Главной причиной этих отличий было то, что большинство населения малых городов, посёлков и местечек Западной России занималось в основном торговлей и собственным кустарным производством, а потому подпадала под определения запретительных статей Конституции и избирательных инструкций. Принадлежностью значительного числа горожан к «нетрудовым элементам» объясняется и медленное снижение количества городских лишенцев в начале 1930-х гг.
На селе обстановка с лишением избирательных прав была несколько иной в силу того, что здесь долгое время сохранялись традиции патриархального, общинного быта. Даже в период коллективизации, несмотря на мощное давление власти, выражавшееся в пропаганде, угрозах и прямых репрессиях, деревенское «общество» и даже низовые органы власти нередко защищали своих односельчан от лишения избирательных прав. Кроме того, крестьянство Запада России было в основной своей массе малосостоятельным. Количество зажиточных «сельских хозяев», получавших большие доходы от регулярной торговли или от собственных предприятий, на которых эксплуатировался наёмный труд, было невелико. Правда, в конце 1920-х гг. при составлении списков лишенцев местные власти часто вносили в них середняков и даже бедняков, приписывая им использование наёмной рабочей силы при уборке урожая, неуплату налогов и нелояльность. Тем не менее, процент сельских лишенцев продолжал оставаться достаточно низким. К середине 1930-х гг. он упал до показателей середины 1920-х гг. Причиной этого стала масштабные высылки раскулаченных из пределов области, а также массовое восстановление в избирательных правах самостоятельных детей лишенцев.
Граждане, лишённые прав голоса, не только теряли возможность участия в общественно-политической жизни. Потеря избирательных прав означала для человека ряд серьёзных ограничений в социальной, экономической, бытовой сфере. Система этих ограничений начала формироваться, вскоре после появления института лишения избирательных прав. Но окончательного своего развития она достигла к концу 1920-х гг., во время «великого перелома». В это время многие лишенцы фактически оказались на грани выживания. Наиболее тяжёлыми для них были ограничения экономического характера — недопущение на высокооплачиваемую квалифицированную работу, изгнание из кооперативов, лишение продуктовых карточек, лишение пенсий, а также иных пособий и льгот, увеличение налогового бремени. В социальном отношении лица, лишаемые избирательных прав, превращались в изгоев, людей «второго сорта».
Местные власти, поступали с лишенцами в соответствии с требованиями действовавших законов и распоряжений Центра. Однако некоторые руководители низшего звена, при поддержке партийных и комсомольских активистов организовывали настоящие гонения на лиц, потерявших права голоса. Выражалось это в необоснованном увольнении с работы, насильственном отъёме жилья и имущества, недопущении детей лишенцев в школу. Особенно много подобных инцидентов происходило в конце 1929 — начале 1930 гг. В ходе борьбы с «перегибами», допущенными при проведении коллективизации ряд случаев дискриминации лишенцев подвергся осуждению со стороны областных властей, а их виновники привлекались к ответственности. Но подобные акции в большинстве своём носили демонстративный характер и серьёзных последствий для лишенцев не имели. Положение большинства из них продолжало оставаться тяжёлым.
Лишая прав голоса представителей неугодных ей социальных слоёв, власть давала им, в тоже время, возможность восстановиться. Формирование системы восстановления в избирательных правах завершилось к концу 1920-х гг. Основными условиями возвращения прав голоса для «нетрудовых элементов» была лояльность к советской власти и пятилетний стаж работы на «общественно-полезном» производстве. Для многих лишенцев это означало отказ от прежнего заработка, полную смену своего образа жизни и основных занятий. Некоторые категории лишенцев (бывшие офицеры полиции, священнослужители) могли получить избирательные права, только по постановлению высшего законодательного органа государства.
Многие лишенцы подавали ходатайства и заявления о восстановлении в правах голоса. Общим мотивом всех этих жалоб было желание доказать свою лояльность к существующему политическому режиму. Очень часто лишенцы в жалобах писали своём желании активно участвовать в общественно-политической жизни страны и строительстве социализма. Часто ради восстановления в избирательных правах, люди их лишённые готовы были пойти на всё. Нередко молодые лишенцы, добиваясь возвращения прав голоса, отрекались от своих родителей и семей.
Поток ходатайств и заявлений лишенцев в органы власти становился всё большим от одной избирательной кампании к другой. Своего пика он достиг в первой половине 1930 г. Как правило, к рассмотрению принималось около 50 % поступивших жалоб. Из них положительное разрешение получало не более половины. При этом, как показывает анализ дел по восстановлению лишенцев в избирательных правах, обычно низовые органы власти и избирательные комиссии (сельские, волостные) проявляли больший либерализм, чем власти среднего и высшего звена (от уездных и районных до союзных).
С конца 1920-х гг. власть периодически предоставляла возможности сравнительно простого и быстрого восстановления в избирательных правах представителям некоторых категорий лишенцев. Кроме того, во время кампаний по борьбе с «перегибами», проводились массовые восстановления в избирательных правах лиц, которые «были лишены таковых незаконно». Немало лишенцев вернули себе права голоса благодаря постановлениям первой половины 1930-х гг. о восстановлении в избирательных правах бывших кулаков — спецпоселенцев.
Особое внимание при возвращении прав голоса уделялось самостоятельным детям лишенцев. Давая избирательные права тем сыновьям и дочерям кулаков, священнослужителей, частных торговцев, предпринимателей, которые порвали отношения с родителями и занимались «общественно-полезным» трудом, власть часто громогласно заявляла об этом. При этом преследовалась вполне ясная цель — уничтожение патриархальных семейных устоев во имя воспитания нового человека, гражданина коммунистического общества.
Отношения лишенцев и остального общества, были сложными и неоднозначными. До середины 192 0-х гг. лишенцы оставались органической частью социума. Многие из них не воспринимали потерю избирательных прав как событие, меняющее их жизнь в худшую сторону. Обычным явлением в этот период были коллективные обращения трудовых коллективов и сельских сходов в органы власти и избирательные комиссии по поводу восстановления в правах голоса того или иного гражданина. Однако постепенно вокруг лишенцев формировалась атмосфера ненависти и отчуждения. Власть активно занималась отработкой на лишенцах образа «врагов», «классово чуждых». Впоследствии эти стереотипы, внедрённые в массовое сознание, использовались для оправдания массовых политических репрессий.
В среде самих лишенцев нарастали настроения страха, отчаяния и желания мести, о чём свидетельствовали террористические акты совершавшиеся некоторыми из них против коммунистов, комсомольцев, советских работников.
Тем не менее, у лишенцев даже в середине 1930-х гг. находились покровители и защитники, которые помогали им устраиваться на работу, получить продуктовые карточки, поступить в вуз и т. д. Это свидетельствовало о сохранении в обществе старых родственных, дружественных связей и традиций общинной взаимопомощи, которые не были полностью утрачены в ходе крупных социальных преобразований и репрессий.
Несомненно, лишение избирательных прав следует рассматривать как крупную дискриминационную акцию. Она способствовала разрушению привычного жизненного и хозяйственного уклада, семейных связей и нравственных устоев внутри больших социальных групп (частные торговцы и предприниматели, духовенство, состоятельное крестьянство). Это вело, в свою очередь, к фактическому исчезновению или к существенному сокращению данных сословий. Опыт кампаний по лишению избирательных прав был использован при организации и проведении крупных кампаний политических репрессий в 1930-х гг.
