Цинк отключил связь. Его изрезанное шрамами лицо скривилось в улыбке.
— Надеюсь, это сработает, — Он щелкнул пальцами.
— Чуть не забыл… Племянник президента был с тобой, когда случилась авария, верно? Я все думаю, стоило ли освобождать его от обучения… Как он вел себя в джунглях?
— Неплохо, — ответил Скотт. — Я не спускал с него глаз. Из него выйдет хороший солдат.
Рис пристально посмотрел на капитана.
— А как с дисциплиной? Кажется, это его слабое место.
— Пока не жалуюсь.
— Ну что ж, ладно. Банда Старлинга не могла быть хорошей школой, особенно для неоперившегося молокососа. Кстати, о Старлинге. Цинк Мендес знает, что он использует атомное оружие?
— Нет. Если Старлинг и вправду это делает, то держит все в строгой тайне.
— После битвы разберемся. Нельзя допустить… нам не нужна еще одна атомная война. Хватит того, что мы потеряли Землю, а человечество понесло огромный урон. Если такая война повторится; людей и вовсе не останется.
— Не думаю, чтобы дело обстояло так серьезно. На Земле люди утратили контроль над крупными атомными базами, а у Старлинга может быть только ручное оружие.
— Это верно. С его помощью не взорвешь мир. Но наш закон совершенно ясен: «Никакой атомной энергетики на Венере».
Скотт кивнул.
— Хорошо, это все. — Рис жестом отпустил капитана. — Доброй погоды.
Пожелание это в вечно облачном мире звучало иронически.
После обеда в кают-компании Скотт вернулся в свою комнату покурить и немного отдохнуть. Отказавшись от массажа, предложенного Бриггсом, он послал ординарца в буфет за свежим табаком.
— И смотри, чтобы дали «Двадцать Звезд», — наказал он. — Меня тошнит от этой зеленой гидропонной капусты.
— Я свое дело знаю, капитан. — Бриггс вышел, слегка обиженный, а Скотт со вздохом уселся н кресло.
«Час Икс» — в полночь. Последний «час Икс» в его жизни. За весь день он ни разу не вспомнил о том, что все это для него в последний раз.
Он мысленно вернулся в Купол Монтана, вновь переживая минуты, проведенные в другом мире, на окутанном тучами Олимпе, вместе с Илен. Странно, но он не мог вспомнить лицо девушки. Возможно, она была лишь символом, и внешность ее не имела значения. И все же она была чудесна.
Но иначе, чем Джина. Скотт взглянул на трехмерный цветной снимок Джины у себя на столе. Кнопка на рамке включила движение и звук. Наклонившись вперед, он коснулся маленькой выпуклости. Фигура Джины в глубине фотографии с улыбкой шевельнулась, губы приоткрылись.
Голос ее, хоть и тихий, звучал совершенно естественно:
— Привет, Брайан. Хотела бы я сейчас быть с тобой. Вот тебе мой подарок, дорогой. — Она послала ему воздушный поцелуй и вновь замерла.
Скотт еще раз вздохнул. С Джиной было хорошо. Но…
Черт побери, она не хотела меняться! Да и почти наверняка не смогла бы. Илен, скорее всего, была не менее догматичной, но она символизировала жизнь в Куполе, а в этом-то Скотт и нуждался больше всего.
Жизнь Илен была искусственной, но она честно признавалась в этом и отлично сознавала, что все ее идеалы фальшивы. По крайней мере, она не делала вид — как делали это Свободные Солдаты, — что есть идеалы, за которые стоит умирать. Скотт вспомнил Бригтса. Для старого ординарца много значило то, что во время строительства Крепости Дуне погибло много людей. Но он никогда не спрашивал себя, зачем. Зачем они умирали? B чем была основная цель строительства Крепости Дуне? Война. А войны вскоре прекратятся.
Каждый должен верить в какие-то идеалы, прежде чем отдаст за них жизнь. Человек должен чувствовать, что помогает этим идеалам выстоять… поливая их собственной кровью, чтобы, наконец, расцвел цветок мечты. Багровый цветок Марса цвел долго. Как там в старой песне?
«Верно лишь одно, все прочее — мираж,
И этому цветку не миновать увясть».
Это была правда, но Свободные Отрады делали вид, что багровый цветок по-прежнему свеж. Они не хотели признать, что даже его корни засохли и с трудом впитывают кровь, льющуюся ради их неутолимой жажды.
