы только тогда поймете, как мне было плохо, когда я сообщу Вам, что целых 24 часа у меня во рту не было ни капли пива!!! И все-таки я выдержал это испытание... Я обнаружил, что у хозяина "Альбиона" имеется запас восхитительной голландской водки (но что Вам до того, ведь Вы не понимаете моих страданий!) и что живущий напротив меня сапожник - католик, который каждое утро проводит полтора часа за молитвой в задней комнате. Во время отлива я дошел по песчаной отмели до Рамсгета, а когда вода поднялась, сидел там, пока холод не пробрал меня до костей. Я видел леди и джентльменов, которые гордо шествуют по земле, не отягощая своих ног обувью, и резвятся в море, не обременяя своего тела купальными костюмами. Я видел солидных джентльменов, которые часами разглядывают в мощные подзорные трубы пустоту и, наконец, увидев облачко дыма, воображают, что за ним скрывается пароход, и уходят домой, совершенно довольные собой и вполне счастливые. Я обнаружил, что в доме у другого нашего соседа живут под одной крышей, вместе с прочей мебелью, его собственная жена и еще одна особа, - жена совершенно слепая и глухая, а особа пьет горькую. И если Вы все-таки дочитаете это письмо до конца, то Вам-то уж станет ясно, что я подписываюсь не только на периодические издания, но и на письма (может быть, хоть это обстоятельство отчасти объяснит, почему письмо такое длинное и бессвязное).
31
Т. Н. ТАЛЬФУРУ *
Даути-стрит,
среда вечером, октябрь 1837 г.
Марри *, полагая, что от одного упоминания в "Квортерли" * всякий молодой человек должен непременно сойти с ума от радости, прислал мне вчера выпуск этого журнала. Сдается мне, что Хейуорд * никак не может забыть того, что я в свое время отклонил его дружбу. Впрочем, я на рецензию не в обиде, и многое в ней нахожу справедливым, а то, что не нахожу справедливым, вероятно, тоже справедливо, ибо я не могу себя считать в этом деле беспристрастным судьей.
Трудно, я думаю, сыскать писателя, у которого было бы меньше авторского тщеславия, чем у меня, и если я и дорожу мнением публики, то это оттого, что сочинительство для меня является, к сожалению, не только призванием, но и ремеслом.
При всей Вашей скромности Вам совсем незачем краснеть, вспоминая "другое дело", и я только жалею, что не знаю лучшего способа заверить Вас в том, что являюсь вашим искренним, сердечным и преданным другом.
32
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Брайтон,
пятница, 3 ноября 1837 г.
...Сегодня чудесный день, и мы этим воспользовались, а до этого ветер был такой сильный, поднимались такие штормы, что Кэт едва осмеливалась нос высунуть на улицу. В среду налетел настоящий ураган, он разбивал стекла, срывал ставни, сшибал людей с ног и задувал огонь в очагах, вселяя страх и ужас в сердца. Несколько часов кряду в воздухе было черно от шляп (подержанных), кои, если верить слухам, были сорваны ветром с голов неосторожных пассажиров во всех концах города, а впоследствии старательно подобраны рыбаками. Как гласила афиша, Чарльз Кин * должен был играть в "Отелло" "по случаю бенефиса миссис Сефтон, любезно согласившись отложить свой отъезд в Лондон на один день". Не знаю, добрался ли до театра он сам, но уверен, что никто, кроме него, туда не попал. Сегодня вечером дают "Медовый месяц", и я по этому случаю решил поддержать старуху драму. У нас тут прекрасная гостиная с огромным итальянским окном и видом на море, но брат нашего Б., который обещал показать мне местные достопримечательности, ни разу не появлялся, вследствие чего мое представление об этом месте несколько сужено и ограничивается павильоном, молом и морем. Впрочем, я довольствуюсь последним, и если только ко мне не присоединится некое лицо мужского пола (а как по-вашему, присоединится или нет?), то, по всей видимости, круг моих знакомств не расширится.
Я рад, что Вам нравится последний выпуск Оливера, и особенно рад, что Вы отмечаете первую главу. Я возлагаю большие надежды на Нэнси. Если только мне удастся написать ее так, как я задумал, и если еще один персонаж, который должен служить ей контрастом, получится, тогда мне уже, пожалуй, не страшен ни мистер....., ни его дела. По вечерам я с трудом удерживаюсь - так и тянет расправиться с Феджином и компанией; но так как я приехал сюда отдыхать, я не поддаюсь соблазну и со всем прилежанием предаюсь труднейшему занятию - праздности. Читали ли Вы (впрочем, конечно, читали) "Историю сатаны" Дефо? Какая великолепная вещь! Я купил ее за пару шиллингов вчера утром и не могу от нее оторваться. Надо было быть такими безмозглыми гениями, как мы, чтобы не предвидеть, что ответит М. Передайте ему сердечный привет от меня. Но вот идет X. Я должен быть на репетиции его оперы. Это будет лучше всякой комедии. Кстати о комедиях. Надпись "Проезда нет" все еще мозолит мне глаза, когда я бываю на той улице. Я взял билеты на следующий вторник. Мы будем дома к шести, и я надеюсь увидеть Вас хотя бы вечером. Боюсь, что восемь пенсов покажется Вам чрезмерно большой ценой за такое письмо *; впрочем, если самые горячие уверения в дружбе и преданности и радость, которую я ожидаю от встречи с Вами, чего-нибудь да стоят, бросьте их на чашу весов вместе с сотней добрых пожеланий и еще одним сердечнейшим заверением в том, что я и т. д. и т. п. Остаюсь Ваш _Чарльз Диккенс_. Для завитушки не хватило места - в следующий раз, когда буду писать Вам, пририсую ее.
