Лошадь, на которой Эмброуз отправился в Нарраби, была приведена назад гостиничным слугой. Он же доставил и записку, которая нас сразила. Дальнейшие расспросы, говорилось в ней, подтвердили, что исчезнувший управляющий в Нарраби не появлялся. Единственное, что разузнал Эмброуз, – смутный слух, будто в тот день, когда Джон Джаго исчез, его видели в вагоне поезда, направляющегося в Нью-Йорк. Эмброуз принял решение проверить это, отправившись следом.

Столь странный поворот событий волей-неволей заставил меня заподозрить, что произошло и в самом деле нечто из ряда вон выходящее. Свои подозрения я держал при себе, но был готов, начиная с этого момента, к тому, что исчезновение Джона Джаго не случайно и закончится оно весьма печальным образом.

В тот же день мои самые худшие предчувствия начали оправдываться.

Прошло уже достаточно времени, чтобы весть о случившемся на ферме распространилась по округе. И без того прекрасно осведомленные о неладах между братьями и управляющим соседи узнали теперь – вне всякого сомнения, от работников – об отвратительной сцене, имевшей место под окном моей спальни. Общественное мнение в Америке принято выражать без малейшей сдержанности, а также без какой бы то ни было заботы о последствиях. В данном случае общественность пришла к выводу, что пропавший пал жертвой преступления и что ответственность за это ложится на одного из братьев Мидоукрофт или же на обоих братьев сразу. К вечеру того же дня основательность столь серьезных обвинений была подкреплена потрясающим, с обывательской точки зрения, откровением. Методистский проповедник, недавно поселившийся в Морвике и пользующийся уважением прихожан в округе, заявил, что видел сон, в котором Джон Джаго предстал перед ним и сказал, что его убили и тело его можно найти на Морвик-фарм. К ночи мнение о необходимости удостовериться в том, вещий ли то был сон, стало всеобщим. Не только в ближайших окрестностях, но даже в Нарраби глас народа призывал к поискам останков Джона Джаго на Морвик-фарм.

В этих ужасных обстоятельствах мистер Мидоукрофт выказал удивившее меня присутствие духа.

– У моих сыновей есть недостатки, – заявил он, – да, серьезные недостатки, и никто не знает этого лучше, чем я. Мои сыновья по отношению к Джону вели себя глупо и недостойно, этого я также не отрицаю. Но Эмброуз и Сайлас не убийцы. Ищите! Я прошу об этом! Нет, я настаиваю на этом после того, что было сказано, – во имя справедливости к моей семье и моему имени!

Соседи приняли его слова как призыв к действию и незамедлительно провели все необходимые организационные работы. Свободные и независимые граждане образовали комитет, выступили с речами, избрали уважаемых соотечественников представлять общественные интересы и на следующий день начали поиски. Вся эта деятельность, до смешного не удовлетворяющая требованиям нормы с юридической точки зрения, осуществлялась этими удивительными людьми с таким суровым чувством долга, словно была санкционирована высочайшей судебной властью страны.

Нейоми встретила испытания, выпавшие на долю семьи, с твердостью, достойной ее дяди. В час нужды ее мужество окрепло. Единственной ее заботой оставался Эмброуз.

– Лучше, если бы он был здесь, – сказала она мне. – Злые языки и так уже поговаривают, что его отсутствие – все равно что признание вины.

Она была права. Состояние умов было таково, что отсутствие Эмброуза само по себе представлялось людям весьма подозрительным.

– Давайте телеграфируем в Нью-Йорк, – предложил я, – если, конечно, вы знаете, где наше послание может найти Эмброуза.

– Я помню название отеля, в котором обычно останавливаются Мидоукрофты в Нью-Йорке, – ответила Нейоми. – Я жила там после смерти моего отца, пока мисс Мидоукрофт не смогла приехать, чтобы отвезти меня в Морвик.

Мы решили дать телеграмму на адрес этого отеля. Я писал текст телеграммы, а Нейоми склонилась у меня над плечом, когда мы оба вздрогнули от голоса, раздавшегося позади нас:

– А, так вот какой у него адрес, да? Очень, очень кстати!

Говоривший был незнаком мне. Нейоми признала в нем одного из соседей.

