Полкан настороженно поднял голову на длинной шее, повел ушами, раздул ноздри, ловя смутные запахи, принесенные ветерком.

— Боже, как мне плохо!.. — простонал Светозар, разбуженный его беспокойным шевелением.

Полкан выразительно всхрапнул, указал озабоченной мордой куда-то в сторону. Тишка честно попытался сосредоточить похмельный взор, но ничего кроме колышущейся и расплывающейся листвы кустов не разглядел, как ни старался, хоть один глаз прищуривай, хоть второй, хоть оба сразу.

Светозар со сдавленным стоном крайне утомленного человека принял сидячее положение, откинувшись спиной на теплый бок коня. По-прежнему спящую Грушу он переместил с себя под живот Полкану, укрыл уголком попоны.

Он сладко потянулся… и крякнул от прострела боли по затекшим позвонкам. Всё тело ломило, настроение было какое-то непонятное — то ли драться хочется, то ли целоваться. И ведь не пил вчера ничего лишнего, а как будто самогона перебрал… Ох! В гулко гудящей златокудрой голове появилась одна, зато трезвая мысль: во всём виновато вчерашнее любовное зелье. Не иначе! Не вылившись положенным страстным образом из отравленного организма, коварное зелье бродило по телу без цели, пока не ударило в голову. Причем не просто бродило, а за несколько часов короткого сна снадобье впрямь забродило, что и привело к жесточайшему похмелью.

— Говорил мне папка держаться от людей подальше… — в очередной раз повторил себе Тишка. Крепко зажмурился, взялся пальцами массировать виски, да что-то плохо помогало.

— Кстати, Полкан, как вы меня вчера спасли? — вспомнил Светозар. — То есть нет! Как спасли, я знаю, я там был всё-таки. А как нашли? То есть нет! Это тоже понятно… Вот! Как вы поняли, что меня надо спасать?

Полкан негромко всхрапнул, пожевал мягкими губами.

— То есть ты с Грушенькой можешь общаться, как со мной? — не поверил Тишка. Даже о головной боли позабыл от такой новости. — А почему же тогда я ее не слышу? И что она тебе рассказала интересного? Как это — ничего? Как это ты у нее ничего не спрашивал?! Да ты же осёл после этого, дружище! Прости, вырвалось. Это я от голодухи злой, извини. Вчерашний ужин из-за того гада растратил на оборону.

Стараясь не тревожить спящую гоблинку, Тишка предпринял поползновение к седельным сумкам. К его крайнему огорчению ничего съестного там не нашлось. Мало того, что за выступление барон ему не заплатил, так из-за поспешного отъезда они не успели пополнить запасы провизии, ничего не купили в примыкающей к поместью деревне. Бормоча в адрес вчерашнего поклонника проклятия, Светозар совершенно расстроился. Фатально опустошенный желудок урчал от голода, и это были весьма тоскливые песенки. Ведь, по словам дриад, между поместьем барона и заповедной рощей, где поселился дракон, других поселений, постоялых дворов или трактиров больше не предвидится.

Полкан снова забеспокоился, пихнул мордой Светозара в плечо. Тот понял, торопливо пересел так, чтобы закрыть собою спящую малышку.

Кусты зашуршали, на полянку высыпались старые знакомые коротышки всей зеленолицей гурьбой.

— Опа! — воскликнул старший из гоблинов, узнав лесного царевича. — Твою ж! Это ж опять ты?

— Я, — согласился Тишка. А сам под попоной руку на плече дернувшейся Груши сжал, заставляя лежать тихонько и не высовываться. — Приветствую, странники!

— И тебе не хворать, — кивнул старший, остальные последовали его примеру. Евтихий вежливо кивнул в ответ, но с места не встал.

— Полагаю, ваши поиски до сих пор не увенчались успехом? — невозмутимо поинтересовался Светозар.

— Ага, это самое, не увенчались, — подтвердил гоблин. — А ты, стало быть, наше рыжее не встречал, да?

— Увы, — отозвался Тишка с должной долей сочувствия. — Не могу вас ничем обрадовать.

— Ну, ладно тогда, чо ж, — вздохнул старший. — Тогда мы пошли. Оно тут, похоже, нонешней ночью пробегало, её ж… Ох, её ж богине благоденствия! — то ли выругался, то ли благословил он, набрав в грудь побольше воздуха. Гаркнул на своих, что разбрелись по поляне, буквально обнюхивая каждую травинку: — От нас не уйдет!

