Она взяла самый необходимый минимум: пару теплых свитеров, брюки, классические джинсы, удобные ботинки и короткий плащ. И всю дорогу до дома размышляла над тем, кем и куда устроиться на работу, в случае благоприятного исхода с рассмотрением ее кандидатуры. Было бы идеально устроиться внештатным журналистом в какую-нибудь газету или любое другое печатное издание. Эль прикусила губу, мысленно обозвала себя идиоткой. Вот уж размечталась: максимум, что ей светит на первых порах — роль девочки на подхвате в какой-нибудь закусочной или в «МакДональдсе», благо здесь они были буквально на каждом шагу. «Цыпочки» было тем еще отстойником, но там она по крайней мере приобрела все необходимые для такой работы навыки. А журналистика, равно как и писательство, пока что были лишь далекой, как Большая медведица, несбыточной мечтой.
Макс появился только вечером. К тому времени Эль успела собрать вещи, искупаться, вымыть и высушить волосы.
— Мы прилетим почти к полуночи, — сказал он, недоверчиво оценивая ее не слишком-то увесистый рюкзак. — Уверена, что взяла все необходимое?
— Абсолютно.
Они два ли обменялись парой слов за всю дорогу до аэропорта. Говорить не хотелось совсем. Сейчас ей было достаточно одного его присутствия рядом, тепла, которое она ощущала даже на расстоянии. Казалось: скажи она хоть слово — и наваждение исчезнет.
Лондон. Они в самом деле будут там вдвоем целых три дня?
Эль с трудом улавливала реальность, следуя за своим молчаливым спасителем, словно заговоренная. Они приехали на частый аэропорт, прошли на взлетную полосу, где их уже ждал белоснежный с голубой полосой миниатюрный самолет: изящный и безупречный, как созданная покорять небеса стальная птица.
— Если я скажу, что мне тоже не по себе в самолете, ты будешь волноваться меньше? — Макс слегка раздраженно стащил галстук через голову, бросил на сиденье пиджак.
— Я не волнуюсь.
— По-моему, ты что-то такое говорила о перелетах…
Эль поджала губы, очень надеясь, что вспыхнувшие щеки не станут красным лагом ее смущения.
— Ну … я просто …чувствовала себя неловко. — «Боже. Только не скажи ему, что смутилась из-за того, каким красивым он был в тот вечер и…»
Марго.
Мысль о том вечере, о Марго и обо всех тех вещах, которые она по наивности не принимала всерьез, заставили живот Эль сжаться в тугой узел. Прошла всего неделя, а реальность сделала столько кульбитов, что хотелось закричать во все горло: «Притормозите, пока я не слетела с катушек!»
Их уединение в салоне нарушила услужливая вышколенная стюардесса. Эль отказалась от напитков, Макс попросил апельсиновый сок и предупредить их, когда до посадки останется тридцать минут. Все время, пока самолет постепенно набирал высоту, мужчина пристально смотрел в иллюминатор, как будто что-то на земле помогало ему справиться с неприятными ощущениями. Эль же, наслаждаясь тем, что сидит напротив, укладкой посматривала на его лицо, надеясь сохранить его в памяти на всю оставшуюся жизнь.
— Марго не давала о себе знать? — Этот вопрос следовало задать давно, но события развивались так стремительно, что у нее просто не было подходящего повода затронуть щекотливую и болезненную тему.
— Нет. Честно говоря, сомневаюсь, что она планирует выходить с кем-нибудь из нас на контакт в ближайшее время. — Проследив за ее реакций, поинтересовался: — Тебя это огорчает?
— Лишь в том ключе, что она причастна к появлению моего отца, и если их как-то свяжут, то у тебя могут быть проблемы.
— Я целиком полагаюсь на людей, которых нанимаю присматривать за моей спиной и тылами, Габриэль, — успокоил Макс. — Тебе не о чем беспокоится. Разве что о том, что ты теперь одна.
— Я всегда была одна, даже с полным комплектом родственников.
Макс поморщился, как будто эта новость ударила его под дых.
— Мне… жаль, что все так произошло, Габриэль. Вероятно, если бы не мои попытки быть… гм… гостеприимным, Марго была бы более сдержанной. Мне бы хотелось сказать, что я сожалению и о смерти твоего отца, но не хочу врать тебе. Он заслужил то, что получил, и в этом нет ни твоей, ни моей вины.