– Зачем вам адрес? – резко спросила Нейоми.

– Похоже, мы нашли останки Джона Джаго, мисс, – ответил сосед. – Сайласа мы уже взяли. Теперь дело за Эмброузом, его подозревают в убийстве.

– Ложь! – вскричала Нейоми. – Отвратительная ложь!

Мужчина повернулся ко мне.

– Проводите ее вон в ту комнату, мистер, – сказал он. – Пусть сама посмотрит.

Все вместе мы перешли в другую комнату.

Там, в углу, мы увидели скорбно окаменевшую мисс Мидоукрофт. Она сидела рядом с братом, держала его за руку и молча плакала. Напротив них, с блуждающими глазами, безвольно повисшими руками, сгорбился на диване у окна Сайлас Мидоукрофт, явно охваченный паникой. Несколько незнакомцев из тех, кто был занят в поисках, стояли рядом, не спуская с него глаз. Остальные сгрудились вокруг стола в центре комнаты. Когда мы с Нейоми вошли, они расступились, предоставляя нам возможность рассмотреть то, что лежало на столе.

Это была кучка обугленных костей. Вокруг нее были разложены: нож, две металлические пуговицы и частично обгоревшая трость. Нож опознали работники, заявив, что Джон Джаго обычно носил его при себе, – как раз этим ножом он и ранил Сайласа Мидоукрофта. Про пуговицы сама Нейоми сказала, что вычеканенный на них особый узор когда-то привлек ее внимание к сюртуку Джона. А что касается трости, ее, как ни была она обожжена, я сразу признал по причудливо вырезанной шарообразной ручке. Это была та тяжелая буковая трость, которую я выхватил у Сайласа, а потом вернул Эмброузу, когда тот сказал, что она принадлежит ему. В ответ на свои вопросы я услышал, что кости, нож, пуговицы и трость найдены в печи для обжига извести, которой в то время пользовались на ферме.

– Это серьезно? – шепотом спросила Нейоми, когда мы отошли от стола.

При нынешнем положении вещей обманывать ее было бы бессмысленной жестокостью.

– Да, – прошептал я в ответ. – Это очень серьезные улики.

Поисковый комитет обставил свои действия по всем правилам. В местные судебные инстанции было сделано соответствующее ходатайство. Мировой судья подписал ордер на арест. Этой же ночью Сайласа препроводили в тюрьму, и должностное лицо проследовало в Нью-Йорк, чтобы арестовать Эмброуза.

Я, со своей стороны, пытаясь быть полезным, делал то немногое, что было в моих силах. С молчаливого согласия мистера Мидоукрофта и его сестры, я направился в Нарраби и заручился помощью самого квалифицированного защитника, какого городок был способен предоставить в мое распоряжение. Засим не оставалось ничего, как ожидать вестей об Эмброузе и готовиться к предварительному слушанию дела в мировом суде. Опущу рассказ о том, какое отчаяние царило в доме, покуда длилось ожидание: нет смысла описывать его сейчас. Позвольте сказать только, что то, как вела себя Нейоми, – утвердило меня в мысли, что она обладает поистине благородным характером. В те дни я еще не отдавал себе отчета в состоянии своих чувств; сейчас же я склонен думать, что как раз тогда начал испытывать зависть к Эмброузу, заслужившему такую невесту.

Первые вести об Эмброузе пришли к нам телеграфом. Его арестовали в гостинице; он был на пути в Морвик. На следующий день он присоединился к брату в тюрьме. Их поместили в раздельные камеры, и любые формы сообщения им были запрещены.

Двумя днями позже состоялось предварительное слушание. Эмброуз и Сайлас предстали перед мировым судьей по обвинению в умышленном убийстве Джона Джаго. Я был вызван в суд в качестве свидетеля, по просьбе Нейоми сопровождал ее и сидел рядом во время разбирательства. Мистер Мидоукрофт также присутствовал там, в своем инвалидном кресле, бок о бок с сестрой.

Так-то завершился мой вояж через океан в поисках отдохновения! Так время и обстоятельства опровергли мое поспешное суждение о скучной жизни, которую мне предстояло провести на Морвик-фарм.