- Остальные будут мертвы. Да.

- Йедан Нарад, в то день я найду тебя.

- И сделаешь что должно?

- Да.

- Отлично, - бросил Нарад. - Рад слышать.

- Позавтракаешь с нами, Йедан Нарад?

Поглядев на костер за спиной Глифа, он заметил, что даже завернутая в шкуру Лаханис ищет местечко потеплее. - Да, - сказал он. - Спасибо.

Сержант Тряпичка преодолела половину пути к монастырю Яннис, когда конь поскользнулся на льду, скрытом под тонкой пленой снега, и упал, хрустя костями и визжа от боли. Пытаясь соскользнуть с седла, Тряпичка неловко плюхнулась среди усеивавших склон валунов, сломав плечо и ключицу.

Травма, казалось, позволила холоду заползти в тело; она сидела на склоне, тяжело дыша от боли и следя, как животное бьется на скользкой тропе. Снег запятнали грязь, конский кал и капли крови. Ноздри скакуна раздувались, глаза выпучились. Она могла бы вонзить ему клинок в горло, подавляя печаль мыслями о милосердии. Но даже пошевелиться оказалось трудно.

"Полпути. Кто так жестоко со мной поигрался?" Ни шанса вовремя добраться до трясов, ни шанса предупредить о близком нападении. У нее нет даже уверенности, что возможно вернуться в Манелет.

Дорога вела ее вдоль низких холмов на восток. Сейчас она сидела спиной к зубчатой возвышенности, ровная долина казалась чуть белее неба. Близилась новая буря.

Хрип коня разбудил ее от дремы - она чуть не заснула, не упала в нечто бесформенное и странно теплое. Тряпичка поморгала, рассматривая животное. Оно уже не сражалось за жизнь, а лежало, тяжело дыша, к пару выдохов примешивалась алая пена. "Легкое. Пробито легкое".

Вытащив меч, она поползла к тракту. Используя оружие как опору, втыкая в плотный лед, сумела встать.

- Наслаждаешься его страданиями?

Тряпичка развернулась, поднимая меч, но снова задохнулась от боли.

Стоявшая пред ней женщина была белокожей и златовласой. Худой, почти тощей, словно тело навек застыло во времени быстрого девического роста. Одетая в платье из льна и сапоги, похоже, связанные из травы, она стояла, не замечая холода.

Чужачка была безоружной, так что сержант обернулась в сторону коня. Приготовила меч, глядя на бьющуюся яремную жилу. Но рука коснулась здорового плеча, женский голос донесся на теплом, ласкающем щеку дыхании: - Это был просто вопрос. Теперь я вижу: ты готова была избавить его от мучений.

- Я ранена, - сказала Тряпичка. - Не смогу ударить сильно, так что нужна точность.

- Да. Вижу. Можно помочь?

- Я не отдам тебе клинок.

- Нет, что ты. - Рука женщины соскользнула, она прошла вперед, став между Тряпичкой и умирающим конем. Села на корточки и положила ладонь на шею животного. На миг показалось, что зверь утратил цвет, даже гнедая шкура выглядела серой - но иллюзия тут же развеялась. И, видела Тряпичка, конь уже не дышит, глаза закрылись.

- Как ты это сделала?

Чужачка выпрямилась. - Я многое узнала о милосердии, - улыбнулась она, - от подруги-хранительницы. Мой поступок тебе по душе?

- А имеет значение? Сделано. Я скакала на восток.

- Да.

- Нужно доставить послание.

- Теперь оно запоздает. К тому же ты ранена, близится шторм, он добавит тебе страданий.

Тряпичка подалась назад. - Если хочешь покончить со мной, как с конем... я стану возражать.

Женщина чуть склонила голову: - Умей кони говорить, что сказал бы этот?

- Он умирал.

- Ты тоже.

- Нет, если найду укрытие в холмах. Переждать худшее время бури.

- Я воспользовалась пещерой. Недалеко. Пойдешь со мной?

- Особого выбора нет. Да. Но сначала... не поможешь снять вещи с седла?

Вместе они подобрали снаряжение Тряпички. Конь еще источал тепло и, случайно коснувшись бока, Тряпичка вновь увидела мгновенную вспышку бесцветности. Отдернула руку и заморгала. - Ты видела?

- Что?

- Ничего. Не будешь так любезна, не донесешь их?

Женщина взяла сверток.

- Веди же, - попросила Тряпичка.