— Ты спас меня, — ответила Эль. Стоило всплыть воспоминаниям о том, как она, избитая и грязная, валялась на мокром вонючем полу, и голос Макса, который возник в этом кошмаре, словно луч надежды, как сердце сжалось в тиски. — Это случилось бы рано или поздно. Он уже не первый раз пытался продать меня.
— Дерьмо, — прошипел Макс. Он подался вперед, уперся ладонями в разделяющий их стол. — Я не дам тебя в обиду, Габриэль. Все это немного странно для меня, и для тебя, я думаю, тоже. Но ведь нам совсем не обязательно искать все ответы прямо сейчас? Хочешь правду? Я впервые за черт знает сколько времени захотел просто выключить голову и сделать что-то просто так, без того, чтобы проанализировать каждый шаг на год вперед.
Она понимала, что он хотел сказать. Вежливыми и уклончивыми словами Макс Ван Дорт пытался донести до нее желание не думать о завтрашнем дне, но жить здесь и сейчас, полагаясь лишь на настоящее, без оглядки на прошлое и без бремени последствий. Было ли это разумно? Вряд ли, но в этом заключалась их реальность: вышвырнуть за шиворот анализ и предрассудки — и просто идти вперед, даже если никто из них не знает, что будет в конце пути.
«У вас нет ничего общего, дурочка Эль, — сказал внутренний голос перед тем, как Эль наложила на него табу. — Несколько незабываемых дней — все, на что ты можешь рассчитывать. Можешь сколько угодно закрывать глаза и делать вид, что сможешь перелететь пропасть, но крылья от этого, увы, не вырастут».
— Я, конечно, не ТОП-двадцать списка «Форбс», но тоже не хочу искать все ответы прямо сейчас, — ответила она. Потому что в будущем не было ни одного ответа на вопрос: «Как сохранить себя и не потеряться в этом мужчине?»
Макс расслабленно улыбнулся, потом достал что-то из внутреннего кармана пиджака. Плеер. Мужчина размотал наушники, нажал кнопку «включения».
— Присоединишься? — Он похлопал по свободному месту на диванчике около себя.
Эль охотно пересела, хотя стоило их плечам соприкоснуться, как сердце ускорило свой ритм. Пришлось напомнить себе, что они где-то над облаками и, кажется, оба не слишком хорошо адаптируются к перелетам. Самое лучшее в этой ситуации: принят у него правое «ухо» и насладиться звуками тяжелой музыки.
— Ничего себе! — Эль хихикнула, когда в уши хлынул поток грубых гитарных рифов.
Макс хищно осклабился.
— Удивлена тем, что я не поклонник Баха или Моцарта?
— Честно говоря, и думать не думала про классиков, но была уверена, что ты предпочитаешь блюз или джаз.
— И это тоже, время от времени и когда за рулем. В остальное время мне нравится драйв. Ты была когда-нибудь на рок-концерте?
— Только на «Грязных сказках», да и то по чистой случайности. — Эль не стала уточнять, что билет стоил слишком дорого, и она получила его взамен на доклад по литературе. Неделя бессонных ночей того стоила.
— И как впечатления?
— Ну, если учитывать, что я там, наверное, была единственная трезвая и не пыталась попасть трусиками в Рэйна, то мне понравилось. Это был выход из зоны комфорта: попробовать что-то такое, о чем я раньше только в книгах читала.
Макс повернулся к ней, заинтересовано вскинул бровь.
— Что? — Эль растеряно убрала прядь волос за ухо, потом потеребила край рукава. Господи, просто необходимо куда-то деть руки, чтобы не выдать дрожь.
— Я жду продолжения истории.
— Кажется, я сорвала тогда голос, и у меня дня три болела голова — вот и все продолжение. — О том, что ее еще и три дня тошнило, говорить не стала. — Скажем так, это был интересный опыт, но вряд ли я бы согласилась повторить его в ближайшем будущем.
— Значит, Габриэль Кромби не любит выходить из зоны комфорта?
— Не люблю терять контроль, — призналась она. — Кажется, если потеряю — вся моя жизнь развалится на кусочки.
Ей очень хотелось, чтобы Макс перестал смотреть на нее так, будто ждал какого-то интимного откровения, чтобы громче включил музыку. Сидеть рядом становилось все тяжелее, как будто под ней разогревалась сковорода, и с каждой минутой жар все глубже проникал в ее тело, заставляя испытывать чувства, о существовании которых она раньше знала лишь со страниц книг.
