Мы ушли под покровом ночи, не успев как следует собраться. Иван торопил нас. Ну, с богом, сказал он. Мы русские, с нами Бог. Посидим перед дорожкой. Ну все, ну все, пора. Ну, все. Ну, давайте. Я был без куртки, в плаще Ивана, в резиновых сапогах Ильи-младшего. Уходил вместе с Ниной и Рамзаном, нес в мешке, помимо провизии, запасы свои и Вовины. Вовиных запасов стало уже, кажется, больше, чем моих, но я не терял надежды их похоронить. Или, может быть, вернее было сказать, что самого Вовы стало уже больше, чем моих запасов. Стояли самые белые ночи, но конкретно о той ночи у меня почему-то воспоминание как о кромешной. Отойдя, значит, в кромешной тьме на двадцать шагов, оглянулись. Иван стоял в ярко освещенном проеме двери и крестил, крестил дорогу за нами. В такой темноте нас ему, конечно, не было видно (повторю, что это странно; ночи были белыми). Отойдя еще на полкилометра, мы услышали со стороны избушки выстрелы, и, чуть позже, зарево. Похоже, Эдик поджег избу, сказал я Нине, и так оно и оказалось. Впоследствии выяснилось, что хачи пытали Ивана, выкололи ему единственный глаз, но он, невзирая на пытки, послал их по ложному пути — якобы мы идем в Алатту и собираемся там выйти на трассу, это нас и спасло. Потом Эдик лично облил избу Ивана керосином, запер и поджег. Они же не дураки, увидели, что я забрал все продукты. Иван, не имея возможности бежать, умер в огне и в дыму. Вечная ему память, потомку Рюрика. Мы с Ниной прибавили ходу и к утру были уже на полпути к озеру Рюттюярви. От Рюттюярви нужно будет идти на север, стараясь не выходить за пределы постепенно расширяющегося к северо-северо-востоку клина, образованного двумя малопроезжими дорогами: одна к озеру Калатонлампи, другая к поселку Рускеала. В этом клине располагается множество озер и озерец, для порядка и каталогизации расположенных мной по алфавиту: Аккалампи, Алуслампи, Валкеалампи, Витаилампи, Йокилампи, Калатон, Калатонлампи (2 штуки), Карьяланлампи, Катя, Кесколампи, Колмиколка, Колмисоппи, Кувая, Мусталампи, Ниметенлампи, Пахалампи, Пернолампи, Пертьярви, Питкявехка, Питкялампи, Питкяярви, Полулампи, Путкулампи, Риуталампи, Рихилампи, Рутаналампи, Рюкали, Рюттюярви, Самаколампи, Сукслампи, Суолампи, Сурхаукалампи, Сяркилампи, Умпилампи, Утрилампи, Хаукалампи, Хиеталампи, Хияярви, Ятяскелампи. В результате мы должны будем упереться в огромное озеро Вахваярви и, обойдя его справа, выйти к Руоколампи, откуда вдоль железной дороги можно выйти к Алалампи. Поселок, как и все тут вокруг, занесен в Перечень труднодоступных и отдаленных местностей в Республике Карелия. Несмотря на это, через Алалампи через день проходит и останавливается поезд Санкт-Петербург — Костомукша. Маленькая станция, которой повезло. Официально в поселке проживает (т. е. зарегистрированы) шесть человек, в том числе Илья-старший. На самом же деле близ поселка, в тайном месте между озерами Алалампи, Руоколампи, Вахваярви, Хияярви, Ритарилампи давно расположена колония и тайное поселение букмекеров при ней.
Рассвет, как было сказано, застал нас на дороге, ведущей к Калатонлампи. Я вышел первым, огляделся: дорога, как и следовало ожидать, была пустынна, внутри воображаемого круга диаметров в несколько километров и с центром в нас изо всех зданий был только заброшенный склад взрывчатых материалов, и мы, желая сэкономить время, пошли по дороге на север. Шли ходко. Вот мелькнул слева длинный край водной поверхности. Сверившись с картой, я определил наше точное местоположение: здесь озеро Рюттюярви выходило к дороге. Мы отошли от дороги вдоль северного берега, чтобы перекусить, отдохнуть, в конце концов, выспаться после ночного перехода. Не успели мы углубиться в лес, как услышали тарахтенье мотора, нескольких моторов. Проехали полицейские мотоциклы с колясками. Один остановился напротив озера, остальные поехали дальше. Бежать куда-то и собирать вещи было поздно, мы затаились в кустах, я на всякий случай прихлопнул мальчику рот. Мотоцикл постоял, полицейские о чем-то поговорили, вышли к озеру отлить, один сказал, пойдем в лес, второй сказал, ты че, дурак, в какой лес. Походили по опушке, первый все уговаривал второго пойти в лес, второй ссылался на то, что пусть первый у себя в Петрозаводске ходит в лес, у нас тут лешие водят, никто из местных не пойдет, понял? Я из Питера, говорил первый. Тем более. Ты понимаешь ли, что такое лес вообще. И т. д. В общем, я хорошо их слышал, и понял так, что в лес они не пойдут. Еще я понял, что дорогу, видимо, перекрыли, и нам туда соваться не следует. Может, я и ошибался, но на дорогу идти не следует. Не следует.
Мы поели готового, не разжигая огня. Мальчик съел свою конфекту. Компаса у нас не было и мы пошли сначала вдоль берега, а потом в северном направлении, взяв от озера направо, так, чтобы солнце тоже было справа. Прошли не так уж много, потому что из-за полицейских толком не отдохнули. Решив, что мы в относительной безопасности, я скомандовал привал. Никогда не было у меня такой благодарной армии. Нина ловила каждое мое слово, а пацан был странно пассивен, почти даже не разговаривал, а только просил иногда поесть; я не думаю, что он сразу признал мой авторитет, я не настолько самонадеян: пассивность эту я объясняю одурманивающим действием конфект. Я наслаждался властью, но решил не быть слишком уж жестоким тираном, поэтому весь этот день был относительно легким. Мы провалялись до ночи, в ночи никуда не пошли, а потушили костер и пили теплый еще чай. Для парня у меня был спальный мешок, который я завязывал так, чтобы он не убегал, привязав к тому же его ногу к своей ноге цепочкой, а с Ниной мы спали на ее плаще, прикрывшись моим (то есть Ивановым, земля пухом) бушлатом, обнявшись и обогревая друг друга, в том числе при помощи пенетрации. В первую же ночь, думая, что мальчик спит, мы занялись любовью, предварительно на всякий случай укрывшись плащом, так что деталей видно не было, угадывались только общие очертания и смутное шевеление. В разгар действия я посмотрел на мальчика и увидел, что он лежит на боку с открытыми глазами и равнодушно смотрит на нас. Нина едва ответствовала моему, так сказать, восторгу, такова была ее особенность, только охала, когда делила наконец мой пламень поневоле; я предпочел решить, что мальчик видит через тьму только неясный вектор нашего движения, и, думал я, так же он, вполне возможно, смотрел на Ильму и Эдика, когда они трахались в их квартире в Питкяранте, а он, например, ходил попить водички, как в тот день, что я ночевал у них. От этой мысли я завелся сильнее и скоро кончил; post coitum omni animal triste: я подумал, что, не попадись он тогда у меня под ногами, все могло быть совсем иначе. Мне стало грустно, но я решил, что пора мне в очередной раз перестать думать об Ильме и т. д. Несмотря на все происходящее, на секс и все остальное, я, конечно, думал о своем вопросе, а именно
СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?
во всяком случае, загнал его в подсознание, и вопрос крутился у меня в голове, по крайней мере, я так думаю; конечно же, при всяком удобном случае я думал о нем и сознательно. Нет, нет: женщины, трудности похода, мальчик, лес, озера, полицейские, Эдик, Евграф Николаевич, конечно, не могли сбить меня с мысли. СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?
Проснувшись утром, я увидел, что вокруг, нисколько нас не опасаясь, прыгают зайчики и белочки, летают непуганые птички. Я, сколько знал, сказал Рамзану, кто как называется, и он, похоже, впервые проявил какой-то интерес хоть к чему-то. Поэтому я впоследствии часто говорил мальчику: смотри, Рамзан, вот зайчик. А вот белочка. А вот, смотри, лисичка. Волков и медведей не было. По ночам слышался страшный ежиный топот; человек, который никогда не ночевал в лесу (каким был до недавнего времени я) не мог бы никогда подумать, что ежи так топают. Казалось бы, маленькие создания, но, видимо, при движении они очень сильно размахивают лапами/ Должно быть, так. Также по ночам мы видели звезды; с одной стороны, их видно лучше, чем в городе, но, с другой стороны, условия и правда довольно-таки белой ночи и вертикально стоящие деревья все-таки закрывают обзор и не дают в полной мере насладиться созерцанием созвездий. Я показывал что-то Рамзану, но звезды его очевидно интересовали не так, как животные.
