Я посмотрел на пол. Под нами два этажа. А потом земля. И где-то там, может быть, прямо подо мной, Чикаго. В Чикаго тоже стоят дома. Они стоят под нами вверх тормашками. В одном из них живёт Энди. До его дома сквозь землю, наверное, такое расстояние, как всё равно миллиард этажей. И хоть бы что. Здесь стучишь, а там слышно. Совсем как по трубе к Вовке.

ВОЛШЕБНАЯ ГАЙКА

Мягких полов в школе не бывает. Ни в классах, ни в коридоре. Филя Боков знал это лучше других. Во-первых, в Филином классе учился второгодник Гера Дубровцев. Во-вторых, на жёсткий пол удобнее падать человеку с мягким характером, чем с твёрдым.

Филя обладал характером до удивления мягким. Мягче, чем перина. По определению Филиного папы, у него вообще был не характер, а простокваша.

Поэтому, когда Гера Дубровцев выставил ногу, Филя, как всегда, не заметил её. Филя споткнулся и неуклюже шлёпнулся в проходе между партами.

Захихикали девчонки. Филин портфель отлетел к Викиной парте. Вика насмешливо сузила глаза и прикрыла ладошкой рот.

– Ну, чума в маринаде! – закричал Гера Дубровцев и схватился за ботинок. – Самый любимый палец отдавил!

Филя дотянулся до портфеля, поднялся и робко шмыгнул носом. Холодная простокваша растеклась по Филиному животу, добежала до коленок и опустилась в пятки.

– Ничего я тебе не отдавил, – буркнул Филя. – Я даже не наступил тебе.

Жирный Боря Чинин, по прозвищу Бобчинский, радостно гоготал. У него тряслись щёки и три подбородка.

– Не отдавил? – крикнул Дуб. – Ещё как отдавил! Даже косточка хрустнула. Извиняйся давай, а не то после уроков всыплю.

– Га, га, га! – тряс подбородками Бобчинский.

– Почему это всыплешь? – несмело поинтересовался Филя. – Ты мне нарочно ножку подставил.

– По шее всыплю, вот по чему, – объяснил Дуб. – Проси прощения.

Вика снова прикрылась ладошкой.

Филя прошептал:

– Не буду я просить. Это нечестно.

Он сел на своё место, рядом с Лёвой Селютиным, и положил в парту портфель. Длинный Лёва Селютин обходил Геру Дубровцева за километр.

– Ты Марии Никифоровне скажи, – зашептал Лева, прижавшись щекой к парте. – Скажи. Чего он?

Кляузничать Филя не любил. Он даже маме ни разу не пожаловался на Геру, который всё время ставит подножки, толкается, без всякого отбирает марки, бодается головой в живот и ещё после уроков поджидает в школьном дворе. Пожалуйся на него, а потом ещё хуже будет. Дуб тогда совсем проходу не даст.

Правда, от мамы с папой всё равно не утаишься. Все беды написаны у Фили на лице. Это с пальто можно отряхнуть снег. А с лица синяки не отряхнёшь.

– Опять, что ли, контузия? – спрашивает вечером папа.

– Споткнулся просто, – бурчит Филя.

– Эх и недотёпа же ты, Филимон, – сокрушается отец.

Он ещё говорит, что Филе лучше всего лежать на печке. Потому что если человек думает, что он слабее и глупее всех, то в конце концов он действительно станет самым слабым и самым глупым.

– Простокваша, – машет рукой папа.

Филя и сам знает, что простокваша. А что делать, чтобы была не простокваша? Характер ведь не пиджак, который, если он не понравился, можно переодеть или вообще другой купить. Характер какой достался, такой и носи, его в шкаф не спрячешь. Даже вообще не известно, где он находится, этот характер, – то ли в голове, то ли в животе, то ли в коленках.

– Наступать нужно, – твердит папа, – атаковать. Победить можно только в атаке.

– Чему ты учишь ребёнка? – возмущается мама. – Не слушай его, Филя. Умный всегда отойдёт в сторонку и не станет связываться с хулиганами.

Маме легко так говорить. А если отходить некуда? Кулаки у Геры потвёрже, чем школьный пол. Да тут ещё Вика прикрывается ладошкой.

Филя посмотрел на Викин затылок и вздохнул.

– Будешь извиняться или нет? – крикнул Гера.

Филя не ответил. Он никогда не извинялся перед Герой. Может, поэтому Гера и не любил его. В Филе закипала боевая злость. Наступать! Победить можно только в атаке. Он сегодня покажет Гере, где зимуют настоящие раки. Сегодня он расплатится с Герой за каждую подножку и за каждую марку. Хватит!

