В следующие три года, я не только открыл более двадцати танцевальных школ по всей Европе, но и учредил организацию для проведения всевозможных соревнований, ведь именно соревнования приносили колоссальный доход.
Мы с Евой переехали в просторный особняк, к которому прилегала огромная территория, на которой помимо сада с живописной беседкой и качелями, простиралось несколько гектар луга и леса. Маленькая хозяйка большого дома казалась абсолютно счастливой: полгода до переезда она усердно руководила ремонтными работами, и теперь можно было не только принимать в несколько раз больше гостей, но и устраивать самые настоящие балы!
Ева не расстраивалась из-за того, что я стал самостоятельным: после нашей первой годовщины совещания в её спальне прекратились, и она лишилась рясы серого кардинала. Ева отнюдь не жаждала оказывать на меня влияние, самостоятельность и уверенность в себе делали из меня такого мужчину, которого она всегда хотела видеть подле себя. Желание блистать всегда пылало в сердце Евы, но её хотелось блистать в тени влиятельного уважаемого человека; слышать своё имя сразу после известного, почтенного имени было для неё настоящей отрадой. Моя жена с нескрываемой гордостью читала все газетные заметки и журнальные статьи, которые так или иначе касались меня или нас.
- Это же всего-навсего реклама, - смеялся я над ней.
- Ну и что, ведь это твоя реклама, - отвечала она.
Помимо всего прочего Ева находила нескончаемое удовольствие в выездах в свет и в приёмах гостей. Всё так же порой я просил её присмотреться к тому или иному человеку для того, чтобы после выяснить верность моих собственных суждений, ведь никакие годы и опыт не могли научить меня разбираться в людях так, как это умела делать женщина. И конечно на каждое личное приглашение в любой дом, я отвечал, что приеду с женой. Мы часто ездили отдыхать и побывали во множестве стран; несмотря на то, что такие поездки из-за ждавших меня дел зачастую не превышали недели, они дарили Еве много радости.
Когда мы освоились и обжили свой новый дом, когда Ева наконец перестала заставлять слуг перевешивать картины с места на место, в попытках определить лучшую комбинацию из великих произведений, я подарил ей породистую лошадь и собаку. Ева на это ответила по-женски: заказала у известной портнихи костюм наездницы, который последняя сшила по последней моде. Таким образом у моей жены появилось новое увлечение, иногда и я разделял его, выходя с ней на прогулку. В такие минуты она то опережала нас с собакой, то возвращалась - совсем как маленькая девочка - либо скакала вокруг меня словно Валькирия.
Теперь я иногда мог работать дома: школы не требовали надзора, а многие организаторские вещи удавалось решить по телефону, к тому же несколько поверенных, заменявших секретаршу и посыльного, брали на себя известный ворох дел. Но отчего-то просторный кабинет не приносил мне большой радости, не восхищал сердце величественный вид из окна. Дела, дела, дела. Порой в те редкие минуты, когда, я задавался самым разрушительным вопросом: "зачем?", мне казалось, что мысли о погоне за достатком проказой облепили мой мозг. У меня было бесконечно много планов, как ещё можно улучшить наше с Евой положение, но в конце концов: "зачем всё это?" Отголоски пресыщения уже доносились издалека, словно тёплый ветер в конце зимы они предвещали перемены.
Да и наш с Евой брак всё меньше удовлетворял меня. По своей сути он был похож на один из договоров, которые мне часто приходилось заключать. Как известно хороший контракт позволяет выиграть каждой из сторон, так было и с нами; общие цели и порывы объединили нас для того, чтобы стало легче достичь желаемого, мы решили, что вдвоём будет проще отвоевать у судьбы хорошую долю, и на начальном этапе это, действительно, было так. Со временем же былая необходимость в Еве - по части нашего воображаемого договора - изжила себя, но я не позволял себе проявлять какое бы то ни было недовольство, да и разве это было возможно? Спускался я к завтраку - прибранная и нарядная Ева, украшенная счастливой улыбкой, терпеливо ждала меня за столом; негодовал в сердцах на ту или иную неудачу - она подбадривала меня; отправлялся на званный обед - ехала со мной в ослепительном наряде. В обществе Ева почти всегда держала меня под руку, и, хотя это отваживало весёлых в известном смысле дам, лишая меня самого лёгкого флирта, я относился к этому спокойно, фривольные дни моих первых школ были навсегда забыты. Когда же мы с ней возвращались домой, обычно каждый молчаливо разбредался по своим комнатам. Казалось, что мы построили на песке дом из тумана, - между нами не было того самого чувства, которое в духовном плане делает из двух людей единое целое. Я бы мог отчасти заменить его доверием, если бы так же как в первые дни совместной жизни поверял Еве абсолютно всё: секреты и детали моих планов и дел, сблизили бы нас, объединили бы наши мысли и чувства. Однако всё это казалось мне пустой тратой времени, да и Ева вполне могла обходиться без этого.
Впрочем, я выпроваживал пагубные мысли из головы и продолжал работать.
XII
В следующие два года я открыл фирму по работе с недвижимостью, которая занималась покупкой и продажей, оказывала риэлтерские, кадастровые и юридические услуги. Эта сфера давно привлекала меня, а потому я давно изучил особенности этого дела. Прибыльность фирмы восхищала Еву, она была счастлива не только тому, что я был способен работать в, казалось, любой сфере, но и тому, что в своё время она разглядела это. Вот уже несколько месяцев, как Ева решила направить фокус моего внимания в сторону политики, - за нашим столом то и дело начали появляться чиновники разных мастей.
- А что в этом плохого? - поправляя мне бабочку, поинтересовалась Ева в ответ на мой шутливый вопрос по этому поводу. - Многие министры, между прочим, ездят с мигалками! - лукаво блеснула она глазами.
Можно было быть уверенным в том, что Ева наперёд знала все шаги, которые мне предстоит предпринять чтобы занять поочерёдно кресла министра-делегата и министра. Министра, чёрт побери! Да, это, действительно, казалось настоящей стоящей затеей. Какой серьёзный оборот принимало дело! Это было не просто открыть дельце и заработать несколько миллионов, здесь была настоящая власть, настоящее влияние, первые полосы и безграничная ответственность, а за всем этим непрерывная, полная безропотного усердия и борьбы до изнеможения, работа по меньшей мере на два-три года. Мы с Евой оба понимали, что наш капитал давал такие возможности - необходимость в каких бы то ни было инвесторах отпала, видели шаги, ведущие к заветной цели. Но "действительно ли я хочу этого?", - витало в моей голове. - "Даже если представить, что оба кресла у меня в кармане, дальше наверняка я стану премьер-министром, on ne sait jamais [фр. - чем чёрт не шутит?], ну а потом?.." Выбор этот пути, высоко бы вознёс меня в глазах Евы, сделал бы значительным во мнении общества, но насколько он отдалял меня от моих собственных желаний? У меня никогда не было тяги к политике, и, хотя, безусловно, можно развить, а вернее воспитать, в себе любое качество (быть может из-под палки), зачем мне было менять, а значит ломать себя, синтезировать искусственную любовь к делу, которое меня не привлекало? Совсем недавно Ева заметила, что мне не помешали бы курсы ораторского мастерства, и что было бы неплохо поработать над речью. Я готов был признать, что подобные курсы никому никогда не мешали, но менять свою речь до неузнаваемости, так чтобы каждое слово звучало словно приказ... Одним словом, мне предстояло сделать непростое решение.