Эль все-таки удалось улыбнуться, но она выглядела слишком растерянной. Вроде и тянулась к футляру, но в конце концов, замотала головой, всем видом давая понять, что лучше передаст эту миссию ему. Макс не стал тянуть.

Наверное, смесь удивления, восторга, ужаса и непонимания на ее лице могла бы означать, что подарок Габриэль понравился. Обычно, девушки принимали украшения с визгом, сексуальным мурлыканьем, сдержанным видом а-ля «Конечно, дорогой, ты мне должен, так что никаких благодарностей». То есть, среди его подружек точно не было тех, для кого бриллианты что-то из ряда вон выходящее. У Габриэль вообще не было украшений, и вряд ли ее часто баловали подарками.

«Нужно обязательно исправить это недоразумение».

— Это… мне? — было первым, что она спросила после продолжительной паузы.

— Ага. — Макс достал подвеску, расстегнул — и застегнул цепочку на шее Габриэль, отодвинулся, чтобы насладиться общим видом. — По-моему, тебе идет, Одуванчик. Пойдем, соня.

Полностью растерянная и ошарашенная, Габриэль приняла его руку. Чтобы не смущать ее еще больше, Макс даже отвернулся, когда она заворачивалась в одеяло. Потом подтолкнул к ростовому зеркалу, а сам встал у Габриэль за спиной.

Она некоторое время просто смотрела на свое отражение, потом, наконец, осмелела настолько, чтобы прикоснуться к подвеске. И потихоньку улыбнулась, как будто до этого момента не верила, что украшение реально.

— Мне никто не делал подарков, — сказала едва слышно.

— Непростительное упущение, я считаю.

— Прости… Кажется, я с трудом держусь за реальность. Боюсь рот лишний раз открыть, если честно.

— Почему? — На самом деле Макс догадывался о причине такой молчаливости.

— Потому что все равно не смогу сказать то, что сейчас чувствую. — На ее лице появилось выражение глубокого раскаяния.

— Одуванчик, достаточно того, что я и так уже вижу. — Макс не удержался и уткнулся носом ей в макушку. — Далеко не всегда нужны слова.

Она порывисто обернулась, обхватила его руками за талию — и расплакалась. Тихо, беззвучно, если бы не мелко дрожащие плечи то и не догадаться. Макс собирался успокоить ее, найти те самые слова, чтобы навсегда вытравить слезы из ее глаз, но в горле отчего-то встал ком. Поэтому, вместо всех слов мира, он просто обнял ее в ответ, впервые за многие годы наслаждаясь взаимным молчанием.

_____________________

[1] Имеется в виду орхидея Ванда

Их странную идиллию прервал осторожный стук в дверь.

— Кажется, наш завтрак прибыл, — сказал Макс.

— А я даже не умылась, — шмыгнула носом Эль.

— У тебя есть минут десять, чтобы сделать это.

— А если не успею?

— Тогда я съем все самое вкусное.

— Какой жестокий! — Габриэль показала ему язык.

Стук повторился.

— Секунду! — в сторону двери повысил голос Макс. Затем снова посмотрел на Одуванчика. — Успеешь?

— Ты же не думаешь, что я позволю тебе одному съесть всю вкуснятину.

— Именно так я и подумал. Совсем ненадолго.

Он выпустил ее из объятий.

Габриэль решительно подтянула одеяло выше и направилась в ванную. Макс проводил ее задумчивым взглядом.

«Интересно, она помнит, что после умывания ей не во что будет переодеться? Хотя… халаты, там есть халаты». Большие и пушистые. В таком Одуванчик плавно превратится в сонного взлохмаченного медвежонка. Эта мысль вызвала улыбку, что говорится, от уха до уха.

Макс принял заказ, но стол для завтрака сервировал сам — ни к чему Габриэль видеть постороннего человека в номере. Почему-то казалось, что это может смутить ее еще больше.

Она действительно почти успела, задержалась на каких-нибудь пару минут. И действительно нарядилась в большой пушистый халат.

— Там еще осталось что-нибудь вкусное? — спросила, втягивая носом воздух.

— Самая малость. Но тебе хватит.

— Я очень голодная, — предупредила Габриэль.

Макс пододвинул ей стул с высокой спинкой, помог сесть.