Расцветут новые цветы, откроются новые почки, но в Куполах, а не в Крепостях. Сейчас зима, и цветы прошлого лета уже исчезли, но почки нового уже пробуждаются к жизни. И жизнь эта будет питаться перегноем войны.
В прибрежных Крепостях, охраняющих Купола, по-прежнему держались за отжившие традиции. Скотт поморщился. Смело, но бессмысленно и безумно. Он прежде всего человек, а не солдат, а человек по своей природе — гедонист, независимо от того, связан он с цивилизацией или нет.
Скотт был далек от людей Куполов, Он не чувствовал ничего общего с подводной культурой, и это не могло перемениться. Но он мог бы забыться в гедонистическом раю Куполов, в бесполезной пене, венчающей любое общество. С Илен он мог бы, по крайней мере, искать счастья, избегая горькой самоиронии, с которой жил так долго.
Илен честно признавала, что обречена, поскольку, к своему несчастью, была еще и умна.
«Вот потому, — подумал Скотт, — мы могли бы составить идеальную пару».
Капитан поднял голову — в комнату вошел лейтенант Бинне. Под загаром его лицо налилось кровью, из-под тяжелых век поблескивали полные злобы глаза. Захлопнув дверь, он остановился, пошатываясь, посмотрел на Скотта и процедил что-то нелестное: Капитан встал, холодный комок ярости застыл у него в желудке.
— Ты пьян, Бинне, — очень тихо сказал он. — Убирайся.
— Конечно, пьян, мой маленький оловянный солдатик. А ты любишь приказывать, да ведь? И пакостить за спиной. Сегодня ты отнял у меня командование левым флангом. Меня блевать тянет, когда я смотрю на тебя, капитан Брайан Скотт.
— Не строй из себя большего идиота, чем ты есть. В личном смысле ты нравишься мне не больше, чем я тебе, но с Отрядом это не имеет ничего общего. Я предлагал цинку поставить тебя командиром.
— Врешь, — покачиваясь, заявил Бинне. — Как я тебя ненавижу!
Скотт побледнел, шрам у него на щеке налился кровью. Бинне подошел ближе. Он был пьян, но руками владел вполне. Вдруг он размахнулся и дал капитану в зубы.
Скотт вел себя спокойнее. Он уклонился от следующего удара, а потом жестко и точно двинул лейтенанту в челюсть. Бинне отлетел назад, ударился о стену и мешком сполз на пол.
Растирая руку, Скотт с холодным интересом смотрел на него, словно что-то прикидывая. Потом он присел и осмотрел лейтенанта. Нокаут, ничего больше.
Вошел Бриггс, он не выказал ни малейшего удивления при виде неподвижного тела Бинне. Идеальный ординарец подошел к столу и принялся наполнять табаком жестяную коробку.
Скотт еле сдержал смех.
— Бриггс!
— Слушаю, капитан?
— Лейтенант Бинне поскользнулся и ударился обо что-то челюстью. Кроме того, он слегка под мухой. Займись им, хорошо?
— С удовольствием, капитан. — Бриггс взвалил тело Бинне на мускулистое плечо.
— «Час Икс» — в полночь. К этому времени лейтенант должен быть на борту «Мушкета». Трезвый. Это возможно?
— Конечно, капитан, — ответил Бриггс и вышел.
Скотт сел в кресло и набил трубку. Вернее было бы запереть Бинне в его комнате. Но, с другой стороны, это личные счеты. Можно сделать небольшую поблажку, тем более что Бинне — опытный офицер, и должен во время боя быть на борту. Скотт испытал смутную надежду, что лейтенанту отстрелят его дурную башку.
Через некоторое время он выбил из трубки пепел и отправился в порт, чтобы провести последнюю инспекцию.
В полночь флот поднял якоря, и на рассвете корабли Отряда Дуне уже подходили к Венерианской Впадине.
Корабли Банды Мендеса были с ними: семь броненосцев, крейсера поддержки, эсминцы и один транспортник.
Монитора у Банды не было: два месяца назад он перевернулся вверх дном и до сих пор стоял в доке.
Объединенный флот выстроился полукругом. Правый фланг — им командовал Скотт — состоял из «Мушкета», его командирского корабля — а также «Аркебузы», «Стрелы», «Мизерикордии» и всех линкоров Дуне. Их сопровождали два корабля Банды — «Навахо» и «Зуки», последний под командованием цинка Мендеса. У Скотта был один крейсер, второй находился на левом фланге. Между ними держались более легкие корабли.