Перед ним расстилались заросли, которые были заметно выше его. Непроходимые, тесно сплетенные, пугающие своими ветками с россыпью иголок. Это не предвещало ничего хорошего. Насколько далеко расстилался этот растительный ад, трудно было представить. Пройти сквозь эти колючие ветки казалось непосильной задачей. Взмах ножа не произвел никакого эффекта, ветки были на удивление прочны и даже не думали поддаваться смертоносному лезвию, будто подтрунивая над ним.

«Быть может, сказать, что никакой розы там нет? Она все равно хочет избавиться от него? Так зачем ей возвращаться к тому, что приносит ей страдание?»

Ощущение тревоги росло с каждой секундой. Это начинало его раздражать. Дело тут было даже не во времени, которое он мог потратить здесь, по сути, впустую (даже несмотря на то, что это его работа), а в том, что все это было связано с чьими-то взаимоотношениями и судьбами.

Он глядел в сумрак, проблескивающий между зарослями. Весь этот сад сейчас представлялся ему как нечто большее, чем просто растения и кусты, которые запустили по вполне определенным причинам. Чем дольше он смотрел вглубь этого лабиринта витиеватых стеблей, тем больше все это напоминало ему колючую проволоку, ограждающую его от чего-то важного.

Дело безнадежное. Абсолютно бессмысленно пытаться пробраться в центр сада за розой, хоть она и дорога этой девушке. Нужно пригнать сюда тяжелую технику и сровнять все с землей, а потом уже можно строить все, что ее душе будет угодно. Это самое логичное. Пора уходить.

То, что он увидел в момент своего разворота, превратило его мышцы в цемент.

К дому подъехал старый автомобиль. Из которого выпорхнула она, а с водительского места медленно вышел молодой человек. Она прикрыла рот руками, будто не могла поверить в то, что происходит. Девушка изумленно смотрела на дом, а затем на мужчину, который, скрестив руки на груди, с гордостью смотрел на теперь уже их дом. Она обогнула машину и направилась к нему медленными шагами, тряся головой, что очевидно означало: «Я не верю! Это чудо! Это все сон!» Она обвила его шею руками и поцеловала его.

Его руки даже не пошевельнулись.

Холодная струя непонимания и паники пробежала по спине садовника. В его голове мелькнул резкий флешбэк точно таких же объятий ровно два года назад.

Возле подъезда. Абсолютно счастливые глаза. Губы, произносящие с таким трепетом: «Я тебя люблю». И он. Прекрасно интонируя, повторяет ее слова. Внутри пустота. Счастливые глаза кажутся ему чужими. Девушка обвивает его шею руками. Его же руки не обнимают ее.

Отшатнувшись к колючей изгороди, он судорожно начал глотать воздух. Легкие будто отказывались работать, не давая ему то впустить воздух, то, наоборот, задерживая выход углекислого газа наружу. Видение, перекрутившее его внутренности, маленькими шагами подбиралось к той части души, которая активно скрывала наверняка самую болезненную для него тему. Появившийся мираж вместе с чарующим ароматом данной местности был послан ему не случайно.

Все то, что так отчаянно он задвигал в самые дальние углы своей души, сейчас выходило наружу в виде отвратительных и удушающих фрагментов прожитой жизни. Шесть женщин, раздавленных его самолюбием и тупым непониманием. Калейдоскоп зареванных лиц, проклинающих его безэмоциональность. Предательство, заключенное в невозможности разобраться с самого начала в потенциальном различии двух душ.

Сколько раз он повторял, что был счастлив. Сколько раз он твердил на разные лады слова. Сколько раз он думал о том, что, наконец, обрел то самое счастье, ради которого стоит жить. Лица. Бесчисленные лица. Лица, которые верили его пустым словам. Лица, которые готовы были на многое ради того, что он обещал им. И проблема была в том, что, как только эти обещания появлялись на свет, он уже понимал, что всему этому не суждено было случиться.

Убийца женских душ, который своими поступками разламывал хребет эйфории и заоблачному счастью.