— Надеюсь, ты хорошо выспалась, а то вздремнуть днем не получится. Как смотришь на то, чтобы начать знакомство с Лондоном прямо с Букингемского дворца?

— А это ведь там стоят караульные в таких смешных шапках… — Эль, удерживая в пальцах творожный блинчик, показала над головой подобие высокой трубы.

— Именно, — кивнул Макс. — И каждый день, в одиннадцать тридцать, насколько мне известно происходит смена караула. Только чур не строить им смешные рожицы.

— И даже не щекотать?

Макс поморщился.

— Щекотать, думаю, можно. Но никаких рожиц. Мы же не варвары.

— Не обещаю, что сдержусь, но буду стараться изо всех сил.

— Договорились. Я знал, что ты умная девочка.

Некоторое время они ели молча.

— Не очень умная, если честно… — вдруг сказала Эль.

Макс поднял на нее взгляд.

— Что-то случилось?

— Нет… — она смотрела на него со странным выражением не то смущения, не то непонимания. — Но…

— Спокойно. Все хорошо. Я здесь. Ни о чем не беспокойся.

Она улыбнулась, и ее лицо снова залил румянец. Как недавно, когда он назвал ее Одуванчиком.

Макс поднялся, обогнул столик и опустился перед ней на одно колено. Коснулся ладонью щеки. Эль зажмурилась, прильнула к нему.

— Не пугай меня, — забеспокоился он.

— Я глупая, — снова улыбнулась Эль. — И, наверное, немного не дружу с головой. Знаю, что неправильно такое говорить… но с некоторых пор не хочу ничего скрывать и оставлять на потом. Знаешь, как будто всю жизнь до этого я просто стояла за порогом жизни, и только сейчас начинаю пробовать ее на вкус. И хочется попробовать сразу так много! И не боятся закрывать глаза, и вообще.

Макс продолжал смотреть на нее, терпеливо дожидаясь развязки признания. Ее голос становился все тише, глаза больше не искали его взгляд.

— И то, что происходит между нами. Оно… только наше. Как будто и нет больше никого. И я не хочу останавливаться, не хочу думать, что если попробую слишком много, то потом уже не смогу начинать заново. Мне все равно. — Габриэль мотнула головой. — Я хочу тебя… — проговорила уже совсем шепотом. — Но я не знаю, должна ли давать понять…

Макс притянул ее к себе, крепко обнял, только теперь осознав, с каким облегчением услышал эти слова. Она все еще боится собственных желаний — самых обычных и естественных, но уже не хочет идти против них.

— Ты зря думаешь, что я не хочу тебя, — проговорил ей на ухо. — Знаешь, с утра мне было очень непросто оставить тебя в постели одну. Такую сонную и нежную. И потом, когда разбудил… Огромный соблазн выудить тебя из одеяла и заставить снова умолять о пощаде. Ты делаешь это так громко и искренне, что ни о какой пощаде можешь даже не мечтать. Так и знай.

— Но если хотел, почему не выудил? Я думала, может, тебе не понравилось. Прости, я не…

Он закрыл ее рот поцелуем.

— Не хотел сделать тебе больно. Наверное, если мы подождем несколько дней, то ты успеешь достаточно восстановиться. — «Боже, дай мне силы пережить эти дни и не наброситься на нее, как варвар».

— У меня ничего не болит, — упрямо и очень ответственно заявила она. — И больно почти не было.

— Мисс Кромби, признавайтесь, чем вы занимались вчера вечером?

— Я занималась сексом с самым замечательным мужчиной на свете.

— Похоже, на деле он оказался не таким уж и замечательным. Схалтурил негодяй.

— А вы, мистер Ван Дорт, считаете, что справились бы лучше?

— Определенно. После моих объятий вы бы, мисс, простите за прямоту, с трудом смогли бы сидеть.

— Какое неприкрытое хвастовство.

— Ах так…

Он подхватил ее со стула, поднял на руки и закрутился на месте. Одуванчик запищала, попыталась ухватиться руками за воздух.

— Будешь еще сомневаться во мне?! — спросил нарочито грозно, когда снова прижал ее к себе.

— Никогда, добрый мистер, — пискнула та. Но ее глаза говорили, что хозяйка бессовестно лукавит.

— Так что, смотреть на караульных в смешных шапках или проверять, что мы не доделали вчера вечером?