Она встала на ноги, на лице теперь читался откровенный страх.
Хунн Раал кивнул: - Пошли Шелтату Лор в крепость. Посрамим Синтару и ее ворон, устроим трогательную сцену, передавая опеку над девицей в руки приемной дочери Урусандера.
- Как прикажете, Смертный Меч.
- Теперь, - продолжал он, отпустив магию (купол света немедленно исчез), - в путь. Сообщи страже, что все в порядке, хотя шатер требует починки.
Отдав честь, Тат Лорат ушла.
Вскоре Хунн Раад допил кубок и встал, радуясь легкости и изяществу движений. Волшебство внутри легко смешалось с алкоголем, даруя непривычную остроту чувствам. Иногда, разумеется, ясность его раздражала. Особенно в разгар ночи, когда душа жаждет забвения. Но как Священный Свет отвергает дар ночной темноты, Хунн Раал отвергал возможность бегства.
Было бы глупо думать, будто благословение магии не потребует платы. Он уже научился скрывать трезвость, когда это было выгодно. Тщательно следовал ожиданиям окружающих, видевших, как он ныряет в бутылку и веривших, будто мозги его затуманены.
Хунн Раал вышел из шатра. Рабочие уже спешили с новыми опорами, веревками, один тащил молот, чтобы вбивать колья. Раал остался равнодушным к порушенной мебели. Лучше, чтобы оставались напоминания о его силе. Страх добавится к репутации, подчеркивая новый титул, и это к лучшему.
Он шел по лагерю, не замечая солдат, походных костров, не слыша приглушенных разговоров. Холод воздуха едва ли мешал ему. В теле оставалось достаточно силы, чтобы согреть почву под всем лагерем. Поддаваясь некоей расслабленности, Раал позволил магии слиться со зрением, изменяя окрестный вид. Сверкающий свет стер подробности, костры показались разбросанными повсюду кулаками пламени. Ходящие по улицам приобрели нездешний облик - иные мерцали, другие яростно пылали. Его привлек один из костров, в буйном пламени почудилось что-то вызывающее. Едва он подошел, окружившие яму очага солдаты встали и разошлись. Не обращая внимания, Смертный Меч уставился в пламя.
"Там что-то... что-то есть. Я..."
Он не мог оторвать глаз от языков огня, а неведомая сила тянулась, играя с его волей, насмехаясь над волшебством внутри.
"Что это? Лицо? Женское лицо?"
Он слышал не свой смех - будто осенние листья зашелестели в черепе. Потом в уме раздался женский голос, и сила голоса была такова, что он ощутил себя беспомощным новорожденным щенком, когда кто-то склоняется к земле, к нему, чтобы погладить или ущипнуть. Мысль сделала его еще слабее, он ощутил, как душа пытается съежиться и уползти.
"Тюрлан ита сетараллан. Новое дитя, сын пламени, чую твою беспомощность. Беток т"релан Драконус, понимает ли он? Гляди же на измерения любви, где каждая сажень отмечена отчаянием. Она шагает по вечному простору Сущностной Ночи, ища чего? Сила не родится от любви, разве что среди мудрых, для коих капитуляция означает мощь. Увы, мудрость - редчайшее из вин, и даже среди причастившихся мало кому удалось понять вкус. Но ты, Смертный Меч Света, ходишь, раздувшись от гордыни и опьяненный самоудовлетворением - невежество сделало твою силу смертельно опасной и несдержанной. Я ощутила тебя и была притянута.
Покоряй подданных, как сможешь, но знай: сила влечет силу, крайность процветает среди крайностей. Наслаждайся глупыми демонстрациями - и появятся те, что превосходят тебя в силе, но мудрее ею правят, и они сокрушат тебя в пыль. Нежелание быть умеренным - общий порок. Негодование при виде злоупотреблений встретим куда реже, но оно дает власть".
- Кто... кто говорит? Назовись!
"Жалкие требования жалкого ума. Слушай же, ибо я не часто даю бесплатные советы. Его первым даром был скипетр. Кроводрево и хастово железо. Ты должен выковать ответ. Найди самого доверенного кузнеца, мастера металла. Короны подождут, а вот державы... все это для иного места, иного времени. Ночью разожги мне огонь, вдали от цивилизации. Сложи большой костер и питай заботливо. Тогда я вернусь и провожу тебя и кузнеца к Первой Кузнице.
Равновесие, Смертный Меч. На каждый поступок есть ответ. Каждое деяние порождает..."
- Если бесплатно, - прервал ее Хунн Раал, - то зачем ты это делаешь для меня?