— Найдем! Поймаем! Вернем бабам и богине! — дружно гаркнули в ответ кличем гоблины.

Груша под попоной и рукой своего защитника мелко задрожала. Тишка же окликнул старшего, прежде чем тот покинул поляну:

— Погодите, а разве ваша пропажа не девочка?

— Ага, её ж богине, девка, — подтвердил гоблин с таким озадаченным видом, словно давным-давно сказал об этом Светозару, что ж тот переспрашивает-то? — Ну, оно ж такое, говорю, мелкое, рыжее, с косичками, с ресницами эдакими. Вот!

Он невыразительно помахал в воздухе руками, подтверждая свои слова, потом резко сник и звонко шлепнул себя ладонями по ляжкам.

— Почему же вы тогда зовете её «оно»? — задал резонный вопрос Светозар.

— Дык, её ж… — замялся гоблин. Дернулся на свист собратьев, успевших отойти от поляны, махнул им рукой, чтобы шли, его не ждали, но Тишке всё же объяснил: — Оно ж у нас «дитё богини». Так бабы назвали, а бабам нашим завсегда виднее. К тому ж, оно на девку не тянет, вечно носится с нашими ребятишками по округе. Юбки на нее бабы пробовали надевать, так вечно всё изорвет, её ж. Потому в штаны наряжаем, как пацана. Так что во-о-от, значится. Оно — это оно и есть, её ж.

— Спасибо, теперь я понял, — искренне поблагодарил Светозар.

Когда гоблинов след простыл, Тишка приоткрыл попону. Так и думал — Груша трет глаза кулачками, беззвучно слезами умывается.

— Признавайся, беглянка, они тебя не собирались наказывать, а хотели лишь домой вернуть, правильно? — спросил Светозар, погладив по рыжей кучерявой голове.

Грюнфрид в ответ лишь всхлипнула.

— Полкан, спроси ее, почему возвращаться не желает, — попросил Тишка. Получив ответ, преувеличенно возмутился: — Как это говорить не хочет? Мы с нею тут возимся, от погони скрываем, а она, видите ли, с нами разговаривать отказывается?!

Гоблинка зарыдала пуще прежнего. Кинулась на шею к своему рыцарю, без лишних слов прося прощения за всё сразу: и за свой побег, и за надоедливость, и за упрямое отмалчивание, и за тайное желание, чтобы Тишка убил для нее дракона.

Светозар похлопал ее по вздрагивающей спине. Досадливо скривил губы: девчонка прижималась так пылко и доверчиво, а у него в крови еще любовное зелье бродило-дображивало. Это вызывало какие-то неправильные ощущения. Откровенно смущающие ощущения!

Он пошарил у себя в кармане куртки — нашел, не выронил-таки! Кусочек сладкой пастилы, завернутый в тонкую вощеную бумажку, прихватил вчера со стола баронского пира.

— Вот, держи! — вручил своей «прекрасной даме» рыцарь сладкое утешение. — Не реви только. Расскажешь всё, когда соберешься с духом, договорились?

Грюнфрид кивнула. Стерла слезы ладошкой, пастилу взяла, растерянно запихнула в рот целиком. Полкан смешливо всхрапнул, оценив выпятившуюся зеленую щечку. Тишка тоже заулыбался. Грушенька же засмущалась, покатала пастилку во рту. И вдруг порывисто кинулась к своему рыцарю обратно на шею. Однако на сей раз не плакать, а…

Получив сладкий поцелуй в губы, сопровожденный протолкнутым в рот кусочком конфеты, ровно половинкой, Тишка сперва оторопел от неожиданности. Невольно проглотил кусочек, едва ощутив вкус. И, не сознавая, потянулся поймать юркий язычок… Поймал. Завладел. Затанцевал своим языком в тесном сладком ротике. Груша льнула к нему, позволяя целовать по-взрослому. Сама отвечала, охотно, неумело, но торопливо и жадно…

Громкое конское фырканье прямо в ухо заставило Светозара очнуться. Он понял, что обеими руками прижимает малышку к себе — и тут же обеими руками схватил ее за плечи, резко отодвинул. Но не оттолкнул. И не отпустил.

Тишка заставил себя перестать жмуриться. Заставил поглядеть в глаза подопечной. Та, кажется, точно так же была смущена: отворачивала сиреневое от румянца личико в сторону. Но сквозь ресницы с опаской и искрой лукавства косилась на него. Поймав взгляды друг друга, оба совершенно по глупому заулыбались…