- Историк. Уже поздно. Слишком поздно?

- Нет, верховная жрица. Скоро шестой звон.

- Ах, - невнятно пробормотала она и взмахнула рукой. - Посидите у меня? Я всех прогоню. Слишком много болтают. Однажды, боюсь я, наш мир заполнится множеством тех, кому нечего сказать, о чем они и будут твердить не переставая. Какофония оглушит нас, пока все не одуреют от тривиальностей. В тот день цивилизация умрет под фанфары, но никто не услышит и не заметит.

Херат улыбнулся, садясь в указанное ей кресло. - Они будут переступать через трещины в мостовых, через груды мусора у порогов, морщиться, вдыхая дурной воздух и выпивая гнилую воду. И болтать, и болтать.

Она чуть пошатнулась; Херат подумал, не пьяна ли жрица, не вдыхала ли пары д"байанга, слабый запах коего ощущался в комнате.

- Верховная Жрица, вам нехорошо?

- О, избавимся от любезностей - неужели они стали нашим особым видом болтовни? Вы оценили его? Тверда ли его позиция?

Херат отвел глаза, моргнув. - Если захочет, - сказал он нерешительно, - то сможет перешагнуть пропасть. Пусть Сильхас воин, но у него нет смелости, чтобы скрещивать клинки с прежними друзьями. Честь удерживает его рядом с братом, но в душе Сильхас глубоко презирает Великие Дома и все претензии высокородных.

Он снова отыскал ее взглядом и обнаружил, что она изучает его из-под опущенных век. - Так он послужит нам?

- Разбередит обиду? Да. Характер - главный его враг.

- Что еще?

Он не сразу понял, чего она хочет. И вздохнул. - Двор Магов. Да, это была сцена. Волшебство, точно, но Галлан усомнился в его ценности. Долго не продержался. Сильхас ясно выразил разочарование.

- А Эндест Силанн?

- Кровоточил.

- Я ощутила, - ответила Эмрал Ланир, отворачиваясь, словно готова была отослать гостя и удалиться в спальню. Потом вздрогнула, поднося руку к лицу. - Она устремилась к нему, к ранам. Нет, Херат, ей так и не удалось скрыть бешеную жажду.

- Значит, неведение - не ее порок.

Верховная жрица отпрянула, гневно сверкнув глазами. - Лучше бы было. Сошло бы в качестве извинения. Нет, именно альтернатива ранит как нож, и нам не найти защиты.

- Не найти, - согласился Херат. - Но ставки постоянно растут. - Он прекрасно понимал, о какой альтернативе она толкует: этот привкус вечно горчит во рту любого историка, любого ученого, артиста и философа. "Этот ужасный страх, эта опухоль отчаяния. Правящие миром силы не ошибаются в неведении, но отвернулись от нас в равнодушии.

Потому мы призываем бездну и видим, как души тонут в колодце безнадежности.

Мать Тьма, ты равнодушна к нам?

Если так... богиня наша стала холодна и рулит беззаботной рукой. Тем самым низводя верования до заблуждений, высмеивая все, что полнит нас тоской". - Эмрал, - сказал он, - если так... "если мать равнодушна" ... к чему спасать Куральд Галайн?

- Я получила быстрый ответ от Синтары.

Он нахмурился. - Зима оказалась слабой.

- Верно, - согласилась она. - Мое предложение хорошо принято. Ни кромешная тьма, ни вечный свет не подобают нам. Должен быть достойный союз, равновесие сил. Должен быть свет во тьме и тьма в свете.

- А, понимаю.

Внезапная улыбка была напряженной. - Не думаю. Под "тьмой" она понимает все низкое -пороки, так сказать. Страх и зло, гнусную сущность натуры смертных. В свете и только в свете пребывают наши добродетели. Она с трудом принимает нас, видит в равновесии войну воли, и полем битвы - каждую душу. Страх ослепляет, не так ли. Темнота должна стать абсолютной, чтобы свет выявил мужество, крепость, дар видения правды и чистоты.

- Чистый свет ослепит не хуже кромешной тьмы, - поморщился Херат.

- И потому лучше некая помесь.

Херат буркнул: - Алхимия нечистоты.

- Такова судьба смертных, историк. Будет вечная борьба.

Историк пожал плечами, отводя глаза. - Она - характеристика любой прошедшей эпохе. И грядущей. Итак, нам достается самая гнусная роль...

