— Как я могу быть уверен в том, что… если я соглашусь… — голос у Гарри сорвался, он так и не смог договорить. И с каждой минутой все больше сомневался, что на самом деле готов на всё это ради Рона, Гермионы или старой дружбы.

— Мое слово, мистер Поттер. Только мое слово, заверенное магической клятвой.

Это было уже много. Этого было достаточно много, чтобы быть уверенным, но Гарри всё ещё был в ужасе от того, чего от него ждали.

Шантажист, словно прочитав его мысли, вновь тихо хохотнул.

— Я понимаю, что прошу многого, мистер Поттер, но моё дело назначить цену, а ваше — платить или нет. Вы не обязаны расплачиваться за грехи Рональда Уизли, и я пойму, если вы откажетесь. Поверьте, я не буду вас осуждать.

— Ты, чёртов шантажист, думаешь, меня волнует, что обо мне подумает такой, как ты? — не выдержав и не сдержав в узде собственный страх, с нервным раздражением ощетинился Гарри.

— А ваш друг и заместитель — взяточник, мистер Поттер. Тоже не больно-то красиво.

— Твоих поступков это не умаляет! Пусть каждый отвечает сам за себя!

— Тогда и вы, мистер Поттер, будете отвечать за себя, а не за своего друга? Это ваш ответ?

Поттер запнулся, зажмурился под повязкой и перевел дыхание. Как же хотелось сказать «да». Согласиться с тем, что все должны отвечать за собственные поступки, и оставить Рона разбираться с тем дерьмом, в которое тот влез. Утренний его выпад тоже не помогал поддерживать образ благородного героя. Наверное, даже Гермиона в итоге поняла бы Гарри, если бы всё узнала, но… смог бы он сам дальше жить в мире с самим собой? Да, можно найти миллион оправданий, но вряд ли хоть одному из них поверил бы сам Поттер. Ему пришлось бы терпеть себя — труса. Да, быть может, в ситуации, когда он не обязан был быть героем и любой бы его понял, но тем не менее.

— Я согласен, — боясь передумать, выдохнул Гарри так тихо, что и сам с трудом разобрал собственные слова.

— Что-что, мистер Поттер? — в шелестящем голосе скользнула насмешка, и Гарри ни на секунду не сомневался в том, что собеседник всё прекрасно расслышал.

Поттер почти готов был возмутиться, но вовремя оборвал себя. Он сам подписался на то, чтобы целую неделю на три часа быть полностью в руках этого человека. Скорее всего, повторить слова согласия — самое безопасное из того, что ему предстоит. Не говоря уже о том, что даже Гарри понимал, что злить человека, от которого в скором времени будешь полностью зависить в худшем смысле этого слова, не надо.

Он сглотнул, еще крепче зажмурился под повязкой и, как мог громко, повторил.

— Я согласен на эти условия. Одна неделя.

— Что ж, прекрасно! Осталась единственная формальность, мистер Поттер. Непреложный обет. Его последняя форма, подразумевающая присутствие только двоих. Для меня гарантия безопасности, для вас — заверение, что вы стараетесь не зря, и об этих колдографиях не узнает никто, кроме нас. Ну и тех, кому вы сами решите о них рассказать. Согласны?

На мгновение Гарри заколебался — Непреложный обет во все времена был крайним случаем. Быть зависимым от чужих формулировок, ставить на кон жизнь… Впрочем, если он откажется, он опять останется с ощущением, что собственная шкура оказалась дороже.

— Согласен, — сквозь зубы процедил он.

— Прекрасно.

Послышались шаги, затем чужая холодная ладонь с цепкими пальцами ухватила его за левую руку, совершенно не обращая внимания на связанные запястья, и вздернула вверх.

— Обещаете ли вы, Гарри Джеймс Поттер, в стенах этого номера в оговоренные нами заранее дни и часы безо всякого магического сопротивления выполнять всё то, что я пожелаю сделать с вами или потребую сделать вас?

— Обещаю, — чуть удивленно отозвался Гарри. Формулировки были подобраны на удивление аккуратно, чтобы Обет не начал действовать случайно. Фактически ему даже оставили право сопротивляться словесно и физически, а палочки у него здесь никогда и не будет. Сила всегда будет на стороне шантажиста, но неосторожное «нет» не убьет Поттера на месте.

— Обещаете ли вы, Гарри Джеймс Поттер, что, в случае раскрытия моего инкогнито в течение оговоренного нами времени договора, вы также будете исправно соблюдать его, делая всё, что я от вас потребую?

