От не по-осеннему яркого солнца под толстым бушлатом стало жарко, но голову приятно обвевал свежий ветерок, тянувшийся от верховий ручейка. Я повернул голову и увидел Богдана сидящего на пенёчке и самозабвенно наяривающего на баяне: "На балу ли, на пиру ли, на охоте ходят слухи о бесстрашном Дон Кихоте. Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла!"
- Ты что же это поешь неуставные песни легиню Богданэ на москальской мове?
- Дурак ты Володька и не лечишься. Это же классика! Я ж не Аллу Пугачёву пою, а великую классику на русском языке. И вообще - осточертела мне вся эта романтика - все эти леса, посты, автоматы, идеи каких-то фюреров и фивныков. Эх, сейчас бы очутиться в своей родной квартирке, завалиться на мягкую кушетку и почитать что-нибудь типа "Истории Украины" Крипьякевича или Ореста Субтельного. Hет, нет, что я говорю - Боже сохрани от истории, тем более Украины. Нет, возьму лучше "Мифы древней Греции", или что-нибудь повеселее - например, Руданского, Остапа Вишню... А, ничего бы я не читал - прошлого не вернёшь, где моя Оксана, где моя жизнь загубленная.
Богдан уже почти плакал и последние слова уже кричал резким незнакомым, подвывающим криком. Из будки любопытно высунулась красная рожа немолодого дядьки с горшком спутанных со сна грязно-серых волос. Рожа обвела нас с Богданом багровыми не проспавшимися глазищами и снова спряталась в домик. Богдан отвернулся от меня, и я видел только его почти белый затылок. "Где же они легени, бойцы русинской республики, - подумалось мне, - одни старики". Богдан успокаивался: "Володя, а помнишь Оксану?"
- Ну а как же, Богданэ, как же не помнить. Такая замечательная женщина - красивая, весёлая, усмешливая. Была.... Царство ей небесное.
Оксану, последнюю жену Богдана, я конечно помнил. Когда от него ушла предпоследняя подруга, то все думали, что теперь Богдан больше никого не найдёт, не женится никогда. Ан нет! Вдруг появилась эта Оксана - пожилая вдова, привозившая молоко из села в наш магазинчик. Чем она понравилась такому рафинированному интеллигенту как Богдан? Но, меньше чем через два месяца Оксана из села переехала на квартиру к Богдану. Бросила женщина своих двух взрослых сыновей, крепкое хозяйство, внуков, наконец. Но не благоволили небеса к благодушному философу Богдану. Ну, никак там не хотели, чтобы он вполне заслуженно получил наконец-то семейное счастье и благополучие. Через два года случился у Оксаны рак. Она очень быстро отболела свой срок и умерла. Съездили мы хоронить её в село всей геологосъёмочной партией и выглядели там, среди мадьяризованных украинцев, как марсианские пришельцы. Для городских жителей похороны в селе - это тоска вдвойне: глухое одинокое кладбище среди унылых полей разжиженной бесконечными дождями панонской глины. Богдан с виду остался прежним невозмутимым "вуйком-бандуристом", но душою (знали об этом немногие) стал сильно тосковать. Вот и сейчас после моего энзэшного спирта случился у него, по-видимому, очередной приступ вселенской тоски. Я-то после "пригощання" отдохнул и про?снулся свежим, как огурчик, а он только-только выходил на второй круг.
- Ты что, Богдан, добавил, что ли? Не забыл что "занадто - то не здраво?"
- Да мне уже всё до лампочки, Володя. Ты знаешь, сколько мне лет? Шестьдесят с гаком. Но не думай, что я такой дурной, что задаром тебя разбудил. Буди-поднимай, дорогонький, Светлану. Будем советоваться, что дальше с вами делать.