- Так оно и бывает, - вмешалась Ланир, - с предательством. Во второй раз оно лучше на вкус.

- Вы обернетесь против нее?

- Завлеку ее видимостью победы, верно. И буду сражаться ради тьмы, поражая из нее, незримо.

Райз Херат как будто подавился этим образом, гадая, понимает ли она его ужасающее лицемерие. И покосился на сцену гобелена. - А это что? Не узнаю ни живописца, ни двора, ни действующих лиц.

Верховная жрица хмуро обернулась к гобелену. - Мне сказали, работа Азатенаев.

- Откуда он?

- Подарок Гриззина Фарла.

- Он не был отягощен ношей, верховная жрица.

Женщина пожала плечами: - Думаю, это их обыкновение - приносить дары из неведомых мест.

- А сюжет?

- Запутанный, это очевидно. Ткач пытался передать важное для дикарей событие. Для Бегущих-за-Псами.

- А, тогда женщина на троне должна быть Спящей Богиней.

- Полагаю так, историк.

Райз Херат подошел к гобелену. - Она что-то сжимает в правой руке - видели?

- Горящую змею, - ответила Эмрал, присоединяясь. - Так описывал Гриззин.

- Это пламя? Скорее похоже на кровь. Что оно означает?

- Дар познания.

Он хмыкнул: - Полагаю, дар познания непознаваемого. Но, кажется, тут лишь половина змеи. Голова без хвоста.

- Змея появляется из ладони, - сказала Эмрал и тут же отвернулась.

Райз Херат покосился на нее, но не успел увидеть глаз и понять выражение лица. "Пламя... кровь. Глаза, что видят, но ничего не выражают. Это же тревожит Эндеста Силанна. Бегущие, среди вас сестра богини" . Дыхание вырвалось из его рта. - Верховная Жрица? Гриззин Фарл еще гостит в Цитадели?

- Да. - Она стояла у двери в спальню, словно намекая, что ему пора поскорее уходить.

- Где он?

- Кажется, в южной башне. Историк... - сказала она, едва он повернулся к выходу.

- Да?

- Уделите внимание, если вам угодно, вопросу верховной жрицы Синтары.

- Почему бы нет? - буркнул он в ответ. - Как вы сказали, Эмрал, во второй раз лучше.

Она скрылась в спальне прежде, чем Херат покинул комнату.

Леди Хиш Тулла объявила свои намерения незадолго до их отъезда, так что Келларас и Грип ждали ее с оседланными лошадьми. Холод раннего утра быстро сдался яркому упрямому солнцу, словно нежданное заклинание тепла ворвалось в лес и ослабило объятия зимы. Келларас следил, как отставница Пелк готовит еще двух лошадей.

Мужчина с умом более грубым решил бы: Хиш не хочет отпускать супруга, отчаянно ищет повод отправиться вместе с Грипом, проделать хотя бы часть пути. Но объявшая Келлараса душная печаль не поддавалась низменным мыслям. Недовольство леди Туллы знатными собратьями - вполне достойная причина. Они с Пелк поскачут к крепости Тулла, на запад от Харкенаса, вернутся в общество заложницы Сакули Анкаду и кастеляна Рансепта. Там соберутся и представители всех Великих Домов. Эта встреча уже порядком запоздала. Двое гонцов уже выехали, неся письма с призывами к собранию.

Казалось маловероятным, что какой-либо из Домов отвергнет приглашение. Если нынешняя нужда не настоятельна, их вообще ничто не расшевелит. Келларас лишь гадал, кто же станет главным объектом высокородного негодования - Урусандер или Драконус? "Или, может быть, Дом Пурейк и мой господин, Аномандер, коего многие готовы обвинить в пренебрежении долгом?" Из бесед с леди Туллой за последние две ночи он понял, что ее преданность Аномандеру несомненна, но даже ей трудно оправдать его решения.

Заявления Грипа Галаса, будто Аномандер не доверяет собственному брату, Сильхасу, все еще терзали Келлараса, отдавались в костях ударами молота по щиту, ослабляли веру. Таков рычаг, которым Грип сумеет вернуть Аномандера на должный путь, к роли защитника Харкенаса и Матери Тьмы. "Пользуясь недоверием к брату, да, мы пробудим в Аномандере уязвленную честь. Удивляться ли, что мне не по себе?"