- Разворот влево все вдруг!
Он испытал радостное чувство, убедившись: его замысел понят и отлично выполнен группой. Сам он очутился как раз против немецкого флагмана. А другие летчики его группы шли теперь каждый навстречу "своему" бомбардировщику.
Генерал еще успел крикнуть:
- Огонь по моторам и кабинам летчиков, выход с отворотом!
Но тут уже все его внимание на несколько секунд поглотил надвигающийся сверху нос флагманского "юнкерса". Немецкий пилот, видимо, слегка отжал штурвал - облегчил штурману стрельбу по советскому истребителю. В тот же момент генерал заметил трассу пуль у левого крыла своего "яка" и, не медля ни секунды, ответил огнем из пушек по кабине штурмана, а потом - переносом - и по кабине летчика. Уже отваливая, генерал боковым зрением различил: флагман валится вниз, разламывается на части.
Острое ощущение торжества усилилось, когда генерал обернулся: кроме флагманского еще три бомбардировщика падали, дымя, нелепо кувыркаясь и разваливаясь на куски. Строй немецких машин смешался. Одни продолжали лететь вперед, другие разворачивались, уходили на запад, сбрасывая бомбы куда попало.
Но и крайний слева "як" - лейтенант Погорелов! - беспомощно зависал, кренился на левое крыло. Вот уж от него отделился темный комок... Ну, слава богу! - открыл парашют. Генерал мгновенно прикинул направление ветра: ничего, у своих приземлится. И тотчас вспомнил: неделю назад Погорелова тоже сбили, только "мессеры". Тогда никто не видел - как. А через три дня Погорелов вернулся в полк и привез подтверждение от танковой части на два сбитых им "мессера". Конечно, с земли виднее - таким свидетельствам обычно в штабе воздушной армии даже больше веры. И генерал приказал представить Погорелова к ордену.
Однако сейчас Погорелов сбит "юнкерсом". У того и оружие слабее, и в скорости, и в маневре он сильно уступает "яку". Истребителю всегда неловко признавать, что его свалили воздушные стрелки бомбардировщиков.
Все эти мысли пронеслись мгновенно. Генерал быстро осмотрелся и отметил: "мессеры" еще прочно связаны "яками" Беликова и "лавочкиными" Селицкого. И надо как можно полнее использовать исключительно благоприятную обстановку. Генерал скомандовал:
- Атакуем тех, кто прорывается к Саур-могиле, преследованием беглецов не увлекайтесь!
Однако после лобовой и выхода из нее отворотами в разные стороны на разных высотах уже нельзя без большой потери времени восстановить строй "яков". Зато теперь легче готовить новую атаку - догон предоставляет для этого больший срок, чем лобовая. А вместе с тем надо спешить, чтобы не допустить прицельной бомбежки наших танков.
И, услышав подтверждение капитана Леднева о сбитых "юнкерсах", генерал принялся вместе с капитаном распределять цели и направлять летчиков своей группы.
В результате третьей атаки "яки" сбили еще четыре немецкие машины, окончательно сломали их строй, не дали "юнкерсам" отбомбиться прицельно рассеяли их еще до подхода к нашим танкам.
Завершив разгром немецких бомбардировщиков, генерал пошел на помощь звену Беликова. Но шесть "мессеров", которые вели с ним бой, поспешно бежали при приближении семи "яков" генерала.
Однако "мессеры", оказывается, затянули Беликова в район расположения немецкой зенитной артиллерии.
До времени - пока шел воздушный бой - зенитки молчали, опасаясь попасть по своим. Но после бегства "мессеров"... Едва генерал успел подумать: "Сбить девять "юнкерсов" за одного "яка" - это ли не победа? Вот и Тиме доказательство!" - как вся группа подверглась беглому огню зениток. Немедленно генерал крикнул:
- Расчлениться на пары! Маневр!
И бросил свой "як" в левый разворот с подскальзыванием - начал противозенитное лавирование. Он уже перекладывал рули направо, чтобы закончить змейку с потерей высоты, когда вдруг заметил сбоку огненный шар.
Что-то сквозь шлем и наушники туго толкнулось в барабанные перепонки близкий взрыв! Да - прямое попадание в самолет Самуйлика!