Разбудили мы Светку, которая дрыхла рядом на раскладушке. - Её только из пушки можно поднять - даром, что нежная и впечатлитель?ная дама, а спит как солдат после боя. Умылись мы холодной латерской водичкой и сели у костерка то ли пообедать, то ли уже поужинать. Богдан нам раскрыл текущую диспозицию, которую не мог донести при посторонних. Оказывается все, кроме него и красномордого Васыля, подались на недилю домой. С дисциплиной у них всегда было слабовато, а с тех пор как ужгородский Ратушняк поцапался с мукачевским Балогой, настал окончательный беспорядок (Богданчик, конечно, выразился покрепче). Идёт к тому, что "эти козлы собираются каждый создавать отдельные республики: ужгородскую и мукачевскую". Сейчас каждый вождь ведёт сепаратные переговоры с Галичиной, Киевом, Донецком, Харьковом и Винницей. Их "отдельная стрелецкая рота" входит в "мукачевскую бригаду". Основная задача "лесовиков", как гордо назвал своё подразделение Богдан, не пропускать ужгородских к перевалу. Но боевой дух хлопцев очень низкий. Сидят здесь, в основном, по той простой причине, что дома вообще делать нечего: работы нет, а "детей и женщин надо как-то прокармливать". "Тут, правда, тоже не особенно разгуляешься на тот сухой паёк, который привозят раз в неделю: консервы и макароны от словацкого красного креста. Иногда перепадает мадьярское копченое сало - но это уже зигзаг удачи. А так бойцы потребляют главным образом "крумплю."
- Так что нужно вам, друзья, улепётывать отсюда как можно быстрее, иначе постригут в москали. Машину твою реквизируют, а Светлану... сам понимаешь, хлопцы молодые, голодные и злые. А особенно как повернутся от домашних негоразд, насмотрятся на всю ту нищету....
Ну, мы ещё посидели, выпили по грамульке спирта из остатка энзэ и составили следующий план: Богдан нас провожает до перевала, который охраняет "загон галицких пластунов" - отряд вышколенных в спортивных лагерях молодых парубков 16-18 лет. "От тех пацанов милосердия не жди, дисциплина у них железная. Даже с девчонками, которые к ним бегают, любятся по очереди." Но, к счастью, командиром отряда является некий Орест - племянник Богдана, сынок его сестры из Стрия. Так что есть шанс, что нас пропустят. Выглядим мы достаточно мирно и "видно, что не москали и не жиды". Так что надо ехать немедленно - пока хлопцы не вернулись. А на Васыля, краснорожего мужика, можно совсем не обращать внимания. У него с тех пор как беглые камьйонщики всю семью вырезали, сохранилось только два желания: напиться самогонки да отвести в штаб какого-нибудь пойманного бродягу. Он их недалеко провожает - до ближайшей поляны за склоном. Потом напивается как свинья и через денька два возвращается с красными глазами - будто бы доставил бедолагу куда надо. Хорошо хоть, что закапывает тела. "А нам какая разница - баба з возу - коням легше."
План Богдана мы одобрили - да и что ещё оставалось делать? Светка вообще в последнее время во всём со мной соглашалась - не то, что раньше - на всякий вопрос свою копейку вставляла. Конечно так оно вроде бы и поспокойнее, да куда подевалась моя певчая птичка, которая раньше часами рот не закрывала? Укатали сивку крутые горки. Ну да ничего. Доберемся до Хмельницкого - там разморозится... может быть.
Покидали мы барахло обратно в машину и поехали. Богдан рядом, а Светка сзади. Васыль даже не выглянул из своей берлоги.
3. Перевалы - перекаты
Натужно воя и кашляя старым мотором через дырявый глушитель, наш "жигуленок" настойчиво преодолевал последние метры латерского серпантина. А какие замечательные виды открывались нам со всех сторон! Синие далекие вершины, припудренные белой порошей облаков, зеленые поляны с островками побрызганными осенним золотом смерек и березок. Далеко внизу, будто игрушечная красовалась церковка сложенная тонкими спичками брёвен, а над ней вниз от серого асфальта шоссе вились полоски буро-желтых дорог и тропинок. Хорошо в деревне без нагана! Но нам было не до красивых пейзажей. И не наган у нас был, а автомат Калашникова, который Богдан решил взять в последний момент "на всякий случай". Как там, у Хемингуэя - "Для представитель?ства Вы будете с оружием, но применять его Вы не имеете права ни при каких обстоятельствах. Повторяю - ни при каких!".
Раз! И машина облегченно вздохнула после последнего крутого подъема. В отличие от нас. Мы медленно, по-черепашьи, прокатились еще пару десятков метров и уткнулись в массивный желто-синий шлагбаум. Слева на фоне тоже нехилого желтого щита красовалась сочная синяя надпись "Западноукраинская Галицкая Народная Республика". А под щитом белела более скромная табличка "Внимание! Проезд без остановки запрещен. Проверка документов."
