Господи, сделай так, чтобы он не поделился этой информацией с мисс Пайк.
Спускаясь вниз, чувствую, что страшно устала от всего этого; наливаю себе чашку чаю. Не успеваю допить, как звонит Лейла. Я рассказываю, что только что произошло. Она находит это очень забавным и говорит, что позаимствует на недельку выражение «Я качаюсь». В разговоре мы упоминаем другие эвфемизмы и к концу истерически смеемся. Наши любимые — «звоночек» и «хэмптон». Нам кажется, что классно было бы дать эти имена некоторым персонажам детских сериалов. А звонила она для того, чтобы договориться о приезде на выходные: она уже давно не видела Чарли. Заманчивая перспектива провести день с Лейлой слегка омрачается лишь тем, что обычно не проходит и часа после приезда, когда она спрашивает, не пора ли Чарли идти спать. Она обожает его, но, занимаясь с ним, очень быстро начинает скучать, как, впрочем, и все другие мои бездетные друзья. В прошлый раз она стала играть с ним в конструктор «Лего», так чуть не впала в кому. А еще на ней всегда надето что-нибудь особенное, и Чарли обязательно посадит пятно. Она обещает, что в этот раз наденет что-нибудь такое, что можно стирать, и мы договариваемся, что она приедет в воскресенье. Мы также подтверждаем предыдущую договоренность поужинать завтра вместе, чтобы посплетничать спокойно без Чарли. Если в воскресенье будет хорошая погода, мы пойдем на пляж. Не могу дождаться!
Эдна должна прийти завтра очень рано, поэтому ставлю будильник на еще более раннее время, чтобы встать и убрать кухню до ее прихода. Просыпаюсь с самыми хорошими намерениями, но вскоре ловлю себя на том, что стою и беззаботно наблюдаю за тем, как птицы строят гнездо в живой изгороди напротив окна. Мне так и хочется вынести им немного туалетной бумаги, из которой можно сделать одеяла, но понимаю, что им больше нравятся прутики и солома с соседнего поля. Мне все-таки удается вовремя протереть кухню чистящим средством, что наводит на мысль о предстоящей серьезной уборке. Я понимаю, что чистыми поверхностями Эдну не провести, но чувствую себя лучше. К половине восьмого я уже одета и готова выходить, но тут Чарли вприпрыжку спускается по лестнице, чтобы рассказать мне свой сон про египтян. Рассеянно улыбаясь, пытаюсь закончить разговор про пирамиды, и тут Эдне удается переключить его внимание на завтрак: она предлагает порезать фрукты и даже срезать всю кожицу. Чарли увлекается, потому что я обычно игнорирую эти действия. Мы все торжественно идем на кухню, и Чарли, пританцовывая, начинает перечислять фрукты, которые он собирается съесть. Его окончательный выбор за ананасами с клубникой, и я быстренько ретируюсь к машине, чтобы отъехать до того, как он обнаружит, что у нас в холодильнике только яблоки и сморщенный старый апельсин.
Дорога — настоящий кошмар: смертельная комбинация из грузовиков, сильного дождя и огромного количества людей, стремящихся попасть в больницу как можно скорее, переходя на резервную полосу. Я застреваю за стареньким мерзавцем в мини-«Метро», двигаюсь со скоростью пятьдесят миль в час в среднем ряду и пытаюсь обогнать грузовики, но совершенно безуспешно. Всякий раз, когда я пытаюсь выйти во внешний ряд, какая-то сука в «БМВ» увеличивает скорость и перекрывает мне движение. Кажется, я останусь в этой пробке навсегда. В конце концов я теряю терпение, жму на газ и быстро перестраиваюсь во внешний ряд, не давая водителю «БМВ» возможности проскочить передо мной. Он взбешен и начинает слепить меня фарами. Я знаю, как отомстить, используя уловку, которой научил меня Барни. Я включаю задние туманные фары, которые освещают заднюю сторону машины, как будто бы я собираюсь сделать экстренную остановку.
Глупо, конечно, с моей стороны так вести себя, но очень радует результат: водитель «БМВ» снижает скорость и отъезжает назад. Определенно, он решил, что я сумасшедшая, потому что я перехожу обратно в средний ряд, так как благополучно объехала мерзавца в «Метро». «БМВ» моментально набирает скорость, чтобы обогнать меня, но не может удержаться и притормаживает, проезжая мимо, чтобы одарить меня угрожающим взглядом, на что я поднимаю палец в знак приветствия, не отрывая взгляда от дороги. У меня на ногтях фиолетовый лак, который придает выразительность этому жесту. Даже не глядя на него, я знаю, что он в ярости. Замечательно.
