- Несправедливости нет. Обе стороны вели игру по-честному. На этот раз победу одержали мы, а если быть точным, то - все, потому что проигрыш пойдет вам только на пользу. И, чтобы не было обидно, могу доложить, что я сам курить тоже не буду, так же как и воспитатели. Раз вы, то и мы. Чистый воздух и здоровые легкие!
Ребята недоверчиво переглядываются.
- Так прямо возьмете и бросите? Небось тоже будете потягивать втихаря. Вам хорошо - заперлись в кабинете и сигарету в зубы!
- Хорошо, заключим новое соглашение. Пишите в протокол! - обращается Озолниек к секретарю. - Воспитанник, заметивший начальника курящим, получает полкилограмма конфет за счет личных средств начальника.
- Разоритесь! - Атмосфера разряжается. - На хлебушек денег не хватит.
- А какие конфеты? Леденцы, да?
- Как так леденцы! Настоящие шоколадные конфеты! - Озолниек олицетворение серьезности.
- А как остальные воспитатели?
- Насчет остальных не знаю. Договаривайтесь сами! Что же касается меня, тут ясно. Запротоколировали?
- Печатными буквами, - отзывается секретарь.
- Так, - продолжает Озолниек. - Стало быть, с завтрашнего дня наступает новый период в истории колонии. Я понимаю, будет нелегко, но - что решено, то решено. Не курить так не курить! И от вас я ожидаю максимальной поддержки. Если через какую-нибудь щель в зоне будет проникать курево, то вы должны разоблачать и тех, кто приносит, и тех, кто берет. За курение тайком буду взыскивать по всей строгости.
А вы меня, надо полагать, знаете. Итак, с первым вопросом покончено. Затем могу сообщить, что мы исполнили вашу просьбу насчет духового оркестра.
Деньги на инструменты уже перечислены. Достать было нелегко, но тем не менее удалось. Можно приступать к подбору музыкантов по всем отделениям. Возможно даже, придется устроить конкурс, желающих будет много. Вопросы или другие предложения есть?
Встает председатель комиссии по спорту.
- Мы хотим просить вашего разрешения на игру с городскими ребятами. Не здесь, а за зоной, - говорит он, и наступает тишина. Все ждут.
- Когда должна состояться игра?
- Недели через две.
- В целом поддерживаю. Но вы понимаете, какая ответственность ложится на вас и на меня? За пределами зоны не должно произойти ни малейшего нарушения. Я еще посоветуюсь с воспитателями, с начальником режима. Само собой, на игру смогут пойти только лучшие. Поймите меня правильно - не лучшие футболисты, а вообще лучшие. Как видите, все зависит от вас.
После заседания совета воспитанников начинается другое совещание. На нем Озолниек говорит с воспитателями и мастерами. То, что курение запрещается колонистам, особых дебатов не вызывает, хотя многие понимает, что эта затея чревата большими неприятностями. Но как только оказываются задетыми интересы самих работников, сразу поднимается буря протестов, в особенности со стороны мастеров-производственников.
- Еще чего не хватало! Здесь что - монастырь или бензохранилище, что курить больше нельзя?
- Нет такого законного основания требовать, чтобы мы не "курили. И без того работа наша поганая, а тут вон чего выдумали!
- Вы, может, поставите нас на одну доску с преступниками?
Озолниек слушает, ждет, пока шум немного утихнет.
- Я тоже заядлый курильщик, но думаю, что смогу воздержаться, - говорит он. - Здесь больше чем бензохранилище. В настоящее время в наших общих интересах покончить с курением.
- Ваши поступки - дело ваше личное. Нельзя их другим навязывать. Я тогда вообще подам заявление об уходе! - возмущается один из мастеров-производственников.
Борьба идет трудная. Озолниек доказывает, убеждает, разъясняет. Сказать бы ему сейчас: "Извольте, можете подавать заявление!" Но нельзя. Работников не хватает, и найти замену - дело непростое. Мастера любят при случае подчеркнуть, что на любом заводе они зарабатывали бы больше, и то, что они здесь, - чистая благотворительность с их стороны.
Под конец договариваются, что мастера будут курить только в отведенном для этого помещении и так, чтобы не видели воспитанники, а воспитатели за пределами зоны, у кого не хватит духу бросить совсем.
Собрание окончено. Большинство участников решением недовольно.
Озолннек знает, что до окончательной победы пока еще далеко. Еще будут покуривать, невзирая ни на какие приказы и решения, но начало положено, и результаты не замедлят сказаться. Надо только не ослаблять требования, контролировать, напоминать.
Они остаются втроем: Озолниек, начальник режима и следователь колонии и долго обмозговывают, как пресечь все возможности проникновения сигарет; за кем из сотрудников надо приглядывать повнимательней, как вести контроль.
Кадры, где взять кадры? Непривлекателен труд в колонии, мало кто хочет здесь работать.
И, немного посетовав, они возвращаются с небес на землю. Надо приложить все силы и обойтись тем, что есть.
XIII
Ночью Зумент ползет к своему тайнику. Близится побег, пора проверить наконец, на месте ли спрятанные деньги. До этого он два часа лежал и наблюдал.
Похоже, все заснули, и он решился пойти на риск.
Бамбан и Цукер, которых выпустили из дисциплинарного изолятора, ничего определенного так и пе сказали, - денег как будто бы не нашли, во всякой случае следователь никаких намеков не делал.
Вот койка Калейса. Сопит точно лесоруб. С каким удовольствием Зумент укокошил бы этого командира, но пока надо воздержаться. Припав грудью к полу, он заползает под кровать, протягивает руку, и в этот миг его бросает в холодную дрожь - кажется, будто рука ткнулась в щетинистую щеку. Подавив испуг, Зумент отводит плинтус, нащупывает углубление и чувствует под пальцами холодную жесть банки. Он осторожно берет ее и открывает крышку. Баночка пуста.
Суть происшедшего доходит до него не сразу; сперва он испытывает только ужасающее разочарование и больше ничего. Он лежит с банкой в руке. Затем быстро еще раз ощупывает все углубление. Ни черта!
Деньги исчезли!.. Чудовищная злость и вместе с тем чувство полного бессилия охватывают его, и к глазам подступают слезы. Оставив баночку там же, под койкой, Зумент вылезает из-под кровати и, теперь уже безо всяких предосторожностей, возвращается на свое место. "Нашли, падлы!" - шепчет он и, схватив простыню, отбрасывает ее.