Снова улыбнувшись, женщина пошла вверх по холму. Осторожно ступая, щадя раненую сторону, Тряпичка брела следом. - Ты не назвалась, - бросила она.

- Но и ты не сказала свое имя.

- Сержант Тряпичка. Ты упоминала подругу. Я знаю... знала многих хранителей. Кто был тебе подругой?

Они обогнули вершину и начали спускаться вглубь холмов. - Ее звали Фарор Хенд.

Тряпичка не сразу отозвалась: - Вполне вероятно, что она мертва.

- Нет. Она жива.

- Ты ее видела после битвы?

- Она жива.

- Ты та, которую зовут Т'рисс. Азатеная.

Сейчас они шагали по узкой извилистой тропе в обрамлении отвесных известняковых стен. Через пятнадцать шагов тропа внезапно вывела в низинку, усыпанную осколками камней, среди которых попадались и куски штукатурки. В стене зияло устье широкой и низкой пещеры.

Тряпичка прищурилась, изучая сцену. - Это было замуровано. Крипта, верно?

Т'рисс стояла лицом к пещере, прижав пальчик к губам. - Крипта? О да, полагаю. Там было тело.

- Бегущего-за-Псами?

Она обернулась к Тряпичке, поднимая брови. - Бегущие-за-Псами. Крепкие, да? Широкоплечие и сильные, толстые кости, тяжелое вытянутое лицо, а глаза мягкие, синие или серые? - Она покачала головой. - Нет, не Бегущий.

Тряпичку уже трясло. - Мне нужно внутрь. Нужно развести огонь.

- Он уже разведен. Расселина вверху забирает дым, хотя дыма и немного. Кости очень стары, полагаю я, раз пылают так охотно.

- Азатеная, - пробормотала Тряпичка, - в нашем мире ты неуклюжа.

В укрытии пещеры, сразу за крутым поворотом Тряпичка нашла созданный Т'рисс очаг, увидела бедренную кость - белые трещины на черноте и оранжевый блеск нестерпимого жара в каменном круге. Кость, поняла Тряпичка, толще ее руки, да и в длину больше расстояния от плеча до кончиков пальцев.

- Нет, - сказала она появившейся Т'рисс, - не Бегущий.

На оставленном ими тракте труп коня снова замерцал, становясь одноцветно-белесым; через мгновение зверь кашлянул и неловко встал на вдруг окрепшие ноги. Кровь вокруг ноздрей успела замерзнуть, новый струек не появилось - зверь размеренно дышал, прижимая уши и озираясь в поисках седока.

Но женщина пропала, седло было снято и валялось слева от дороги. Даже мундштук не забыли вынуть изо рта.

В ветре чувствовалась близость снегопада.

Внезапная мысль о теплом стойле и уюте крепости Манелет заставила коня зашевелиться. Ровный галоп по твердой и надежной дороге вполне мог привести его назад до заката.

Ветер так завывал, что стук в двери не сразу вызвал ответ. Наконец ставня открылась, на нее уставилось чье-то лицо.

- Во имя милосердия, - крикнула она. - Ищу убежища!

Глаза окинули ее - грязные волчьи шкуры накинуты на тело, тряпки покрывают руки грубым подобием варежек, шерстяной шарф заледенел, защищая рот и нос. Взгляд сместился, обшаривая пространство.

- Я одна! Одна и замерзла до смерти!

Лицо исчезло, она слышала лязг вынимаемых засовов. Затем дверь распахнулась внутрь. Горбясь под ветром, она перешагнула порог.

Внутри монах стоял перед второй дверью, пока другой закрывал внешнюю.

Неуклюже сбивая ледяные осколки с плаща, она сказала: - Руки совсем онемели.

- Зима не щадит никого, - отозвался монах, опуская засовы. - Глупо было выходить в путь.

- Конь мой поскользнулся и сломал ногу.

- Ты бледна, - заметил второй монах и постучал во внутреннюю дверь. Та открылась. Во дворе стоял ребенок, держа в руке фонарь - хотя свет едва ли мог побороть силу ночи.

- Скорее отморозила щеки, - сказала она, скользя в проем двери. Помедлила, щурясь на второго монаха.

- Слишком ровный тон для... - начал тот.

Острие ножа вылезло из обмотки на руке лейтенанта Эск, угодив монаху в подбородок. Едва мужчина упал на руки приятелю, Эск махнула второй рукой - нож врезался в висок ребенка. Она отпустила рукоять и прыгнула к первому монаху, нанося удар, заполняя глазницу холодным железом - до перекрестия.