Оторвавшись от непроходимой стены, он выглянул из-за угла, и увиденное решило окончательно разорвать покров, скрывающий то, что так надежно он прятал после последних отношений под номером шесть.

В окне, в котором недавно он видел ее силуэт, скрестив руки на груди, стоял тот же самый человек. Теперь он стоял лицом к окну. Позади мелькали руки и заплывшее лицо той самой девушки, которая минуту назад была счастлива.

Полтора месяца назад. Номер пять бьется в истерике. Он же спокойно стоит и смотрит в окно. Очередная игра, очередное предательство, очередной спектакль, который он с таким удовольствием проигрывал. Ему нравилось слышать одни и те же реплики на разный лад.

Молодой человек стоит в окне и едва может сдержать улыбку.

Номер пять начинает бить его по спине. Он улыбается.

Это, безусловно, было видение. Он знал, что этого молодого человека не существует, что в доме сейчас находится лишь она. Видение, которое могло погубить его, обнажив самые скрытые тайны его души.

Голова кружилась. Воздуха не было. Собрав жалкий остаток сил, так нещадно выкачанных видением, он рванул в сторону колючей изгороди. С яростным криком он вонзился в растительный ад и через мгновение, истерзанный, был проглочен немым растительным лабиринтом.

Весь в крови от безжалостных колючек, беспощадно растерзавших его кожу, тем самым накрыв его лицо и руки алым покрывалом, он шел, держа в руках крохотную, почти завядшую розу. Обнаружив свою машину на месте, он выдохнул с облегчением. Видениям пришел конец. Больше они не будут его беспокоить, не будут терзать душу. Хотя терзать там нечего. Вся вывернута наружу, искореженная, нагая, она теперь с трудом собирала себя по кусочкам…

Дверь в дом была не заперта. Едва приоткрыв ее, он почувствовал странный запах сырости и старости, которого, безусловно, не было несколько часов назад. Пыль поднялась с пола и будто повисла в воздухе. Пол все так же мелодично скрипел, но сейчас как будто в минорных тонах.

На кухне ее не было.

На его голос никто не отзывался. Мертвая тишина. Впереди него была лестница, ведущая наверх. Справа – единственная дверь. Приступ паники не дал ему даже постучать, резким порывом его рука дернула за ручку.

На голых белых стенах висели морские пейзажи. Жалкие копии картин знаменитого художника. Даже запах походил чем-то на морской.

На полу, разрезая пространство по диагонали, ярко выделялась тень. От шеи и до ног. Он сделал осторожный шаг и заметил, что ноги у отбрасываемой тени не касались пола. Подавшись корпусом вперед, он смог увидеть силуэт того человека, чья тень повисла в воздухе. Тошнота моментально подлетела к его горлу и вылилась наружу едкой жидкостью.

В петле висела хозяйка сада.

Придя в себя, он с трудом смог проползти чуть дальше, чтобы увидеть эту ужасающую своей простотой и нелепостью картину. Крохотное тело висело, до пола недоставало совсем чуть-чуть. Посмотреть в ее лицо он не решился.

Она висела напротив окна, освещаемая вечерним солнцем.

Едва удерживая себя на ногах, он вяло, не чувствуя опоры, направился к выходу, как вдруг ему на глаза попалась красная папка, с такими обычно расхаживают следователи. Чтобы хоть как-то ответить себе на вопрос, что же все-таки происходит, он открыл ее.

Первое, что бросилось ему в глаза, это дата – 20 июля 1987 года.

Ниже прилагались фотографии ее тела, которое висело так же, как и сейчас. На заднем фоне были люди в одежде восьмидесятых годов.

От руки красивым почерком было выведено, что погибшей было двадцать лет. Причиной суицида стало расставание с ее молодым человеком.

Она обвивает его шею руками и целует его.

Его же руки не обнимают ее.

Далее прилагались фотографии разрушенного сада. И снова текст: «Было установлено, что сад разрушил молодой человек за четыре часа до гибели девушки. Молодой человек объяснил это тем, что хотел найти розу. И найдя ее, собирался отдать ей в знак того, что он больше не любит ее».