Судебное письмо уличало Николая Петровича, считавшего себя человеком осторожным и обстоятельным, в непредусмотрительности, и от этого, как ни убеждай себя, что всего не предусмотришь, выходили у него одни переживания.
Непредусмотренное случалось с мужчиной раз в десять-пятнадцать лет. Из краж это были деньги из кармана пальто в школьной раздевалке или вытащенный в переполненном автобусе кошелёк, а теперь вот барсетка, украденная через разбитое стекло автомобиля. Все кражи были обидные, предсказуемые и прочитываемые задним умом. Последняя вообще стояла особняком, если учесть накрывший Николая Петровича год назад нервный срыв и вынужденное лечение в дневном стационаре.
Результатом того месячного хождения к психиатрам стали не только вновь послушные хозяину руки-ноги, пропавшая дрожь пальцев, переставшее скакать давление и восстановленный сон, но и появившиеся холодное чувство некоторой отстранённости от жизни и взгляд со стороны на свои и чужие поступки. Отстранённость эту Николай Петрович полагал поначалу временным следствием специфического лечения. Но вот и пугавшая его поначалу медлительность движений прошла, и мысли в голове задвигались быстрее, и пустота окутавшего было Николая Петровича спасительного равнодушия наполнилась знакомыми переживаниями, а привычного накала эмоций больше не было, и частичка души, отделившаяся и отдалившаяся от него при лечении, будто бы не собиралась воссоединяться с хозяином, продолжая наблюдать за происходящим со стороны. Этот отстранённый наблюдатель всё время чего-то думал, анализировал и размышлял, параллельно и независимо от текущей хозяйской деятельности, отчего в Николае Петровиче заметно прибавилось смирения, задумчивости, рассудительности и желания разобраться в своих и чужих бедах, даже если приходилось возвращаться к одному и тому же много раз. Как к краже из машины, приключившейся восемь месяцев назад.
Дело о краже велось урывками и затянулось. То забудет государственная машина про Николая Петровича, то вдруг прокрутится одна из её шестерёнок, и дознаватель призовёт потерпевшего разбираться с очередной выявленной накладкой.
Наконец, дело закрыли, и лежащее в кармане письмо с судебным приговором освободило Николая Петровича от лишней заботы. Однако освобождение это показалось мужчине похожим на эйфорию после болезни, когда закрашенный серыми красками мир обманчиво заиграл цветами, обещая полное и скорое выздоровление.
Освобождённый Николай Петрович чувствовал себя неуютно - так, как будто позавчера только лазил внутри машины, выковыривая осколки разбитого стекла из труднодоступных мест, вчера безуспешно искал новое стекло подешевле, а сегодня смотрел на вставляющего стекло старшего сынишку, который сам же его и купил.
А ещё ему было не по себе от памятных солнечных бликов июльского полдня и крутящегося в них подозрительного молодца в чёрных одеждах, искоса подсматривающего за Николаем Петровичем, отставшим на пару минут от общего обеденного потока.
Парень в чёрном вразвалочку шагал по стоянке машин, говоря по телефону. Или делал вид, что разговаривает. А на бордюре, около заднего колеса припаркованного автомобиля Николая Петровича, притулилась пустая коричневая картонная коробочка из-под йогурта. Николай Петрович отметил парня и эту коробочку боковым зрением, когда открывал и закрывал машину, доставая с заднего сиденья пакет с вещами, которые нужно было отнести невестке, в съёмную квартиру неподалёку, куда проще дойти, чем доехать.
Пока он возился, разговаривающий по телефону чужак с татуировкой на запястье подошёл к машине и остановился неподалёку, на газоне за тротуаром.
Захлопнув дверцу, Николай Петрович запнулся: сиротливая вытянутая коричневая коробочка на камне и высокий парень в чёрных брюках и обтягивающей поджарый торс тёмной рубахе с рукавами, длины которых едва хватало закрыть руки, когда они были опущены, - эта коробочка и этот парень выбивались из светлого июльского окружения и точно подходили друг другу. Без всяких сомнений коробочку из-под йогурта у машины оставил чужак, и Николая Петровича подмывало спросить его походя, зачем. Он бы и спросил, если бы незнакомец не смотрел в сторону, рисуясь профилем, и не беседовал, цедя словами, с далёким "братаном".
Парень в чёрном был мутный, с нижних ступенек блатной иерархии, как уверенно о нём мог судить Николай Петрович и каждый житель нашей страны, наученный сменяющими друг друга на голубом глазу полицейско-воровскими сериалами.
Следом за крутящимся в солнечных бликах чернявым парнем Николай Петрович припомнил себя, неспешно возвращающегося под ласково греющим солнышком к институтской стоянке, на которой в разгар обеденного перерыва осталось всего три или четыре машины, включая одинокую, на отшибе, "ласточку" Николая Петровича.
Пока подходил, из проходной вышла давняя знакомая, обрадовавшаяся встрече.
