За полгода до описанных событий (апрель 2012г.)

Белый потолок над головой, в голове туман, тело опутано проводами и болит. Болит, казалось, каждая клеточка, каждая мышца. Меня что, пинали? Шевельнулся, позвоночник пронзила дикая вспышка боли, убежала куда-то к попе. Я скривился, принимая более удобное положение. Не без труда поднял руку, поднес к глазам, моргнул пару раз, фокусируя зрение. Крупная кисть с неаккуратными обкусанными ногтями. Потрогал лицо: сальные волосы, кожа на лице шершавая, щетина на щеках и подбородке, прыщи. Застонал. Задумался, как дошел до жизни такой. Вздрогнул от мысли, что не знаю. Не знаю, как попал сюда, не знаю, когда, не знаю, почему. Господи, я не знаю, кто я! Прикрыл глаза, попытался отдышаться. Я сейчас напрягусь и все вспомню, шептал себе, сейчас, чуть-чуть напрягусь. И вспомню.

- Сынок? – Подошла заплаканная женщина, склонилась ко мне, нежно погладила по голове. – Ты очнулся, мой хороший… - Я часто заморгал. Кто это? Женщина мягко улыбалась, продолжая оглаживать мою макушку. – Я сейчас. Только доктора позову. – И выскочила из палаты.

- Ну-с, молодой человек. Как самочувствие? – Усатый доктор пощупал пульс, посветил фонариком в глаза, я часто заморгал. – Что ж вы так родителей пугаете? Опоздай мы, и завершили бы задуманное. – Врач наклонился ниже и прошептал. – Да будет твоя задница как новая, лучше даже, поверь опытному человеку. – О чем он?

- Доктор? – Он повернулся к женщине, та комкала в руках кружевной носовой платочек. – Как он?

- Жить будет. Но к психологу я бы на вашем месте все же сходил. Попытка суицида – это не шутки. Хотя, учитывая то, что ему пришлось пережить, я не удивлен.

Я продолжал удивляться.

- Максимочка, пообещай мне, что больше никогда не будешь пытаться покончить с собой, что бы ни случилось, - прошептала женщина. Кому это она? Я поморгал и с удивлением понял, что мне. Максимочка? Я – Максим? В мозгу не отозвалось узнаванием, другой вариант, тем не менее, тоже не был предложен.

- Дайте зеркало, пожалуйста. – Голос хриплый и как будто чужой. Врач с женщиной непонимающе переглянулись, но зеркало мне дали, вернее, маленькое зеркальце. Я принял его свободной от капельницы рукой и поднес к лицу, поморгал, крепко зажмурился, опять поморгал. Из зеркала на меня смотрел страшный парень с запавшими глазами, синяком на скуле и грязными волосами, личико лоснилось от угрей, на вздернутом носу зрел прыщ. М-да, принц…

Опять попытался хоть что-то вспомнить. И ничего. То есть вообще ничего. Ни имени, ни рода деятельности, в памяти ни одного знакомого лица, полный ноль, чистый лист. Стало страшно. Как жить-то, если абсолютно ничего не помнишь?

- Когда меня выпишут?

- Через недельку, думаю, отпустим, швы надо еще снять. Передумал с жизнью прощаться? – Врач присел на стул рядом с кроватью и принялся что-то увлеченно записывать.

- Передумал. Какой сегодня день?

- Третье апреля.

- А год какой?

- Две тысячи двенадцатый, - без всякого удивления ответил врач, не поднимая головы от записей.

- А где я?

- В больнице.

- А в каком городе?

- В Санкт-Петербурге. Ты как себя чувствуешь? – Поднял голову, посмотрел внимательно.

- Не понял еще. А почему я здесь?

- А где ты должен быть? – Прищурился врач.

- На том свете, очевидно, - медленно проговорил я. – Раз вы про суицид что-то говорили.

- Не приди твой брат со школы пораньше, так бы и было. Это ж надо было все снотворное бабушкино съесть. Еще и просроченное.

- Что случилось? – Врач отложил записи и внимательно на меня посмотрел.

- Тебе с какого момента рассказать?

- С начала… пожалуйста…

- Ты что же, не помнишь? Или играешь?

- Не помню, правда.

- Тебя в пятницу привезли с передозировкой снотворным. И с порванной задницей. Кто тебя так?

- Я не помню, - собственный голос, казалось, царапал уши. – Меня насиловали, что ли?