Доезжаю наконец до парковки в Сохо и обнаруживаю, что свободными остались лишь несколько мест на крыше, поэтому нужно взбираться по отвратительному шатающемуся металлическому пандусу. Какой-то идиот в «Рейндж-ровере» поднимается наполовину, затем нервы у него не выдерживают, и он сдает назад, что всех повергает в ужас, потому что за ним еще две машины. В чем смысл изобретать машины с четырехколесным драйвом и способностью ездить по скалам, если потом их продают идиотам, не способным их даже припарковать? Все парковки в Сохо ужасны, но ездить на поезде очень дорого, долго, а вечером их всего два: в пять и в пять пятнадцать. Позже этого времени приходится ехать через Абердин. Поэтому я езжу на машине. Мне удается въехать по раскачивающемуся пандусу, припарковаться и дойти до офиса, где я сразу обнаруживаю, что оставила в машине очень важные документы, а возвращаться времени нет. Прекрасно.
Барни уже сидит в комнате для заседаний, мечет молнии. Оказывается, он пришел пораньше и хотел сварить себе кофе в новой кофеварке, но обжег себе большой палец, потому что нажал не на ту кнопку не в то время. Стеф предупреждает меня, что он уже настроился на ампутацию и дважды сказал ей отвалить и забрать эту идиотскую машину с собой. Я выражаю свои самые глубокие и искренние соболезнования по поводу травмы, которая на самом деле приняла форму крошечного красного пятнышка, достаю из сумки пластырь с изображением динозавра и предлагаю ему наклеить, «чтобы избежать опасности инфицировать рану». Он уже почти соглашается, но быстро приходит в себя и приказывает мне отвалить. Я нахожу в аптечке мазь от ожогов и настаиваю на том, чтобы обильно смазать его палец. Барни очень доволен и заметно приободрился после того, как ему наложили повязку, и особенно благодаря тому, что все хорошо побегали вокруг него. Ну совсем как Чарли, только крика поменьше, а ругательств побольше.
Мы обсуждаем съемки в Корнуолле на следующей неделе, когда влетает Лоренс. Он ненавидит, если не участвует в обсуждениях, и спрашивает, нужен ли он нам. Должен бы последовать честный ответ «нет», но Барни не может упустить возможность еще раз рассказать о своей ужасной травме. Лоренс говорит, как он его хорошо понимает, он однажды обжег всю руку паром из чайника, это было ужасно. Барни смотрит на него с выражением полного презрения и спрашивает, где он взял эти брюки. На Лоренсе сегодня кожаные коричневые брюки, а это серьезная ошибка, потому что диваны в офисе тоже кожаные, и каждую минуту раздается очень смешной звук, что вызывает смущение Лоренса и огромное удовольствие Барни.
Появляется бухгалтер Рон, и они вместе с Барни поднимаются наверх. Барни совершенно забыл, что посылал Стеф куда подальше, и спрашивает, не может ли она приготовить им чаю. Мир восстановлен, и мы принимаемся за работу. Затем у меня проходит встреча с Роном, я пытаюсь объяснить ему расходы Барни за несколько последних съемочных дней. Так как обычная процедура отчетности для Барни заключается в том, что он просто запихивает все квитанции к себе в карман, а потом бросает некоторые из них в ящик стола, наше обсуждение затягивается. Мы обнаруживаем квитанции на всевозможные вещи, которых я совершенно не помню, и приходится напрягать воображение. В конце концов Рон отпускает меня, но говорит, что будет мне звонить в ближайшее время по некоторым вопросам. Отлично.
Список поручений на моем столе повергает меня в шоковое состояние, так что я выхожу попить кофе с булочками и пью так много кофе, что наступает сильная реакция на кофеин, — мне кажется, что начинается сердечный приступ. Неожиданно я вспоминаю о булочках с сосисками Чарли завтра на обед, пытаюсь найти что-нибудь подходящее поблизости, на меня смотрят, как на сумасшедшую, и предлагают только пирог со шпинатом. Мне приходится тащиться в «Маркс и Спенсер» на Оксфорд-стрит, и я покупаю две большие упаковки, как и было велено. Стараюсь даже не смотреть вокруг, а то застряну здесь надолго, пытаясь вспомнить, чего еще нет у меня в холодильнике. Женщина за кассой оглядывает меня с сожалением, по всей видимости, она решила, что у меня проблемы с аппетитом и что я собираюсь съесть на обед восемь булочек с сосиской слоновьего размера. Вернувшись в офис, я нахожу список поручений еще более увеличившимся, но беру себя в руки, делаю необыкновенное количество телефонных звонков и даже дозваниваюсь до большей части съемочной группы, как вдруг вспоминаю, что уже почти шесть часов, а я еще не звонила домой.