— Обещаю, — заученно повторил Гарри.

— Обещаете ли вы, Гарри Джеймс Поттер, что ни в течение этой недели, ни после неё не будете пытаться раскрыть мое инкогнито и узнать, кто я такой? Не будете преследовать меня и мстить ни во время нашего договора, ни после него?

— Обещаю, — и это далось Гарри легче всего. Он был уверен, что, когда всё закончится, то больше всего будет хотеть только одного — забыть случившееся, как страшный сон. Поттер почти уже перевел дыхание и даже был рад, почувствовав, что чужая рука выскальзывает из его пальцев, но в последний момент опомнился и потянулся следом, крепко сжимая, как оказалось, достаточно тонкую ладонь. — Тот, с кем я заключаю этот Обет, обещает ли, что вся информация о незаконных действиях аврора Рональда Биллиуса Уизли не пойдет дальше его самого, аврора Рональда Уизли и старшего аврора Гарри Поттера? Что он уничтожит весь компромат и не сообщит о нём более ни одной живой или мёртвой душе?

— Обещаю, — со смешком отозвался шелестящий голос. — Я уже думал, что вы обо всем забыли, мистер Поттер. Похвально, похвально. Но раз мы покончили с официальной частью, то начнем. Поднимайтесь.

Все та же рука потянула Гарри из кресла, и он послушно поднялся, стараясь не думать о том, что ждет его впереди.

— Помните, мистер Поттер, что вам всё равно никуда не деться, и вы дали Обет, — шелестяще напомнил голос, а в следующее мгновение веревки с рук исчезли. — Расслабьтесь, мистер Поттер. И попробуйте получать удовольствие. Быть может…

Чужие ладони опустились сначала ему на плечи, затем скользнули по груди и, вжикнув язычком молнии куртки, в которую Гарри переоделся перед выходом, скинули ее с плеч. Они начали медленно расстегивать пуговицы синей клетчатой рубашки. Тонкие, как уже знал Гарри, пальцы скользили от пуговички к пуговичке, постепенно оголяя грудь и не упуская возможности осторожно погладить открывающуюся кожу. Это могло бы быть даже приятно, если бы только это делала девушка, если бы Гарри контролировал ситуацию, если бы, черт побери, он не был связан Непреложным Обетом и, судя по всему, всё не шло бы к извращенному изнасилованию.

Это могло бы быть приятно, если бы не слишком много «но», так что тошнота всё ближе и ближе подкрадывалась к горлу.

Когда рубашка была расстегнута только наполовину, руки неожиданно убрались с его тела, и Гарри с облегчением перевел дыхание. Послышались шаги, плеск воды, а затем шантажист рывком поднял его левую руку и вложил в нее холодный стакан.

— Пей… те, мистер Поттер, — впервые за всё время голос перестал звучать мерным шуршащим журчанием, теперь в нем отчетливо слышалась досада. — Для аврора вы слишком пугаетесь раньше времени. Никто ничего вам ещё не сделал, а вы уже…

— Какая разница, — раздражённо перебил Поттер, поспешно делая несколько жадных глотков. — Будешь ты тянуть или сделаешь сразу, отложишь на десять минут, час или сутки, я уже понял, к чему всё идёт, и вряд ли в тебе проснется благородство и ты просто разорвёшь сделку и сожжешь колдографии.

— Что ж, справедливо, — теперь голос звучал напряженно и как-то отстранённо. — Ваше право, мистер Поттер. Если вы предпочитаете так, то будет так. Допивайте свою воду, раздевайтесь до белья, а дальше я вас провожу.

Гарри, как раз делающий в этот момент глоток, чуть не подавился. Впрочем, удивляться было нечему. С одной стороны, он сам спровоцировал шантажиста, с другой стороны, с легкостью повторил бы всё ещё раз — сколько бы тот не тянул, от этого всё равно ничего не изменится. Эту позорную неделю Гарри нужно пережить, не сломаться и попробовать забыть после.

И все-таки, когда у него забрали стакан, и он сам начал расстегивать пуговицы, а затем и ремень, пальцы его дрожали. Хорошо хоть шантажист молчал и не прикасался к нему, и можно было хотя бы на время попробовать забыть о его присутствии. И всё же, когда Поттер расстегнул молнию на джинсах, он знал, что уже покраснел, как маков цвет.