- Да уж сомневаюсь, что добровольно дал с собой такое проделать, я четырнадцать швов наложил, - меня передернуло. - Так, сейчас позову медсестру, пусть еще капельницу поставит. И из полиции скоро придут, будь готов, - и усатый доктор вышел, оставив меня в одиночестве. Я задумался, хорошенькая вырисовывалась ситуация: я в больнице и без памяти. Меня кто-то жестко изнасиловал, а я даже не знаю, кто… А вдруг кто-то из знакомых? Что, теперь всех подозревать? Что ждет меня за пределами палаты, насколько мир добр ко мне? Сколько мне лет, чем я занимаюсь, где и с кем живу? Количество вопросов росло в поистине геометрической прогрессии. А вот ответов не было ни на один…

Посетители шли косяком, многое, к счастью, мне рассказали, но далеко не все, конечно. Сначала пришли из полиции, и я ничем не смог им помочь. Они долго не верили, что я ничего не помню, уговаривали не покрывать преступников, обещали защиту, а я бы и рад, если бы помнил хоть что-нибудь. Потом пришел мужчина, представившийся моим отцом, он рвал и метал, кричал, что порвет тех ублюдков, которые сотворили подобное с его ребенком. Он сидел на краю моей кровати, держал меня за руку и плакал. Большой сильный мужчина, ревущий как дитя – жуткое зрелище, должен вам сказать. Зато я понял, что этот человек не имеет к произошедшему со мной никакого отношения и вычеркнул его из списка подозреваемых. Сколько там еще народу на Земле?

Приходил старший брат, потрепал по макушке и пожелал скорейшего выздоровления. Этот добрый человек снабдил меня выходом в интернет. Его я тоже из списка вычеркнул. Так же, как и младшего. Во-первых, Мише двенадцать, во-вторых, именно он обнаружил меня на полу ванной комнаты без сознания и в луже собственной крови.

Я обобщил информацию: мне двадцать, я студент юридического факультета университета, сейчас апрель, и какие-то ублюдки всласть надо мной поиздевались, после чего я пытался покончить с собой, накачавшись снотворным в ванной. А, еще у меня замечательная семья, которая очень тяжело переживает все, что со мной приключилось. Не так уж и мало, на самом деле. Оказалось, что отсутствие воспоминаний в моем случае, не такая уж плохая вещь, по крайней мере, я не помнил того, что случилось, воспринимал с ужасом, конечно, но так, словно это говорят о каком-то знакомом человеке, не обо мне. Врачи сказали, что сознание заблокировало травмирующие воспоминания.

О, еще у меня была девушка, Светочка.

Через день Светочка пришла. Матушка, дрожа от возбуждения, предупредила меня о сем событии накануне, поэтому я основательно подготовился: принял душ, побрился и переоделся. Хорошо, что душевая кабина в моей отдельной палате была с низким поддоном, ногу поднять у меня бы не получилось. Бриться было как-то неудобно и непривычно: я несколько раз порезался. Постель мне тоже перестелили, а то мало ли что, кто знает, что там за барышня такая, от которой в восторге вся моя родня.

Сомнения появились в первую же секунду и уже с порога, уж слишком очевиден был контраст между мной (в душевой было большое зеркало) и вошедшей в палату девушкой. Нет, я, конечно, верю в любовь, ее слепоту и козлов, но будем реалистами: что-то было не так. И мне предстояло выяснить, что именно. Может, конечно, как в сказке «Рикки с хохолком», он был умен и страшен, она красива и глупа. Помню плохо, но, по-моему, она его обманула… он великодушно поделился с ней мозгами, а она, думаю, сами поняли. До меня не сразу дошло, что я вспомнил, хоть что-то вспомнил, пусть даже какую-то нелепую сказку, но на душе потеплело, и я блаженно улыбнулся.

- Привет, - вежливо поздоровался первым, не переставая улыбаться. Барышня с внешностью барби подошла к кровати и села на стульчик рядом.

- Привет. Я тебе апельсинов принесла.

- Спасибо! Как дела? – Я положил руку поверх ее руки, девушка руку убрала. Та-ак…

- У меня все хорошо. Как ты? Мне сказали, ты в аварию попал. И ничего не помнишь. Что, и меня не помнишь? – Что-то в этих интонациях мне откровенно не понравилось, и я соврал. Хотя, почему соврал? Сказку-то помню, а это уже кое-что.