- Там люди, еще гроши вытянут... А тут тихо. И холодок. Я думал трошки посплю, отдохну. И проспал...
- Ну да! Ты тут разлегся как дома, и никто тебя не тронул, не разбудил? Может такое быть, товарищ директор?
- Абсолютно исключается! - сказал Аверьян Гаврилович. - Я лично всегда обхожу музей, проверяю все и сам запираю. Не увидеть его я не мог.
- Что ты теперь сбрешешь? - спросил Кологойда.
- Я сховався, - сказал Семен. - Шоб чего не подумали и не прогнали...
- Где? В кладовке под лестницей? - подхватил Аверьян Гаврилович. Тогда у него должен быть соучастник, - повернулся он к Кологойде. - Я отлично помню - щеколда была закрыта.
- Так дело не пойдет, товарищ директор! - недовольно сказал Кологойда. - Мы с вами говорили насчет пекла, насчет батьки...
- Виноват, виноват... Молчу!
- И к вашему сведению: все замки - для честных людей. На самый хитрый замок всегда найдется вор еще хитрее. Так где ты прятался, Бабиченко?
Семен свято верил, что спасти его может только вранье. Главное - ни с чем не соглашаться и говорить не то, что было на самом деле.
- На лестнице, - глядя в пол, сказал Семен.
Кологойда вопросительно посмотрел на директора, тот пожал плечами.
- Не представляю.
- Ладно. А что ты своим ножом тут делал?
- Ничего.
- А где его поломал?
- Шо? - спросил Семен. Он растерялся - когда же он сломался, клятый ножик?
- Оглох? - сказал Кологойда. - Где нож сломал? - То давно. Недели две. А может, больше.
- А зачем поломанный с собой таскаешь?
- Думал в мастерскую дать. Чтобы починили.
- В какую мастерскую?
- Там, на базаре... Не захотели.
- И правильно - чего эту паршивую железку чинить? Дешевле купить новый.
Семен искоса посмотрел на Кологойду и промолчал.
- У вас лупа есть?
- Ну как же! Вот выбирайте. - Аверьян Гаврилович поставил перед Кологойдой коробку.
Облицовка рукоятки давно была потеряна. Остались только две железные пластинки, между которыми был заклепан клинок. Он обломился у самого основания, но и так было видно, насколько он источен и тонок. Кологойда рассматривал нож, Аверьян Гаврилович смотрел на Семена Версту. Он испытывал все большую неловкость и даже раскаяние. Какой-то удивительно тупой парень, прямо дебил. В школе, наверно, плохо учился, вот и пошел в пастухи. А что делать, если никаких способностей пет?
Такой и украсть-то не сумеет. Особенно здесь, в музее.
Смотрит на все, как баран на аптеку. И похоже на правду, что он действительно мог сесть где-то в уголок и заснуть.
Есть такие люди, способные засыпать мгновенно и в любой обстановке. Ничего он не украл - это очевидно! Так зачем его мытарить? Просто жалко беднягу - ему и так досталось... Отпустить его, и дело с концом!..
Угадав неостановимое желание директора высказаться, Кологойда указал ему глазами на коридор и усмешливо выслушал там горячий шепот Аверьяна Гавриловича.
- Ох, уж эта мне интеллигенция! Чуть что - бедненький, жалко... А такой встретит вас на узкой дорожке, он вас так пожалеет - костей не соберете... В общем, так, товарищ директор, не мы до вас, а вы в милицию прибежали, так вы уж теперь не мешайте. Я в протоколе не могу написать "мне кажется, что он невиновный", я это должен доказать. Понятно?
Разговаривая с директором, Кологойда не спускал глаз с Семена. Тот, нахохлившись, сидел на табурете, оплетя его длинными своими ногами, и, казалось, спал.
- Эй ты, спящая красавица! Иди показывай, где прятался.
Семен выпутал из табурета ноги и поплелся в прихожую.
4
Неимоверно скрипучая лестница на чердак была крута и для Кологойды тесновата. Укрыться от невнимательного глаза наверху за дощатыми балясинами было, пожалуй, можно. Лейтенант посветил фонариком, провел пальцем по верхней ступеньке. Потом он заглянул в подлестничную кладовку, присвечивая фонариком, внимательно осмотрел тыльную сторону щеколды. Они вернулись в большой зал, и Кологойда принялся рассматривать экспонаты. По плакатам, фотографиям, всяким схемам и диаграммам взгляд его скользил без задержки, как, впрочем, и у всех посетителей музея, но экспонаты вещные, особенно ценные, укрытые в застекленные витрины, он осматривал неторопливо и тщательно. Аверьян Гаврилович, желая облегчить и ускорить осмотр, сказал, что все вещи на месте - он знает наперечет выставленные свитки, плахты, очипки, намиста - и, стало быть, все в порядке, но Кологойда отмахнулся от него. Аверьян Гаврилович обиделся и демонстративно отошел в сторонку. Семен Верста, свесив длинные руки вдоль туловища и полузакрыв глаза, казалось, снова спал.
Маленькая витрина на столике между окнами заинтересовала Кологойду больше других. За стеклом на подложке из жатого плюша в три ряда лежали маленькие, округлые, овальные вещицы.
- Что тут за пуговицы?
- Пуговицы?! - ужаснулся Аверьян Гаврилович. - Это же геммы, образчики глиптики!
- А шо оно такое, та глиптика?
- Миниатюрная скульптура, вообще резьба на драгоценных и полудрагоценных камнях.
- Ага! - сказал Кологойда. - Выходит, драгоценности все-таки есть? Кто ж их так хранит? Каждый дурак может подойти, раздавить стекло и пламенный привет...
- Вы неправильно поняли. К сожалению, у нас нет гемм даже на полудрагоценных камнях. Это все геммы на стекле или на камнях, не имеющих никакой цены, например, вот эти - на литографском. Они интересны, так сказать, не материалом, а работой. Ну и, как видите, несколько вещей из металла.
- Вижу, вижу, - отозвался Кологойда, хотя смотрел он не на экспонаты, а на личинку замка. - Ключ есть?
Аверьян Гаврилович вставил в личинку маленький ключик, повернул на четверть оборота, другой рукой поднял застекленную крышку. Кологойда подставил руку, и на ладонь ему упала узкая металлическая полоска.
- Ну вот, порядок, - сказал он. - Больше смотреть нечего, можно идти обратно. Только прихватите с собой эти клеммы или как их там...
- Геммы, товарищ лейтенант! Гем-мы!
- Нехай будут ге-мы-мы. Все спишь? - сказал он Семену. - Ничего, сейчас ты у меня проснешься...
- Значит, так, - сказал Кологойда, садясь за стол, - ты пришел в музей, захотел спать, забрался на лестницу и проспал там до ночи. Красть ты не собирался и ничего не трогал. Нож свой сломал давно, может, месяц назад, не помнишь где. Все правильно?
