Взаимодействие человека с внешним миром – это процесс, в котором присутствует способность воспринимать и понимать данность, а с другой – творить собственную реальность, отражая в ней свой внутренний мир. Первое относится к сфере гносеологии; второе – рассматривается; скорее, как сфера творческой практики и ассоциируется со способностями человека и уровнем его развития. Но фактически это два аспекта представляющие собой стороны одной медали, хотя первичным следует считать процесс познания[75].

Н. Луман, рассуждая об аутопойесисе сознания, полагал, что тот реализуется в виде неких «ожиданий», смысл которых он понимал как «форму ориентации, с помощью которой система прощупывает контингентность своего окружающего мира в отношении себя самой и включает ее в качестве собственной неопределенности в процессе аутопойетической репродукции»[76]. В таких ожиданиях Луман видел обоснование эпизодов движения сознания по мере завершения последних. Иными словами, динамика развития механизмов мышления реализуется в процессе поиска форм пространственности внешнего мира, «резонансных» структурам самого сознания. Так что речь идет о системе с обратной связью, в которой контроль процесса обеспечивается совпадением управляющего сигнала – «ожидания» с формой, получаемой на некотором «промежуточном финише» аутопойесиса – самоорганизации и самопроизводства сознания.

М. К. Мамардашвили разбивал процесс развития сознания на два этапа, используя для их описания близкое лумановскому «ожиданию» выражение «мысленная неизбежность», которая разрешается изобретением и развитием формы, и «возможная мыслимость», представляющая реализацию изобретенной формы[77]. Тем самым, не случайно, анализируя механизм формирования структур сознания, М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорский, констатировали, что «структура сознания представляется нам каким-то чисто „пространственным“ образом существования сознания»[78].

Понимая изобретение формы и ее реализацию как эксперимент «бытийно-личностный», Мамардашвили развивает результаты своего «мысленного эксперимента», вводя личностный аспект, т. е. внутреннее пространство человека в терминологии настоящего исследования. Тем самым оказываются связанными между собой все три компонента, рассматриваемой нами модели. Эта связь определяет синхронное развитие этих компонентов, а потому целесообразно сопоставить приведенные рассуждения, касающиеся сознания, с мыслями, высказывавшимися об эстетической деятельности, фиксирующей, в первую очередь, содержания внутреннего мира человека. П. Флоренский писал о «композиции», которая представляет собой схему пространственного единства произведения. Этой «композициею характеризуется внутренний мир самого художника, строение его внутренней жизни»[79]. В этом Флоренский практически точно интерпретирует слова выдающегося советского психолога А. Н. Леонтьева, который в качестве эстетической понимал деятельность, единственную отвечающую «задаче открытия, выражения и коммуникации личностного смысла действительности, реальности»[80], т. е. транслирования информации о внутреннем пространстве человека-творца, посредством упаковки ее в форму художественного произведения. В результате подобного информационно-коммуникационного процесса структура внутреннего мира автора, пространственная «композиция» его души, спроецированная в структуру произведения, на этапе эстетического потребления резонансно «дешифруется» структурой внутреннего мира перципиента.

Вне зависимости от степени обобщенности, с которой цитированные выше авторы подходят к понятиям «композиция» или «форма», ясно, что их трактовка подтверждает нашу гипотезу: сознание, действующее как фильтр, генерирует базовые пространственные структуры, обеспечивающие усложняющиеся упорядочивания информации, которые для внутреннего пространства обретают вид обобщенных устойчивых психических структур, а для внешнего – конструктов внешних форм. «…Нужно заглянуть в форму, и тогда организуется хаос», – говорил М. К. Мамардашвили[81].

В этом контексте числа 0, 1, 2, 3 приобретают смысл инвариантов самоорганизации и эволюции системы или, как называет их Э. М. Сороко, «узлов вероятности» или «обобщенных золотых сечений (ОЗС)»[82], которые определяют фазы развития человека как динамической системы. Тем самым получают уточнение идеи Н. Лумана об ожиданиях как стадиях аутопойесиса. Являясь инвариантами самоорганизации и эволюции человека, эти числа определяют не только динамику пространственных форм продуктов творческой деятельности человека, но и – через симметричное структурирование внутреннего пространства – этапы его личностного развития. Причем личностное развитие представляется приоритетным, поскольку «наши внешние абстракции, те, которые совершаются в поле внешнего наблюдения, должны учитывать факт… неразделимости внутреннего экранирования, или индивидуации, сознательными формами самих себя и внешнего пространства их наблюдения»[83]. При этом Э. М. Сороко сумел математически связать инварианты самоорганизации с рядом особых точек на возрастной шкале человека: «Они служат водоразделами возрастных фаз развития организма: в них завершается становление определенного состояния человека как целостности, качественный этап формирования личности, и начинается другой»[84]. При этом отмеченные этапы хорошо совпадают с данными личностной психологии, которая каждый раз фиксирует их как этапы, связанные с появлением определенной способности к логическому мышлению[85].

Чтобы зафиксировать эти инвариантные отношения, порождаемые структурами сознания, нами было предложено ввести понятие «парадигма пространственной многомерности» (далее – ППМ)[86]. Если научная парадигма определяется эволюционными процессами, манифестацией которых является динамика пространственных представлений, то ППМ представляет собой фундаментальный параметр, «некоторое упорядочение во времени, само являющееся способом извлечения порядка – порядок порядков»[87]. Смысл введения нового термина заключается в том, чтобы точнее показать связь между формообразованием физического и социального пространств.

ППМ абстрагирует качество пространственности, а потому описывает уровень целостности сознания и обеспечиваемого им мировосприятия, а потому задает научную парадигму в куновском смысле (как совокупность представлений, положений, законов и правил и проч.). ППМ – это своеобразный алгоритм мышления (ср. кантовское: пространство – априорная форма рассудка), некая кристаллическая решетка, которая отражает развитие психики человека, а, соответственно, форму и внутреннее содержание продуктов его творческой деятельности. «Любые законченные организованные образования в психике – теории, каноны, уравнения, философские системы, физические модели, композиции художественных, музыкальных произведений и т. д. – подчиняются основным законам композиции – устойчивой формы организованного существования отраженного и порожденного материала в психике человека. Более того, самим своим существованием все эти объективные (подтвержденные практикой) формы проявления структуры психики – теории, произведения, формулы, системы управления и т. д. – раскрывают и подтверждают законы организации материала в психическом пространстве. Изучая объективные формы проявления организованного материала психики, мы изучаем законы организации психологического пространства человека»[88]. Число размерностей ППМ определяет качество мировоззренческой картины человека, качество создаваемых им продуктов в различных сферах жизни и качество самого человека, фиксируя уровень его личностного развития. Парадигма пространственной многомерности – это мера, которая объединяет количественный и качественный аспекты бытия.