Пьер, Жак и Мишель, стоя по горло в воде, намертво вцепились в его одежду и после некоторых усилий все-таки вытащили на песок. Когда обессилевшие мальчишки отползли от реки и повалились на траву, никто из них не заметил, что Марселя с ними нет.

Исчезновение пса обнаружилось лишь полчаса спустя. Переполошившись, друзья рванули к реке. Они кричали, шарили палками по дну, Рене в отчаянии бегал по берегу и звал Марселя, а Пьер и Мишель даже пытались нырять, но все их усилия были тщетны. Вскоре мокрые и продрогшие ребятишки были вынуждены прекратить поиски и уныло побрели в обратный путь. Оказалось, течение унесло их далеко от города. За их спиной медленно садилось солнце, далеко впереди вырисовывался зубчатый силуэт городской стены.

– Не успели, – обреченно вздохнул Жак.

Городские ворота закрывались на закате.

После короткого совещания решено было заночевать в яблоневом саду. Кое-как соорудив себе постель из веток, друзья улеглись и тесно прижались друг к другу. Им было страшно: ночью за городом могло произойти что угодно.

Рене не мог уснуть; дрожа от холода, он с тоской думал о произошедшем. Трясясь, вспоминал он холодную воду и ужасные, похожие на змей водоросли, облепившие его ноги. «Так вот как чувствовал себя Марсель, когда был еще щенком! Я тогда его бросил, а сегодня он пожертвовал собой, чтобы спасти меня. А я… я даже не заметил, как он утонул. Я снова предал его».

Полночи он изводил себя этими мыслями, чувство вины жгло огнем. А о том, что ждет его завтра, даже думать не хотелось. Отец задаст ему такую взбучку, что он месяц сесть не сможет.

Вдалеке раздался цокот копыт. Рене приподнял голову. Всадник в богатых одеждах, в развевающемся плаще пустил лошадь галопом, торопясь покинуть город. Мальчик долго смотрел ему вслед. В Париже он много раз видел проезжающих в каретах и верхом аристократов, не обращая на них особого внимания, но сейчас ему вдруг захотелось стать таким же знатным, гордо скакать на породистом коне, чтобы богатые одежды развевались за спиной… Он завистливо вздохнул, а когда звук копыт стих, поудобнее устроился на своей постели и, прижавшись к друзьям, забылся тяжелым сном.

На рассвете, голодные и замерзшие, друзья побрели к городским воротам. Рене с трудом перебирал ногами, его трясло как в лихорадке.

– О господи, что теперь будет, – бормотал Жак.

– Заткнись, – раздраженно бросил Мишель.

Каждого ждала дома встреча с разъяренными родителями.

Подходя к дому, Рене еще издали увидел в дверях грозную фигуру отца. Мальчик заставил себя идти спокойно, но взгляд упорно возвращался к булыжникам под ногами.

Когда сын приблизился, Клод зловеще прошипел:

– Где вы были, сударь?

Втянув голову в плечи, Рене проскользнул мимо отца и устремился к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Где ты был, маленький негодяй, я тебя спрашиваю? – Клод одним движением развернул сына к себе. Тот, опустив голову, молчал.

– Где Марсель?

– Он утонул, папа, – прошептал Рене еле слышно.

– Что-о??? – заорал отец и, схватив мальчика за плечи, бросил его на скамью.

В этот день восьмилетний Рене впервые узнал, что такое розги.

Любимыми развлечениями горожан были ярмарки и уличные представления. Каждое воскресенье на нескольких площадях Парижа выступали балаганы, бродячие актеры и музыканты. Представления были самыми разнообразными: цирковые номера, спектакли, буффонады, подражающие греческим трагедиям. Особой популярностью среди знати пользовался так называемый Суд Любви, спектакль, в котором актер задавал зрителям каверзные вопросы о дамах, пытаясь поймать мужчин на незнании предмета.

Особым видом представления были публичные казни. Они считались зрелищем назидательным, позволяющим не забыть о бренности жизни и предостеречь молодежь от ошибок. На казни и сожжения приходили целыми семьями. В зависимости от того, кем был приговоренный, толпа либо улюлюкала, требуя жестокой расправы, либо сочувствовала жертве; женщины и дети, не стесняясь, плакали от жалости к несчастному, которого убивали у них на глазах. Но если бы его вдруг помиловали, они бы почувствовали себя обманутыми.

Ремесленники и торговцы, для которых Суды Любви были слишком утонченны и непонятны, ходили на них, чтобы одним только присутствием подчеркнуть свой высокий вкус. На самом же деле простолюдины предпочитали разгульные мистерии о смерти и аде, получившие в народе название Пляски Смерти.

Именно на такое представление повел Клод сына. Вечером они пришли на Гревскую площадь, Рене протиснулся сквозь толпу и сел вместе с другими мальчишками впереди всех, перед большим деревянным помостом. К нему с двух сторон вели лестницы, по углам стояли высокие факелы, освещая все вокруг неровным, колеблющимся светом. Рене, с нетерпением ожидая начала, разглядывал площадь. Позади помоста в наступающей темноте чернел силуэт знаменитого «Дома на сваях» – каменного здания, в котором заседало собрание гильдии купцов. С торца площади расположились дома зажиточных горожан с крышами из черепицы.

Наконец представление началось. Все затихли. На помост медленно и торжественно вышла высокая фигура, с ног до головы закутанная в темный плащ, с длинным посохом в руке. Она прошла мимо факела, пламя осветило мертвенно-белое мужское лицо под надвинутым на лоб капюшоном. Рене вздрогнул: он никогда не видел таких бледных людей. «Это не человек, – подумалось ему, – тогда кто же?» Словно отвечая на его вопрос, фигура протяжным голосом продекламировала:

Рене похолодел. Так вот она какая, Смерть! Вот кто забрал его мамочку! Он смотрел на закутанную фигуру со смешанным чувством страха и гнева.

А на сцене между тем загудели рожки, и началось действо. Под протяжную, громкую музыку на помост по правой лестнице один за другим выходили актеры в одеяниях рыцарей, ремесленников, крестьян, лавочников, мужчины и женщины, взрослые и дети. Их плавные движения напоминали танец. Некоторые из них изображали на ходу свою профессиональную деятельность, другие просто медленно двигались в сторону черной фигуры. Каждого проходившего мимо Смерть касалась кончиком посоха, после чего жертва скидывала одежду и, оставшись в одном белье, слабыми, неуверенными шагами спускалась с помоста по противоположной лестнице и исчезала в темноте.

Рене смотрел на сцену испуганными, широко открытыми глазами. «Удивительно, – думал он, – как все голые люди похожи. Не поймешь, кто из них рыцарь, а кто простолюдин». И снова, словно в ответ, черная фигура промолвила:

Постепенно музыка рожков и дудок становилась быстрее и резче, плавные движения актеров ускорялись и вскоре походили на какую-то безумную пляску. Вот на сцену выбежала девушка в белых одеждах, свет факелов причудливо играл на копне ее золотистых волос. Она была очень молода, почти ребенок, и потрясающе красива. Смерть дотронулась до ее плеча посохом, и девушка упала, вытянувшись ничком. Фигура в черном захохотала и продолжила: