Дубинянская Яна

По ту сторону дождя

Они говорят, что я никогда не был в Нэвелэнге. Они делают все, чтобы убедить меня в этом.

И я не могу противопоставить им ничего - разве что непонятные даже мне самой слова той непритязательной песенки которую я помню наизусть.

Но там, в Нэвелэнге, остался мой ребенок, мой единственный ребенок, мой крошечный мальчик с золотисто-коричневой кожей...

* * *

О т р е д а к ц и и: По всей видимости, именно этими словами должна была начинаться книга, так и не написанная величайшей актрисой нашего времени Софией Милани. Всех нас глубоко потрясла весть о трагической гибели актрисы, чья необычайная красота и талант, казалось, вновь засверкали после продолжительной болезни. Увы, мы не успели открыть для себя новую Софию Милани, замечательную писательницу. Сейчас вы видите перед собой только отрывочные, не связанные хронологически наброски к будущему роману.

Без сомнения, это произведение задумывалось как художественное. Использование подлинных имен автора и людей из ее окружения является принципиально новым и очень интересном литературным приемом.

София Милани умерла. Но в нашей памяти она навсегда останется такой, какой смотрит на нас с экрана и обложки этой книги: удивительной южной красавицей, в огромных, длинных, светлых глазах которой отражается вся Вселенная...

* * *

Был дождь, неимоверный, всесильный тропический ливень, и его струи не капли, а струи! - со страшной силой низвергались на землю. Казалось, что они пробьют зеленый брезент палаток, в которые все попрятались... А я стояла под дождем, запрокинув голову, и струи смывали косметику с моего лица, такой ливень способен смыть все, что когда-то казалось важным в жизни... Я пыталась думать о том, что съемки срываются уже который день неудивительно, ведь сейчас сезон дождей, Карло должен был это предвидеть но все это казалось таким далеким, не имеющим никакого отношения к реальности. На мне промокла вся одежда, и я, наверное, вернулась бы в палатку, если бы не завораживающая, колдовская сила этого дождя. Ничего не существовало в мире, кроме тугих, всепоглощающих потоков воды...

И тогда подошел он и сказал мне - а я не знала почти ни слова на нэлге, я и сейчас не помню ни единого слова - но я поняла его, я все поняла. Тогда... тогда я уже любила его.

И я пошла за ним потому что это было так же просто и естественно, как живой тропический ливень, смывающий все мелкое и ненужное с лица Нэвелэнга...

А они - они надеются убедить меня, что ничего этого не было, никогда не было.

* * *

Привратник сказал, что фреска на стене северной лоджии - работа Фра Анджелико. Я не думала, что это палаццо такое старинное, но я никогда и не разбиралась в архитектуре.

Здесь очень красиво. Белый мрамор, зелень и море сквозь деревьев. Пахнет свежим морским ветром - и я должна бы быть счастлива...

Я даже не знаю точно, сколько времени провела там ,в психиатрической лечебнице на Островах. Наверное, слишком долго, чтобы это можно было объяснить нервным переутомлением или депрессией, обычным для актрисы.

Ведь они ничего не добились. Мои вены и запястья все исколоты, но я помню, я все помню про Нэвелэнг. Я была там, я прожила там больше года...

Вот только я совсем забыла язык. Язык нэлге, ведь мы общалась с ним на нэлге... Я помню только песенку, боже мой, я и сейчас чуть-чуть краснею, вспоминая ту песенку...

А здесь очень красиво. Здесь хорошо и спокойно. Вот только уехать отсюда я не могу... Конечно, здесь нет стен, решеток и сигнализации, как на Островах, есть только привратник и горничная... Бежать? Бежать с моим лицом, в любом гриме узнаваемым лицом Софии Милани - бессмысленно.

Последнее время у меня бывает много гостей. Но они все, все в заговоре против меня... Карло, великий Карло ди Ченто, навещает меня почти каждый день. Недавно я осторожно завела с ним разговор о том фильме, на съемках которого я... заболела, как они говорят.

