210

ГИЛПИНУ

Девоншир-террас,

четверг вечером, 15 ноября 1849 г.

Дорогой мистер Гилпин!

В ответ на Ваше письмо, полученное вчера (дела помешали мне ответить сразу), я вынужден сообщить, что, к сожалению, не могу быть на митинге, который состоится в понедельник, ибо уже довольно продолжительное время считаю, что умонастроение общества еще не находится на той ступени, когда с помощью публичных митингов можно успешно отстаивать идею полной отмены смертной казни.

Я полагаю, что совершенные за последние год-два страшные преступления, воспоминание о которых, к сожалению, еще свежо в памяти каждого, привели к тому, что многие честные люди не захотят взять на себя ответственность, приняв участие в борьбе за отмену закона. Но я знаю, что есть много людей, готовых сделать все, что в их силах, для отмены хотя бы _публичной_ казни, так как разум не позволяет им требовать отмены смертной казни за особо тяжкие преступления.

Мы знаем, какое ужасное и ожесточающее зрелище представляет собой смертная казнь, мы знаем также, что наш величайший патриотический долг добиться, чтобы подобные зрелища никогда не имели места в будущем. Я полагаю, что правильный путь состоит в том, чтобы воспользоваться поддержкой этих людей - которой в противном случае мы лишимся - в борьбе за великую реформу, за то, чтобы смертный приговор приводился в исполнение торжественно, в стенах тюрьмы. Я нимало не сомневаюсь в том, что еще долгие годы никакие митинги и собрания не смогут хоть как-то помочь борьбе за отмену смертной казни. Но я убежден, что по второй стороне вопроса можно добиться успеха в очень скором времени и этим устранить немало вреда и леденящих душу ужасов.

Поэтому я решил ограничить свои усилия стремлением добиваться столь важного и желанного изменения, которое наверняка встретит огромную поддержку общественности и, полагаю, при ее настойчивости не будет отвергнуто ни одним правительством. Желал бы услышать, что митинг, который Вы собираетесь организовать в понедельник вечером, придет к такому же заключению.

211

ДУГЛАСУ ДЖЕРОЛДУ

Девоншир-террас, суббота,

17 ноября 1849 г.

Дорогой Джеролд!

Сегодня у гром я получил письмо от Гилпина, где он упоминает о Вашем письме, в котором вы осуждаете "таинственность повешения, скрытого от глаз публики".

Но подумайте, есть ли наказание, помимо смерти, которое не казалось бы "таинственным"? Вспомните, ведь все улучшения в тюрьмах и отягчение наказаний за последние двадцать лет были связаны с "таинственностью". Я отлично помню время, когда систему молчания осуждали как таинственную и несовместимую с духом английского общества. Однако можно смело утверждать, что она принесла большую пользу. Тюремные кареты, конечно, таинственны, но насколько они приятнее прежней системы, когда арестанты ходили по улицам, прикованные к длинной цепи, как каторжники в "Дон-Кихоте"! Разве нет никакой таинственности в ссылке в колонии, в нашем обычае отправлять людей на остров Норфолк и в тому подобные места? Никакой таинственности в том, что человека вместо имени называют по номеру? Разве все изменения и улучшения системы наказания не исполнены таинственности от начала и до конца? Мне хотелось бы убедить Вас в том, что это слово следует оставить публичным ораторам, напомнив Вам о том, какой была преступность и какими были наказания в дни, когда во всем этом не было никакой таинственности и все было открыто, как Брайдуэлл, куда Нэд Уорд ходил смотреть, как порют женщин.

Искренне Ваш.

212

ДЕ СЭРЖА

Девоншир-террас,

суббота, 29 декабря 1849 г.

Мой дорогой Сэржа!

Сегодня утром, во время завтрака, я получил Ваше письмо с радостью, которую мое красноречие не в силах выразить, а Ваша скромность - вообразить. Как чудесно, что в такое время года о нас вспомнили в Вашем доме, где нам было так хорошо, и в милой старой Лозанне, которую мы всегда надеемся увидеть снова, и вот я не могу не откинуть в сторону первую страницу Копперфилда (10-го выпуска), уставившуюся на меня в буквальном смысле слова пустым взглядом, и ревностно берусь за ответ.

Бландерстон-хаус! Какое странное совпадение! Из всех удивительных историй, которые мне приходилось слышать (а имя им - легион), эта, пожалуй, самая удивительная. Я отправился в те края в прошлом году седьмого января, когда вынашивал замысел, и выбрал Бландерстон из-за его названия. Я уже ранее наблюдал многое из того, что Вы говорите об этих несчастных девушках. С болью сердечной я соглашаюсь со всем, что Вы утверждаете с таким чувством, - их просто безжалостно лишают возможности вернуться на путь добродетели. Я размышлял об этом довольно долго и надеюсь историей маленькой Эмили (которой суждено пасть и ничто не в силах ее спасти!) по-новому трагически представить эту проблему и, быть может, принести этим некоторую пользу. Я знаю, Вы будете рады услышать, что Копперфилд пользуется огромным успехом. По-моему, он нравится читателям больше любой другой моей книги.

Мы восхитительно провели время у Уотсонов (сохранив и укрепив искреннюю привязанность к ним обоим), и были самыми веселыми среди веселящихся. В числе гостей была некая мисс Бойль *, отличная актриса-любительница, и мы с ней разыграли с огромным успехом несколько сцен из "Школы злословия" и из "Никльби". Выступали мы в старинном зале, заполненном и переполненном слугами.

В конце программы мы показывали фокусы, для которых у меня имеется хороший реквизит, собранный в разное время и в различных местах, а затем мы все пускались в пляс самого буйного рода и танцевали ночь напролет. Мы часто вспоминали Вас, миссис Сэржа и Холдимэнда и жалели, что вас нет с нами. Уотсон и я раз пятьдесят "давали обет" (торжественно клялись, как О'Коннел) поехать вместе в Лозанну и даже договорились, в каком месяце и на какой неделе. Но всегда что-нибудь нам мешало. Однако я надеюсь, бог даст, приехать туда снова, как только завершу свой Копперфилдов труд.

Вы не можете себе представить, что творилось при повешении Маннингов *. Поведение людей было неописуемо ужасным, мне еще долго казалось, что я живу в городе, населенном дьяволами. До сих пор я чувствую, что не мог бы приблизиться к этому месту. Письма мои по этому вопросу произвели большой шум *. Но у меня отнюдь нет твердой уверенности, что в связи с этим что-нибудь изменится, главным образом потому, что сторонники отмены смертной казни совершенно безрассудны и, по сути дела, ведут нечестную игру. Они погубят любое подобного рода предложение в парламенте, если только оно не встретит твердой поддержки правительства, чего наверняка не случится, так как девиз вигов "laissez aller" {Не вмешивайтесь (франц.).}. Думаю, что Пилю этого бы удалось добиться. Мне пришли на ум два факта, могущие послужить вескими доводами в защиту моей идеи. Первое - это бурное волнение по случаю того, что процессии, направляющиеся к месту казни, были отменены, и вместо Тайберна вся церемония происходила у ворот тюрьмы. Второе - то, что в наши дни, при том же британском правительстве в Новом Южном Уэльсе, казни совершаются _внутри тюрьмы_, что дает явно положительный результат. Я жду случая выпалить этот факт первой же влиятельной особе, которая предоставит мне такую возможность.