"Привет." - "Здравствуй. Далеко собралась?" - "Размяться немного. Одеревенела от сидения. Как дела, Коля? Как давление?" - "Нормально. Радуюсь лету. И спокоен, как слон. У тебя как дела?" - "Тоже болячки свои залечила, тоже радуюсь. Я тебе не говорила, что Руслан женил старшего?" - "Говорила".
"Ой, что это? Стекло... Чья машина?" - "Моя". - "Боже мой! Что делать? Украли что-нибудь?" - "Барсетку, похоже, вытащили". - "Деньги были, документы?" - "Денег немного. Карточка банковская. Права". - "Наверно, полицию надо вызвать? В банк позвони. Я сейчас свою карточку достану, подскажу номер."
"Алё, девушка, здравствуйте. У меня карточку украли. Заблокируйте её, пожалуйста." - "Последние цифры номера помните? Ваше имя? Кодовое слово?.. Ваша карта заблокирована. Обратитесь за новой в ближайшее отделение банка".
"Заблокировал? А я телефон полиции нашла. Звони."
"Алё, девушка, у меня стекло в машине разбили." - "Из машины что-то пропало? Деньги? Документы? Где это случилось? Когда? Вы где находитесь? Никуда не отлучайтесь. Ждите сотрудников."
"Приедут? Надо ждать. Какое несчастье! Коль, можно, я пойду?" - "Конечно, иди. Спасибо за помощь".
На круглом лице знакомой - гримасы испуга и переживаний. В голосах банковской и полицейской дежурных - сочувствие. Лицо Николая Петровича - маска. Досада наружу не прорывается. И нутро не ходит ходуном, как заходилось бы до болезни, а вяло и плохо соображает, что делать.
Приехал сын, похлопал дверью машины, насыпав в салон мелкие кусочки от удержавшихся на краях волн битого стекла. После него в салон полез Николай Петрович: проверил содержимое бардачка, рассыпав на сиденья и в дверные щели последние колючие остатки.
"Хорошо, хоть паспорта в сумке не было. Что же ты, папка?" - "Да вот, сглупил."
Объяснять сыну было нечего и незачем. Что толку от того, что сумочку Николай Петрович оставлял в машине только возле института, где никогда никаких хулиганов не бывало? Или от того, что прилаженную между водительским и пассажирским креслами барсетку в затемнённые задние стёкла не было видно совсем, а в передние надо было ещё присмотреться, чтобы увидеть?
Мимо переминающихся Николая Петровича с сыном протёк ручеёк сотрудников, возвращающихся после обеда. Стоянку заполнили машины, прикрыв мозаику битого стекла на асфальте. Часа через полтора подъехала белая "Газель" с оперативниками: четверо рассудительных ребят в гражданской одежде, немногим старше сына Николая Петровича; с ними худощавая женщина-майор, некрасивая, с открытыми коленками. Женщина не командовала - присутствовала, наблюдая, как ребята расспрашивают потерпевшего, записывают показания, снимают отпечатки пальцев на машине и дактилоскопируют Николая Петровича и его сына.
"Вы трогали дверцу? А сын? Залапали всё. Отпечатки двух людей. Ваши, скорее всего. Не надо было лазить в машину." - "А как нам было посмотреть, что пропало? И вообще." - "Это понятно. Но лучше было подождать... Парня, которого вы подозреваете, можете описать? Нет? Сколько ему на вид? Брюки какие на нём были? Рубашка какого цвета? Чёрного или тёмного?" - "Я его мельком видел. Рост помню, фигуру, манеру держаться. Увижу - узнаю, описать тяжело... Вот эта коробочка от йогурта должна быть его." - "Наколка у него какая была? Купола?" - "Не могу сказать. Он держал телефон у уха, рукав рубашки у него сполз с запястья, и стала видна наколка. Какой рисунок - не знаю, не всматривался. И вообще я в парня не всматривался. Отметил боковым зрением, что чужой, и всё." - "Вы про коробочку, что стоит около колеса? Её не трогали? Тогда мы её заберём. Можете ещё что-нибудь пояснить? Сумочку свою в какую сумму оцениваете?.. То есть общий ущерб получается незначительный, меньше пяти тысяч." - "А стекло, которое надо вставлять? А пошлина за документы?" - "Это не в счёт. Только деньги считаем пропавшие и вещи. На остальное можете заявить гражданский иск, когда вора найдём... Неужели никто не видел момента кражи? Расспросите хозяев машин с регистратором, которые оставались на стоянке. Может, регистратор у них был включен? Может из кабинетов, окна которых выходят на улицу, кто-то что-то видел или слышал? Камера на здании, на втором этаже, смотрит на стоянку. К сожалению, не в сторону вашей машины. Но вы всё равно попросите с неё запись и принесите потом дознавателям. В-общем, идите на работу, пока мы тут оформляем бумаги, узнайте, что сможете."