Тотчас Арсений Борисович вспомнил свое вчерашнее, такое странное ощущение. Разговаривая с Беликовым и Самуйликом, он испытывал, понятно, досаду на командира звена - виновника потерь. А вот о Самуйлике белоголовом, с правильными тонкими чертами лица и нежным юношеским румянцем на щеках - почему-то подумал: "Неужели и этого мальчишку?" И осекся - сделалось неловко, стыдно. Вчера этот мальчишка вдвоем с Беликовым выстоял против численно втрое превосходивших их "мессеров". Да и сегодня отлично дрался, ни в чем не уступал своему командиру звена. А зенитки - что это: невезение, судьба? Сколько раз "яки" проходили сквозь плотный заградительный огонь зениток, словно вода через решето. И вот - на тебе!..
Они вернулись в район прикрытия. Теперь Генерал особенно придирчиво стал всматриваться в горизонт, опасался плохой видимости из-за военной дымки. И подстраховывал себя-то и дело справлялся у капитана Леднева о воздушной обстановке: с земли все-таки виднее.
Но немцы больше не решились бомбить наши танки у Саур-могилы.
На обратном пути генерал все время требовал от летчиков повышенного внимания, никому не давал ни на секунду расслабиться. Слишком хорошо знал, что неожиданные потери приходится нести, если раньше, чем вернулся на аэродром, покажется, будто уже выполнил задание.
Наконец все десять "яков" благополучно сели. Ненадолго генерал еще задержался в полку Замостского. Понадобилось разобраться, кто сбил крайнего слева "юнкерса" в ходе третьей атаки. На этого немца предъявляли права сразу двое. И по их описаниям получалось, что да: оба вели по нему огонь, оба могли сбить. Коротов-опытный летчик (на личном боевом счету имеет семь сбитых). Его наводил с земли капитан Леднев.
А Константинов - молодой, у него нет еще собственного счета. Он был выведен с другой стороны в атакующую позицию самим генералом. Видимо, оба ударили одновременно и, возможно, даже не видели друг друга. А хотелось, чтобы новичок ощутил радость победы, поверил в свои силы... Очень уж благоприятной для учебы была обстановка. Не раз приходилось советовать и Замостскому, и тому же Коротову: вот так и учите молодых, помогайте им преодолеть вполне естественную робость, обрести веру в собственное умение. Но Коротов уперся: ему важен счет. А немца не спросишь: "Кто тебя сшиб?"
Так и записали этого злосчастного "юнкерса" сбитым группой.
Уже по лицу начштадива Арсений Борисович понял: что-то стряслось. Однако Георгий Алексеевич не стал входить в подробности, только кивнул в сторону генеральского кабинета.
- Там, товарищ генерал, вас ждут... Майор Михайлюк с летчиками...
Сразу захолонуло: Лиза! Ведь пока он летал с Беликовым и Самуйликом к Саур-могиле, Михайлюк туда же сопровождал штурмовиков Токарева. И Лиза шла в его группе...
Но надо собраться, не подать виду. Спокойно пройти комнату оперативного отдела, взяться за ручку своей двери, войти, как всегда, с приветливым лицом... И все же он, пусть еле заметно, задержался перед входом в свой кабинет.
Комнатенка была переполнена, но никто не курил - знали: не любит. А встали навстречу по-разному: Леснов-старый товарищ-опустил голову. Фокин отвернулся, у некоторых на лицах словно отпечаталась вина, у Соболева печаль.
А Лизы нет...
Арсений Борисович сказал как мог сдержаннее:
- Здравствуйте, товарищи!
И они ответили по-уставному, однако нестройно, кто громко, кто совсем тихо.
- С чем п-пожаловали?
Неужели все-таки где-то в глубине надеялся?
Но Михайлюк начал докладывать, судорожно сглотнув:
- Товарищ генерал, мы потеряли...
И Арсений Борисович жестом остановил майора.
- Я п-понимаю и ценю ваши чувства, товарищи. Всегда тяжело не уберечь давнего друга, с которым крыло в крыло дрался не в одном бою...
Тут он мельком глянул в глаза лейтенанту Соболеву ("ведомый, ты не охранил ее!"), встретил открытый, чистый взгляд и продолжал все так же внятно:
- ...Я был в воздухе одновременно с вами. Наша группа тоже понесла потери - лейтенанта Самуйлика, прямым попаданием зенитного снаряда. - И подумал:
