Иногда лишенцы пытались не допустить того, чтобы факт лишения их прав голоса был обнародован. Так, в Шумячском районе неизвестными три раза «уничтожались списки лишённых избирательных прав, вывешенные на видных местах»[531].

Лишение избирательных прав, как и раньше, служило орудием для усмирения противников, проводимой политики и удобным способом расправы над теми, кто критиковал действия власти. Так, например, весной 1930 г. в Успенском сельсовете Гжатского уезда Вяземского округа был «лишен права голоса гражданин Павлов Василий „за контрагитацию“». В Синяковском сельсовете того же района был «лишён избирательных прав Антонов Герасим „за нелояльность к советской власти“». В Ленинском районе Великолукского округа «лишили избирательных прав и обложили в индивидуальном порядке селькора Егорова». По данному факту, после жалобы Егорова органами прокуратуры было проведено следствие, которое установило, что «селькор… активно боролся против классово неправильных действий местных властей, облагающих в индивидуальном порядке хлебом середняков и недооблагавшихся кулаков»[532].

В ходе коллективизации и раскулачивания отношение к лишенцам со стороны остального общества становилось всё более враждебным и непримиримым. В докладной записке начальника управления ОГПУ по Ершичскому району от 15 февраля, посвященной «подготовительной работе… по изъятию кулацких семей» сообщалось, что «в большинстве сельсоветов беднота заявляет: „Давно бы это нужно сделать, и не столько-выселить всех лишенцев“»[533].

Сами лишенцы во время «великого перелома» и после него жили в постоянном страхе за свою судьбу, жизнь и благополучие своих семей, в связи, с чем часто в их среде возникали слухи о новых гонениях на них со стороны власти. В докладной записке начальника управления ОГПУ по городу Рославлю от 26 марта 1931 г., посвященной общественным настроениям в связи с выселением кулачества, рассказывалось о панических настроениях среди лишенцев по поводу этой акции. 24 марта 1931 г. служащая Рославльской городской больницы, жена лишенца Берлин «в 11 часов утра прибежала с работы как сумасшедшая и стала рассказывать своему мужу, что уже лишенцев из города выселяют… их везут… в Невские казармы». Выслушав её, «муж переполошился и побежал по городу узнавать, правда ли это, и после говорил, что НЭПачей выселять не должны, так как они торговали с разрешения правительства и в восстановлении народного хозяйства сыграли огромную роль, и если бы был бы жив Ленин, то такого гонения на нас не было бы»[534].

Значительную роль в определении дальнейшей судьбы некоторых лишенцев играл такой общественно-политический институт, как пресса. Летом 1927 г. «Правда» опубликовала корреспонденцию о том, что житель Сыр — Липецкой волости Смоленской губернии И. Томашевский является руководителем общины евангельских христиан-баптистов и открыто, под видом религиозной проповеди ведёт антисоветскую агитацию. После этого местные власти немедленно лишили Томашевского избирательных прав и на все его ходатайства о восстановлении отвечали отказом[535].

В начале 1929 г. общесоюзная еврейская газета «Дер Эмес» опубликовала заметку «50 % лишенцев». В ней утверждалось, что местечке Шумячи Рославльского уезда Смоленской губернии большая часть еврейского населения лишена избирательных прав. Этот факт расценивался, как грубое извращение местными властями основных принципов советской национальной политики. По распоряжению губернского руководства Рославльский уездный исполком отправил в Шумячи, для проверки фактов, изложенных в публикации, инструктора З. Г. Поза. При проведении проверки им было установлено следующее: «Всего нацменовского населения в возрасте старше 18 лет имеется 679, из них избирателей 380 и лишенцев 299». Большую часть лишенцев составляли торговцы — 99 человек и члены семей лиц, лишённых прав голоса — 183 человека. По мнению Поза «лишение избирательных прав нацменов» было «произведено в полном соответствии с инструкцией ВЦИКа, за исключением Ланиных, кои лишены за скрытую торговлю». Далее инструктор уисполкома писал: «В отношении лишения 3 кустарей и Ланина, можно констатировать следующее: а) кустари Добкины, Хенкин (шапочники), кроме того, что они эксплуатируют кустарей путём сдачи подрядов на дому, занимаются ещё закупкой больших партий мануфактуры и продажей больших партий изделий, а Хенкин кроме этого снабжает население кредитами по высоким процентам; б) в отношении Ланиных кустари требовали их лишить». В конце своего отчёта Поз резюмировал: «я считаю, что лишение избирательных прав нацменов произведено правильно и что заметка редактирована под диктовкой 3-х эксплуататоров-кустарей. В отношении же Ланиных вопрос нужно пересмотреть в соответствии с 23 статьей инструкции»[536].

В апреле 1929 г. редакция «Дер Эмес» опять прислала заметку «50 % лишенцев» в Смоленск для проверки. Но Рославльский уездный исполком ответил, что проверка проведена, и факты не подтвердились.

Особое внимание в прессе уделялось лишенцам в печати во время «великого перелома». В комсомольской газете Западной области «Большевистский молодняк» за первые четыре месяца 1930 г. было опубликовано более 30 статей и заметок, в которых упоминались лица, лишённые избирательных прав. Основными темами большинства публикаций было разоблачение попыток лишенцев «пролезть» в советский аппарат, на государственные и кооперативные предприятия, в колхозы, в учебные заведения, а также критика местных руководящих работников, по вине которых подобные попытки имели место.

Тем не менее, иногда печатные органы помогали отдельным лишенцам вернуть права голоса, обвиняя местные власти в перегибах. 23 сентября 1929 г. Савинский сельсовет Кармановского района лишил избирательных прав жителя деревни Петушки середняка В. Соколова. Основанием для этого послужило то, что Соколов попросил своего односельчанина помочь ему скосить клевер, а за работу расплатился продуктами — табаком, сахаром и яблоками. В постановлении сельсовета было сказано: «лишить Соколова избирательных прав за осьмушку табаку и за продажу своих яблок». По этому поводу в журнале «Западная область» был опубликован стихотворный фельетон М. Исаковского «О курении». Начинался он следующими строками:

В фельетоне высмеивалась позиция, занятая сельсоветом по отношению к среднему крестьянину а заканчивался он призывом:

Вскоре после публикации этой сатиры Соколов был восстановлен в избирательных правах, а сельсовет распущен и переизбран заново.

Одним из последствий лишения избирательных прав, по точному наблюдению А. И. Добкина, «был „удар по семье“, который пришелся в первую очередь по тем слоям общества (дворянство, духовенство, зажиточные крестьяне), в которых до революции семейные отношения оставались ещё сравнительно прочными, почему и могли ещё служить ценностным ориентиром для остальных»[538].

Заявления молодых лишенцев о восстановлении в избирательных правах явственно показывают «…рост тенденций потери духовных и нравственных ориентиров прежних лет, нарушения нравственных семейных устоев»[539]. Дети лишенцев очень часто, достигая совершеннолетия и, начиная самостоятельную жизнь, стремились доказать, что они не имеют никаких связей со своими родителями и близким родственниками, фактически отрекались от них. Вот фрагмент из ходатайства жителя Рудни Михеля Апарцева, сына торговца, в местную избирательную комиссию: «Все знают, что я с отцом не лажу, и я с ним никакого дела не имею. Кушаю я отдельно и вообще я с ними не схожусь во мнениях»[540].