Мы начали с осмотра производств соды по старому способу Леблана, который почти 100 лет практиковался на всем свете. Когда я спросил его, знает ли он аммиачный способ приготовления соды Сольвея, то он пояснил мне, что этот способ ему очень хорошо известен, и что его зять, Любимов (П. К. Ушков был женат на сестре Любимова, известного пароходовладельца на Волге и Каме), работает вместе с Сольвей; они уже начали получать соду в больших количествах на вновь выстроенном заводе в Березниках (Пермской губернии). Я ранее знал, что Любимов построил завод для производства соды по аммиачному способу и предполагал его посетить; теперь, узнав, что Ушков состоит в родстве с Любимовым, я решил при случае попросить Ушкова помочь мне увидать новый способ получения соды.
После первого же дня знакомства с П. К. и его заводом, я проникся большим уважением к этому большому русскому человеку, пионеру химической промышленности на Урале. Его отец и дед уже интересовались хромовой рудой. Сначала они ее добывали и продавали заграницу, а потом решили поставить производство солей хромовой кислоты у себя на маленьком заводе, чем ввозить их из Германии. С другой стороны, П. К. узнав, что я, молодой, начинающий химик, уже сделавший ученую работу, совсем переменил тон обращения, стал очень любезным и предложил мне осмотреть его керамиковый завод в Кокшанах, где производилась глиняная посуда, краны и трубы для кислотных заводов. Он сообщил мне, что находится в очень дружеских отношениях с Д. И. Менделеевым, который не раз приезжал к нему на завод и даже жил подолгу, так как производил здесь свои первоначальные опыты по нитрации клетчатки. В память пребывания Д. И. на заводе была сохранена особая «менделеевская» комната, где он жил и работал: в ней были собраны все продукты, которые он получил в лаборатории и на заводе.
После делового осмотра заводов, П. К. познакомил меня с своей семьей. Его сын, Иван Петрович, и дочери получили хорошее образование и хорошо говорили на иностранных языках, в ключая и английский. П. К. хвастался своей семьей и сказал мне:
«Вы не думали, В. Н., попав в глушь Пермской губернии, встретить семью, говорящую по английски и следящую за успехами культурного мира? Я сам кончил только уездное
4-классное училище, а всю жизнь себя образовывал и понял, что без образования очень трудно продуктивно работать. Вот почему я не жалел денег на воспитание моих детей. У меня в доме все время были гувернантки, превосходно владевшие иностранными языками».
Под конец моего пребывания мы так сдружились, что поехали вместе ловить рыбу, и он, узнав, что известный московский благотворитель, Ф. Я. Ермаков, дед моей жены, сказал мне, что он преклоняется перед поведением этого человека, который все свое состояние отдает на просветительные и благотворительные дела. Мы очень дружески простились, и он был так любезен, что дал мне своих лошадей до ближайшей почтовой станции (около 25 километров), откуда я должен был ехать на Ижевский завод, изготовляющий ружья для армии.
Несомненно П. К. Ушков принадлежал к числу самородков на Руси, и развитое им большое химическое дело должно быть зарегистрировано в летописях русской химической промышленности. Он имел тесное соприкосновение с Высшим Техническим Училищем в Москве, откуда брал молодых инженеров для постановки у себя на заводе химических производств. Его сын, Иван Петрович, получил там же техно-химическое образование и подготовлялся стать во главе управления всеми Ушковскими заводами. Его брат, К. К. Ушков, также имел на Волге химические сернокислотные заводы, которые после его смерти должны были перейти к детям П. К. Ушкова. Целый ряд молодых инженеров химиков получили свое техническое крещение на заводах Ушкова; известные впоследствии инженеры С. Д. Шейн и J1. Я. Карпов, которые сыграли большую роль во время революции, свою техническую деятельность начали на Ушковских заводах. Главным несчастьем для всей Ушковской компании стало то, что его сын, очень симпатичный и способный молодой человек, вследствие невоздержанной веселой жизни, после преждевременной смерти отца, не смог надлежащим образом вести это большое дело и оно мало по малу начало ухудшаться, не давая достаточной прибыли для дальнейшего своего развития. Рассеянная жизнь этого молодого владельца была на руку некоторым директорам, которые не упускали случая положить в свой карман известное количество акций и, таким образом, получить право хозяйничать в этом крупном химическом предприятии, имевшем мало конкурентов. Тем не менее фирма Ушковых продолжала существовать до революции, когда она была национализирована;
главный владелец, Иван Петрович, умер заграницей в год объявления войны (1914 год).