Заманчивые картины победы над Дубом мелькали перед Филиными глазами все четыре урока. Главное, не обороняться. Раз! И Гера воткнулся головой в сугроб! Два! И его ноги болтаются в воздухе. Три! И у Геры под глазом отличный фонарь.

Гера будет сидеть на снегу и реветь. По его щекам покатятся крупные слёзы. Гера станет размазывать их и хныкать: «Филя, миленький, я больше не буду. Прости меня, пожалуйста, Филя».

А Филя посмотрит на Герин фонарь под глазом и скажет: «Так и быть, прощаю. Но мне за тебя стыдно. Ты худой человек, Гера Дубровцев. Ты нечестный человек. Ты всё делаешь исподтишка. Так нехорошо, Гера, делать».

Он ещё много чего ему скажет. А Вика будет стоять на школьном крыльце и улыбаться.

Вика не стояла на школьном крыльце. После уроков она убежала на занятия драмкружка, в котором репетирует роль королевы. В остальном поединок в школьном дворе протекал почти так, как предвидел Филя.

Почти.

Только наоборот.

Раз – и Филя воткнулся головой в сугроб. Два – и Филины ноги болтаются в воздухе. Три – и под Филиным глазом неплохой синяк. Филя так и не успел перейти в атаку. Уж больно ловко Гера орудовал кулаками. А жирный Бобчинский противно гоготал. Он гоготал так, что даже когда они с Дубом ушли, его «га, га, га» неотвязно гудело в ушах и весь день не могло затихнуть.

Вечером папа спросил:

– Что, опять стукнулся?

– Не, – буркнул Филя, – с трамплина упал.

– Интересным образом ты падаешь с трамплина, – покосился папа на Филин синяк под глазом.

Филя прикрыл глаз мокрым полотенцем и ничего не ответил. Что тут скажешь?

Папа его пожалел.

– В шашки сгоняем? – спросил он.

Филе не хотелось в шашки. Не то настроение. Но он всё же сел.

Папина рука бодро щёлкала по клеткам. Филя двигался на одну клеточку. С каждым ходом на его поле становилось всё просторней. Папины шашки проскакивали в дамки и косили по диагонали. Филя сопротивлялся изо всех сил, но неизменно проигрывал.

– Ну, Филимон! – возмущался папа. – Весь ты тут. Ведь умеешь играть, а не хочешь.

– Как «не хочешь»? – дулся Филя. – Я хочу.

– Ничего ты не хочешь. Играют для того, чтобы выиграть. А ты с первого хода обороняешься. Наступать нужно!

Филя пробовал наступать. Но у него ничего не получалось. Ведь папа наступал тоже, и поэтому сразу приходилось переходить в защиту.

– Да нет же! – шумел папа. – Ты с первого хода готовишься к поражению. Так нельзя. Ты должен думать, что обязательно выиграешь.

Филя старался думать и опять проигрывал.

Папа устало откинулся на спинку стула.

– Ну что с тобой делать? Весь в мать.

Он потёр подбородок и сказал:

– Ладно, так и быть, подарю тебе одну вещь. Очень ценную. Она мне от деда досталась. Береги пуще глаза.

– Не, не нужно, – испугался Филя, которому вовсе не требовался ценный подарок.

Что папе мог оставить дед? Не велосипед ведь и не фотоаппарат. А другие вещи Филе не нужны, тем более ценные. Что с ними делать? Даже показать никому нельзя. Мальчишки в два счёта отберут.

– Ну и недотёпа же ты, – вздохнул папа и вышел из комнаты.

Через минуту он вернулся и положил на стол обыкновенную гайку, величиной с шашку.

– Получай, – сказал папа.

Внутри к резьбе гайки прилипли соринки. Гайка матово поблёскивала тёмным металлом. Таких гаек в автопарке, где работал папа, можно было отыскать сколько хочешь.

Филя недоумённо поднял глаза и спросил:

– Чего это?

– Гайка, – сказал папа. – Но не простая, а волшебная.

– Волшебная, – хмыкнул Филя. – Ищи дураков. Волшебных гаек не бывает.

– Иногда бывают.

– В сказках только.

– И в жизни.

– Ты думаешь, я маленький? – обиделся Филя.

– Нет, – серьёзно сказал папа, – не думаю. Но если ты положишь эту гайку в карман и загадаешь любое желание, то оно непременно исполнится.