Он сказал, что мы снимали натуру в Таиланде.

Они все повторяют это - мне даже не приходится спрашивать. Таиланд... лихорадка... тяжелые последствия... Из всей съемочной группы ко мне не приходила только Эванджелина, переводчица. Это странно - ведь мы с Эвой были школьными подругами...

А самое страшное - я не понимаю, как это могло случиться?! -я не помню его имени.

* * *

Билеты на Таиланд были сданы в самый последний момент. Помню, все были возмущены самоуправством Карло. Эва на полном серьезе предложила ему самому договариваться с местными жителями - ей никогда еще не приходилось переводить с нэлге. А я - для меня слова Таиланд и Нэвелэнг звучали совершенно равнозначно, ведь я ничего не могла знать заранее...

Натура - та замечательная натура, о которой со сверкающими глазами говорил Карло, всех заражая своим неуемным энтузиазмом - располагалась в глубине страны. Глубина страны... Для меня было открытием существование мест, куда не может пройти автомобиль.

- Но зачем, Карло?

- Это будет гениальный фильм! Два дня перехода сквозь джунгли - что тут особенного? Эти ребята доставят все оборудование в целости и сохранности...

Их было десять, может двенадцать человек - высокие коричневые мужчины с ослепительными зубами и белками глаз. Эва командовала этим отрядом проводников и носильщиков, беспрекословно подчинявшихся ее звонкому щебетанию. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю, как чуть насмешливо смотрела на них с высоты седла, смотрела как на единую, общую массу - а ведь среди них был он...

И он смотрел на меня своими огромными бездонно-черными глазами с тяжелыми коричневыми веками - и где-то в глубине сознания я чувствовала, я не могла не почувствовать этот взгляд.

Это случилось, когда наша группа располагалась лагерем на большой поляне среди джунглей. Я до сих пор не могу понять, чем эти джунгли отличались от тех, на побережье. Впрочем, достаточно того, что это понимал великий ди Ченто.

Мы с Эванджелиной сидели на чемоданах посреди невообразимого хаоса чьих-то вещей и киношного оборудования. Шум стоял ужасный, но каким-то образом я уловила звуки песенки с простой, непритязательной, но пленительной мелодией и словами на непонятном певучем языке. Может, потому что он сидел очень близко, всего в нескольких шагах от нас, молодой, стройный , сильный и красивый туземный проводник - и вы уже догадались, что это был он...

Я услышала в его песне знакомое слово, все время повторяющееся рефреном. "София"... Смешно, я не сразу поняла, что это мое имя.

- Эва, - спросила я шепотом, - о чем он поет?

Она прислушалась - и вдруг покраснела, вся, даже кончики пальцев.

- София... я не стану этого переводить.

А он взглянул на меня, улыбнулся, словно сверкнул россыпью алмазов - и я тоже неудержимо покраснела, потому что вдруг поняла эту песенку, всю, до последнего слова. Он еще долго пел ее - а я слушала, для меня исчез окружающий шум, растворились все звуки, не имевшие отношения к нему и его песне...

Вечером Эва смеялась, хваталась за голову, но все-таки учила меня нэлге - единственному языку, на котором можно по-настоящему говорить о любви.

* * *

- София!

- Эва!

Мы обнялись и расцеловались - да, так и должна была начаться наша встреча. И дальше она проходила именно так, как должно - словно по заранее составленному сценарию.

Она долго извинялась, что так и не навестила меня на Островах сначала ко мне никого не пускали, а потом у нее были свои неприятности, и она не смогла, никак не смогла... Какие неприятности? - ах, София, не надо, это такие мелочи, что не стоит даже вспоминать.

Мне следовало все-таки расспросить ее подробнее. Сейчас я понимаю, как много могло скрываться за. этим неопределенным словом. Но тогда мне совершенно не было дела до затруднений Эвы, я изо всех сил гнала вперед наш разговор, невыносимо-густо пересыпанный ничего не значащей болтовней, я страстно желала услышать одно только слово: Нэвелэнг...