"Для тебя? Думаешь, наглость способна очаровать? Я женщина, не малолетняя девица, оставившая на траве свежую кровь. Мне нет дела до тебя, Раал. Но ты выучишься терпеливости. Придется, и потому я не требую платы за дар. Свет должен встретить Тьму как равный..."
- Он не равный, - бросил Хунн Раал. - Темнота склоняется перед светом. Пасует, слабеет, бежит.
Снова вернулся дребезжащий смех. "Ты плохо прислушиваешься к моим словам. Склоняется? Бежит? Взгляни в ночное небо, глупец, и оцени: кто стал победителем в споре Света и Тьмы? Напейся до бесчувствия и проверь, чем встретит тебя забвение - светом или мраком. В вечности Свет всегда должен проигрывать. Гаснуть, мерцать, умирать. А Тьма процветает по обе стороны Жизни.
Передай это своей верховной жрице. Проткни ее дутые заблуждения, Смертный Меч. Желая победы в этой нелепой войне, вы проиграете".
- Мать Тьма уже сдалась нашим требованиям. Если случится битва, враг падет. Ничто не помешает походу на Харкенас. Так что, женщина, мне плевать на свет и тьму. Я одержу победу ради Легиона, завоюю служилым заслуженную справедливость, и если знати придется ползать на коленях, я посмотрю на их унижения с удовольствием.
"Разожги мне огонь".
Кривясь, Раал ответил: - Посмотрим.
"Разожги мне огонь".
- Ты не слышала? Я подумаю.
"Тюрлан ита сетараллан". Казалось, она влезла в него, схватив не сердце, не горло, но член. Внезапный жар обуял тело и через миг он яростно выбросил семя, видя, как его сожрало пламя. Женщина смеялась. "Разожги мне огонь".
Она отпустила Раала. Он пошатнулся, моргая, снова увидев обыденность лагеря, одинокий костер и дюжину свидетелей-солдат.
Хунн Раал опустил глаза. Все время разговора с демоницей он стоял посреди костровой ямы. Сапоги сгорели, кожаные брюки наездника стали черными и тесными, местами лопнули, показывая белую безволосую кожу. Член свисал над остатками пояса, с конца капало.
"Ай, Бездна побери..."
И все же. Ее хватка была крепкой. Ему хотелось ощутить это снова.
Инфайен Менанд села на постели, отвела волосы от глаз и прищурилась на лейтенанта. - Он делал что?
- Мастурбировал, сир. А одежда горела.
- Но пламя ему не повредило.
- Да, сир.
- Хмм. Думаю, мне хочется такой магии. - Подняв взгляд, она уловила намек на веселье в стоявшем навытяжку солдате и скривилась. - Насчет пламени, идиот, не другого. Иди.
Когда солдат скрылся, Инфайен посидела еще немного и встала, взяла плащ и вышла из палатки.
Прошла по лагерю и оказалась на верхней дороге, что идет параллельно главной улице Нерет Сорра. Вскоре она добралась до двора крепости, пересекла его и оказалась в самом имении. Излучение выбивалось из камней, лилось по стенам и полам, сочилось со сводов, так что каждое окно казалось не порталом солнечного света, но тусклым пятном, портящим общее сияние. Интенсивность нереальной ауры усугублялась по мере приближения к освященному восточному крылу крепости, ныне называемому Храмом Света.
Архитектура мало соответствовала пышному названию - почти все комнаты тесные, с низкими потолками, каменные плиты полов исцарапаны и выщерблены после небрежного таскания мебели. Главная Палата Света, местоположение одноименного Трона, была на нижнем этаже. Верхние этажи разрушили, позволив золотому свету взлетать к небесам с такой мощью, что не видно было шатра-купола. Казалось, верхом здания завладело новорожденное солнце.
Зрелище это не особо впечатляло Инфайен, как и все, что она до сих пор видела в жизни. Она признавала в себе нехватку воображения и неумение удивляться, но не считала их слишком ужасными пороками. В подобных местах сомнительного величия она старалась демонстрировать неуклонную суровость нрава, и эта черта делала ее самым уважаемым и грозным капитаном Легиона Урусандера. Но ни гордости, ни самодовольства не было. Ведь это наследие рода Менанд, остатков героической фамилии, испытавшей падение престижа, постепенно потерявшей всеобщее почтение - притом без особой вины кого-то из членов семьи. Напротив, долг, честь и умение командовать заставляли предков Инфайен вставать в передние ряды любой битвы, лезть в самое пекло, в безнадежные вылазки и обороны. Остальное довершили неумолимые законы вымирания. Имя Менандов стало синонимом неудач.
