- Вставай, Антипушка! Ломится там какой-то человек, говорит, из дворца...
С трудом разодрав белесые ресницы, Антипа посмотрел на нее:
- Так чо? Прогнать, что ли?
- Со мной пойдем. Только на всякий случай возьми баринову саблю, что ли...
- Не, я лучше это... Способнее! - сказал Антипа и взял в углу увесистую кованую кочергу.
- Где Орлов? - крикнул обозленный вахмистр.
- Не ведаю. Барин слугам не сказывает, куда едет.
- Все равно - показывай покои. Приказано самолично проверить.
И они пошли по всем комнатам - впереди Домна с двусвечником, следом вахмистр, а за ним, не выпуская кочерги, шлепал босыми пятками Антипа. Он был на голову выше вахмистра, и, когда Антипово сопение слишком приближалось к его затылку, вахмистр опасливо косился на него через плечо. Обойдя дом, они вернулись в прихожую.
- Кладовки да кухни тоже проверять станешь, аи нет? - спросила Домна.
- Поговори еще, ведьма старая! - прокричал вахмистр. - Набаловали вас тут, чертей...
Он рванул входную дверь и с громом захлопнул ее за собой.
- Слава тебе господи! - перекрестилась Домна. - Иди досыпай, Антипушка.
Антипа зашлепал в кухню, а Домна заперла входную дверь и поднялась к Орлову. Григорий спокойно спал, не подозревая, что когда-то показавшийся ему смешным тайник господина Кнутсена во второй раз спас его от беды.
Выслушав рапорт вахмистра, императрица кивком отпустила его. Она этого жда-ла. Так и думала. Все - вранье, ложь, шарлатанство... Но что ему было нужно?
Зачем он приходил?
С тех пор как она начала думать о себе и своей судьбе, Екатерина не сказала и не сделала ничего, что не было бы ей приятно, полезно, выгодно, пусть и не сразу, непосредственно, а хотя бы косвенно и когда-то потом, и ей просто не приходило в голову, что у людей могут быть другие мотивы, поведение их может иметь иное объяснение. Теперь она терялась в догадках и не могла разгадать, какую цель преследовал этот человек, кто бы он ни был - настоящий граф или самозванец. Кто он - сторонник Петра? Но Петр мертв, никакие сторонники ему теперь не помогут. Чего же он хотел - отомстить? Он мог убить ее, но не тронул и пальцем. Однако кем бы он ни был, это враг. Коварный и опасный. Умный враг, и потому вдвойне опасный... Если он посмел так говорить с самой императрицей, то что же он будет говорить там?! Очернит, оклевещет ее на всю Европу... Нужно немедля...
А что - немедля? Кому сказать, кому поручить? Орловым нельзя: чем-то они обязаны этому проходимцу, да Григорий неведомо и где... А вдруг!.. Вдруг он Григория сам и погубил, а для отвода глаз явился, чтобы рассказать сказку о каком-то нападении? Боже, как может быть коварна человеческая натура!.. Нет, его нужно немедленно догнать, схватить и до всего допытаться!.. Кому же? Панину? Вельможный чистоплюй, сочинитель вздорных прожектов, бумажная душа... Разумовскому? Лукав и ленив. Князю Волконскому? Непроходимый болван - пока он что-то сообразит, того и след простынет... Барон Корф - шумная балаболка... А даже если бы кто-то из них годился - им нужно объяснить, значит, рассказать о том, как какой-то проходимец оскорблял, унижал императрицу. Немыслимо! Невозможно никому рассказать о том, что произошло, тот мерзавец прекрасно это понимал и даже бравировал...
Императрица с ужасом поняла, что, в сущности, ей не на кого опереться, она беззащитна. Верный Шкурин позволил себя чем-то отравить... А знать? Придворные болтуны, не способные действовать... Нужны не знатные бездельники, а пусть никому не известные, но готовые на все, безгранично преданные люди, которым не нужно ничего объяснять, достаточно приказать, чтобы они слепо повиновались. Только где их взять?.. А ведь были! Пустоголовому Петру они были не нужны - разогнал... Всего за полгода сколько вреда нанес державе и трону проклятый голштинский выродок!
Сменился караул во дворце, наступило утро, и беспробудно спавший Шкурин вдруг потянулся, застонал от боли и открыл глаза.
- Батюшки! - спохватился он. - Кажись, задремал?
- Задремал? Да ты дрых всю ночь! - сказала Шарогородская. - Теперь не знай, что и будет! Матушка-государыня просто ужас до чего осерчала!
- Господи! Как же это? Что ж ты меня не разбудила? - ужаснулся Шкурин.
- Добудишься, когда ты - как полено.
- Пропал... Совсем пропал! - прошептал побелевший Шкурин.
Из кабинета донесся звон колокольчика. Шарогородская скользнула в кабинет и тотчас вернулась.
- Иди на расправу...
Крестясь и прихрамывая, Шкурин пошел в кабинет.
Стоявшая у окна императрица обернулась. После бессонной ночи лицо ее пожелтело, под глазами были круги.
- Ну, скотьина... - процедила она сквозь зубы. - Что скажешь?
Шкурин грохнулся на колени.
- Прости, матушка-государыня! Сам не знаю... Не иначе, как сомлел с устатку...
- Сомлел?
Она подошла к нему, наотмашь ударила по щеке, по другой.
- Бей, матушка-государыня, бей, только смени гнев на милость! Сам не знаю, как это случилось.
- Ты напился, как последний свинья!
- Матушка! Да я в рот этого зелья не беру!.. Разве бы я посмел?
- А что тебе дал выпить этот граф?
Руки Шкурина опали.
- Какой граф, ваше величество?
- Которого ты ночью привел ко мне, сказал, что он от Орлова...
Глаза Шкурина округлились от удивления и страха. - Помилосердствуй, матушка-государыня, я никого не приводил... Не было никакого графа, ваше величество!
Екатерина отшатнулась.
- Ты еще хочешь лгать в свой оправданий?
- Матушка-государыня, как бы я посмел?! Может, на меня затмение какое нашло?.. Может, разумом помутился, только... Вот хоть руку на отсечение!
- - Плохой слуга отрубывают голова, а не рук!
По лицу Шкурина побежали слезы, он стукнулся лбом об пол, распластался, как перед иконой.
- Помилосердствуй, матушка-государыня! Хоть ради прежней службы помилуй... Я всю жизнь верой и правдой...
- Прошлый заслуг есть прошлый заслуг. Мне сейчас нужны верный слуга больше, чем прошлый...
- Казни, как пожелаешь, матушка, только не лишай своей милости...
- Я не буду тебя казнить, я буду делать тебе последний проверка. Мне спешно нужен человек. Очень верны, очень преданы человек для особый поручений... Не из гвардии, не из придворных. Если ты найдешь такой человек, я подумаю про твоя судьба...