От почтовой станции, куда меня привезли лошади Ушкова, я должен был более 50 километров проехать по проселочным дорогам и лесами, чтобы достичь уже позно вечером города Ижевска, население которого почти исключительно состояло из рабочих оружейников и их семей. Вследствие любезного приглашения помощника начальника завода, полковника К. Н. Соколова, я остановился у него, в его большой холостой квартире. Полковник Соколов окончил Артиллерийское Училище, но после прошел двухлетний курс Горного Института, чтобы стать артиллерийским приемщиком на заводах, изготовляющих военное снаряжение. Он очень интересовался сталелитейным делом и незадолго до моего приезда на завод был в Петербурге, где имел продолжительную беседу с проф. Д. К. Черновым, прося его советов по приготовлению наилучшей стали для новой 3-х линейной винтовки, которая тогда уже начала изготовляться в больших количествах. Ижевский завод должен был поставлять стволы на другие оружейные заводы: Тульский и Сестрорецкий.
Я целые дни проводил в обществе К. Н. Соколова в разговорах об изготовлении лучших сортов стали. Там же я познакомился с начальником завода ген. Поповым, который женился на молодой девушке, Вере Евстафьевне Богдановской, окончившей Высшие Женские Курсы в Петербурге по химическому отделению. Она согласилась выйти замуж за генерала, значительно старше ее, под условием, что он устроит ей лабораторию, где она могла бы продолжать свои работы по органической химии. Она делала интересные доклады в Р. Ф.-Х. Обществе и ее работам уделяли большое внимание; в особенности М. Д. Львов, ее учитель, старался ей помочь в ее исследованиях. К большому огорчению для всех членов Химического Общества, неизвестно от каких причин она окончила свою жизнь в лаборатории в расцвете сил; быть может, она отравилась газами в лаборатории, а, может быть, здесь имело место самоубийство.
Насколько я мог заметить, заводские рабочие жили в хороших условиях, имели собственные дома и землю, обработка которой давала им возможность держать и лошадей, и коров. Когда в конце июня наступал сенокос, то рабочие получали отпуск не менее месяца для уборки урожая. Интересно было бы беспристрастно сравнить условия жизни рабочих при царском режиме и при большевиках. Не думаю, что им теперь лучше, так как Ижевские рабочие, вкусив сладости коммунистическаго режима, не раз бунтовали, да и с самого начала не хотели признать новой советской власти.
С Ижевского завода я поехал на Боткинский, расположенный на Каме. Этот завод изготовлял паровозы и речные пароходы; на нем я пробыл короткое время и отправился на пароходе верх по Каме в Пермь. В 9 километрах от Перми находились известные пушечнолитейные заводы, которые изговляли орудия большого калибра для осадной и крепостной артиллерии. Завод был расположен около села Мотовилихи. Здесь я проследил весь процесс изготовления орудия: начиная с отливки ствола, его отжига, надевания на него колец и до окончательной термической обработке собранного орудия в особых вертикальных печах. В этих печах подвешенное орудие нагревалось до известной температуры (теория Д. К. Чернова), потом охлаждалось до 400 град, и погружалось в нагретое масло.
В то время на заводе работал горный инженер Славянов, изобретатель автогенной сварки, с которым я познакомился еще в Петербурге, присутствуя на его докладах в Техническом Обществе. Он мне показал несколько автогенных сварок сломанных стальных изделий и убеждал меня, что прочность их от такой обработки нисколько не страдает. Он познакомил меня со своей многочисленной семьей, и я с большим удовольствием провел с ним значительную часть времени моего пребывания на заводе, получив возможность убедиться в его исключительных способностях к творчеству и любви к делу. К сожалению, он уже и тогда был совсем больным человеком, имел несколько внутренних болезней и должен был бы значительно сократить свою работу; но его энергичная натура не давала ему покоя и через короткое время мы услыхали, что он скончался.